Сталинград - Даниил Сергеевич Калинин

Однако грянувшие затем февральские события и последующее отречение царя расставили все по своим местам. Как офицер поручик Белов был свободен от присяги императору, а как гражданин новой, «свободной» России мечтал о переменах и с радостью принял падение царизма. Ему было невдомек, что пришедшие к власти думские, либеральные заговорщики спонсировались на деньги все тех же британцев и французов. Ведь последние не желали выполнять договоренностей, заключенных с Николаем II по Черноморским проливам, не желали видеть Россию в числе одной из основных победительниц в войне! И потому им было очень удобно, чтобы монархия в стране пала, но при этом русские продолжили бы войну, оттягивая на себя хотя бы часть немецких сил…

Так вот, эти предатели постарались как можно быстрее забрать у генералов-заговорщиков их главный ресурс – солдат. Ведь генералы-то во главе с начштаба Алексеевым мечтали «всего лишь» заменить Николая II на его дядю, Николая Николаевича, и потому лишили государя поддержки армии в роковой час. На падение монархии они не рассчитывали и запросто могли задавить петроградский мятеж войсками без всяких сантиментов и присущей отрекшемуся государю мягкости. Вот приказом «номер один» Временное правительство и переподчинило армию лояльным «солдатским комитетам», передав под их контроль все оружие. Ну, и понеслось…

Быстро разлагающаяся солдатня в кратчайшие сроки перестала подчиняться командам, отказывалась воевать, а вскоре начались избиения бывших командиров и, наконец, их убийства. Правда, вначале под раздачу попадали в основном старшие офицеры, которые дистанцировались от солдатской массы и нередко были к ним излишне строги и несправедливы. Но как только толпа почуяла кровь, самосуд над любым из офицеров стал возможен по любому, даже надуманному поводу…

А тут еще с тыла пошли вести о том, что разгулявшиеся в городах уголовники и дезертиры открыто грабят людей, и не только купцов и дворян, но и все тех же мещан, забирая последние драгоценности, деньги и еду. Что поделать… Так плохо и несправедливо работавшая государственная машина Российской империи все же обеспечивала какой-никакой порядок, а вот Временному правительству возрождать полицию было как-то не с руки… В итоге почувствовавшие безнаказанность мародеры, ядром шаек которых были матерые уголовники, грабили всех без разбора. Пытавшихся при этом сопротивляться мужчин (в основном не имеющих оружия) могли избить до полусмерти, могли просто убить. А молодые женщины, девушки и даже девочки нередко становились жертвами гнусного, скотского насилия…

Поручик Белов, у которого в маленьком Торжке остались престарелые родители и две младшенькие девушки-сестры, в один прекрасный день спорол с плеч погоны, выменял добротную форму из хорошего сукна на грязные крестьянские тряпки да и двинулся домой, спрятав в карман офицерский наган с запасом патронов. Мысли про офицерское достоинство и попрание чести он старательно гнал из головы…

Револьвер дважды спас Белову жизнь за время его путешествия, а дома ему повезло: он застал родных живыми и невредимыми. Все же маленький патриархальный Торжок – это вам не Питер, не Москва и даже не соседская купеческая Тверь, где грабежи вовсю процветали.

Приход к власти большевиков ознаменовался наведением порядка на местах. Начала функционировать милиция, местные органы власти, стал стихать бандитский беспредел. Дезертиров принялись сгонять обратно в армию, укрепляя дисциплину расстрельными методами.

Московское выступление юнкеров вызвало у Николая Ивановича лишь злую усмешку: за кого дрались, за кого гибли эти юнцы? Неужто за Керенского и Временное правительство?! Тех самых, кто собственными руками развалил армию и дал старт всеобщему хаосу?! Ну уж дудки. Сам Белов желал начать службу в милиции, так как за время возвращения домой он насмотрелся и наслушался всякого. И заодно загорелся дикой ненавистью к налетчикам, к тем, кто грабил, насиловал и убивал беззащитные семьи воинов, продолжавших честно исполнять солдатский долг на фронте.

Но в наспех открытом отделе милиции, узнав биографию поручика, перенаправили сего перспективного кандидата в армию. Немного подумав, Николай Иванович решил восстановиться на службе… Лучше бы он этого не делал.

Грянувшая Гражданская война ошеломила его своей неприглядной жестокостью, равнодушием к простым людям, зверствами с обеих сторон. Но особенно со стороны РККА, в которой служила куча легионеров типа китайцев, латышей и даже венгров. Пришлым было плевать на беды простых людей, у них не было затаенной жалости к «своим», оказавшимся по ту сторону фронта. Идеальные безжалостные каратели…

В отдельных городах ВЧК работала как конвейер: расправляясь с «неблагонадежным элементом», чекисты расстреливали людей сотнями, а эксгумированные позже трупы имели следы безжалостных пыток. Жертвам вырезали половые органы, сдирали кожу, скальпировали…

Самого Белова ошеломили расправы над священниками. Одного из них, уже мертвого, он увидел прибитым гвоздями к вратам церкви, а другого зарубили в его присутствии перед беснующейся толпой. Батюшка не отрекся от Бога, не сказал вслух, что Господа нет… Военспец с расширенными от ужаса глазами смотрел на казнь и уже невольно потянулся к кобуре с револьвером, а потом поймал смеющийся взгляд своего комиссара латыша Янсонса. Тот следил за Николаем с едкой улыбкой и одновременно с вызовом, сжимая в руках вороненый германский маузер. И колеблющийся Белов вдруг подумал о семье и о том, что попа он уже не спасет, зато сам погибнет однозначно. Да еще и семье достанется «за измену». После чего круто развернулся на каблуках и покинул площадь перед храмом, ставшую в одночасье лобным местом…

Воевать Николаю Ивановичу пришлось и с английскими интервентами на Севере, и с финскими националистами, устроившими резню русского населения, и с войсками Юденича, практически взявшими Петроград. Того самого Юденича, не знавшего поражения от турок, да и «колыбель революции» он практически занял. Ему банально не хватило людей, в то время как группировку красных очень быстро пополняли войсками, перебрасывая их по железной дороге…

Кстати, в РККА служило очень много царских офицеров, в процентном соотношении их было больше, чем в Белом движении. Получается, одним из них стал и Николай Иванович, в недавнем прошлом романтичный юнкер, мечтавший умереть за государя… И хотя был момент, когда Белов уже практически решился перебежать, в конечном итоге он возблагодарил судьбу за то, что не решился, что остался на родине, что не разделил участь обнищавших, голодных оборванцев, коими стали офицеры Северо-Западной армии Юденича, треть которых посадили в эстонские концлагеря, а прочих просто выгнали из страны…

Еще дважды раненный, Николай Иванович сумел демобилизоваться из РККА и подался в сельскую глубинку, искать успокоения истерзанной душе. Он никогда особенно не верил в Бога, хотя до революции и посещал исправно службы – так