Девочка-ворона - Эрик Сунд

Руки отца и осуждающие взгляды матери. Мартин на колесе обозрения, мостки на Фюрисон и стыд за то, что она его потеряла. Академическая больница в Упсале, лекарства и терапия.

Воспоминание из Сигтуны и окружившие ее девочки в масках. Унижение.

Насилующие ее парни в Роскилле, бегство в Копенгаген и неудавшаяся попытка самоубийства.

Сьерра-Леоне и дети, ненавидящие, сами не зная что.

Яма в темноте, мягкая земля у ног и луна сквозь материю.

Сарай для инструментов в Сигтуне, утоптанный земляной пол и лампочка сквозь повязку на глазах.

Та же картинка.

София копалась в душе Виктории и иногда видела то, что сама Виктория всю жизнь пыталась забыть. Теперь Виктория разгуливает у нее дома, в ее частной сфере. Она присутствует всюду и нигде.

А магнитофон, с которым ты часами сидела и говорила, говорила, говорила. Ничего удивительного, что Лассе тебя бросил. Он, вероятно, просто не выдержал бесконечной болтовни о твоем паршивом детстве. Ведь это тебе хотелось пойти в Торонто в секс-клуб, тебе хотелось группового секса. Чего удивляться, что он не захотел иметь с тобой детей.

София пытается протестовать, но не может издать ни звука. Он ведь стерилизовался, думает она.

Ты же извращенка. Ты пыталась украсть его ребенка. Ведь Микаэль сын Лассе! Ты что, забыла?!

Голос звучит так громко, что она отступает назад и падает на диван. Ей кажется, что у нее сейчас лопнут барабанные перепонки.

Микаэль? Сын Лассе? Этого не может быть…

Ты просто кукушка!

Возникает картинка счастливой семьи в новогодний вечер в Сальтшёбадене. София видит, как Лассе пьет вместе с Микаэлем.

Убив Лассе, ты подцепила Микаэля. Ты что, не помнишь? Телефонные каталоги, которые ты разбросала по полу, чтобы выдать это за самоубийство. Веревка оказалась слишком короткой, разве не так?

Откуда-то издали слышно, как Самуэль возвращается из ванной, и София смутно видит, что он садится возле журнального столика. Он открывает пакет с едой и начинает есть, а она молча наблюдает за ним.

Самуэль жадно пьет колу.

– Who у a talking to, lady?[70] – Он качает головой.

София встает и выходит в прихожую.

– Eat and shut up[71], – шипит она ему, но не может определить, расслышал ли он ее слова, поскольку он не реагирует.

В висящем над столом в прихожей зеркале она видит собственное лицо. Такое впечатление, будто одну сторону парализовало. София не узнает себя – настолько старой она выглядит.

– Какого черта, – бормочет она зеркальному отражению, приближается на шаг и улыбается, подносит палец ко рту и проводит им по переднему зубу, который сломался, когда она двадцать лет назад пыталась повеситься в номере гостиницы в Копенгагене.

Мимесис[72].

Связь между ней самой и тем, что она видит, не вызывает сомнений.

Теперь она вспоминает все.

Тут снова звонит мобильный телефон.

Она смотрит на дисплей.

10:22.

– Бергман, – отвечает она.

– Виктория Бергман? Дочь Бенгта Бергмана?

Она заглядывает в гостиную. Снотворное уложило Самуэля на диван. Его глаза медленно двигаются в бессознательном состоянии.

– Да, все верно.

Мой отец Бенгт Бергман, думает София Цеттерлунд.

Я Виктория, София и все, что есть в промежутке.

Голос, задающий вопросы о ее отце, кажется ей знакомым, и она механически отвечает, но, положив трубку, совсем не помнит, что говорила.

Судорожно сжимая в руке телефон, она рассматривает Самуэля. У него так много на совести, и тем не менее он выглядит таким невинным, думает она, подходит к стеллажу и откидывает удерживающий его на месте крючок. Когда она открывает потайную дверь, в лицо ей ударяет спертый, затхлый воздух.

Гао сидит в углу, обхватив руками колени. Он щурится на врывающийся в дверь свет. Все под контролем. Она выходит, устанавливает на место стеллаж и начинает раздеваться. Наскоро приняв душ, она заматывается в большое красное полотенце и на несколько минут устраивает сквозняк, чтобы проветрить квартиру. Затем зажигает фимиам, наливает себе бокал вина и садится на диван рядом с Самуэлем. Он глубоко и размеренно дышит, она начинает осторожно гладить его по голове.

Он не виноват ни в одной из совершенных им мерзостей в бытность мальчиком-солдатом в Сьерра-Леоне, думает она. Он просто жертва, поскольку не имеет представления о том, что творил.

Его намерения были чистыми, без примеси ненависти или зависти.

Те же чувства двигали и ею.

Солнце начинает садиться, за окном смеркается, и комнату окутывает тусклый сероватый свет. Самуэль шевелится, зевает и садится. Он смотрит на нее и улыбается своей ослепительной улыбкой. Она немного ослабляет полотенце и перемещается так, чтобы оказаться напротив него. Его взгляд устремляется вверх по ее икрам и под полотенце.

Тебе предоставлен свободный выбор, думает она. Либо ты поддашься своим инстинктам, либо станешь с ними бороться.

Выбор за тобой.

Она отвечает на его улыбку.

– Что это? – спрашивает она, показывая на его ожерелье. – Откуда оно у тебя?

Он с сияющим лицом снимает украшение и держит перед собой:

– Evidence of big stuff[73].

Она изображает восхищение и, когда наклоняется вперед, чтобы рассмотреть ожерелье поближе, замечает, что он смотрит на ее грудь.

– И что же ты сделал, чтобы заслужить такую замечательную вещь?

Она отклоняется назад, еще больше подтягивая полотенце так, чтобы он видел, что на ней нет трусов. Он сглатывает и придвигается поближе.

– Killed a monkey[74].

Он улыбается и кладет руку на ее обнаженное бедро.

Поскольку его взгляд прикован к другому, он не видит, как она достает молоток, который все время держала спрятанным под подушкой.

“Можно ли быть злым, если не чувствуешь вины?” – думает она, со всей силы ударяя Самуэля молотком в правый глаз.

Или чувство вины является предпосылкой злобы?

Квартал Крунуберг

София Цеттерлунд кладет трубку задаваясь вопросом: что же произошло?

Жанетт сказала, что им надо поговорить. Ее голос звучал оживленно, она сообщила, что в деле Самуэля Баи появились новые факты.

О чем это Жанетт надо с ней поговорить? Может, она что-нибудь узнала?

София волнуется.

Чувствует себя зажатой в угол.

Неужели кто-нибудь видел ее вместе с Самуэлем?

София заходит в гостиную и видит, что стеллаж стоит на своем месте. В темной комнате теперь остался только Гао, а с ним никаких проблем.

Вернувшись в прихожую, она проверяет макияж, берет сумочку и выходит на улицу. Фолькунгагатан, четыре квартала и уже метро. Слишком короткая прогулка, чтобы успеть все взвесить.

Чтобы передумать.

К голосу Виктории она уже привыкла, а головная боль кажется по-прежнему новой, скребущейся о лоб изнутри.

Чем ближе она подходит к зданию полиции, тем неувереннее себя чувствует, но Виктория будто бы подталкивает ее вперед. Говорит ей, что она должна делать.

По одной ноге за раз. Одну перед другой. Повтори движение. Переход. Остановись. Посмотри налево, направо и снова налево.

В здании полиции София Цеттерлунд отмечается у дежурного, и после небольшой проверки ее пропускают к лифтам.

Открой дверь. Иди прямо.

После нескольких минут ожидания перед ней возникает сияющая Жанетт.

– Как хорошо, что ты смогла прийти так скоро, – говорит она, когда они вдвоем едут на лифте. Она гладит Софию по плечу. – Я много думала о тебе и обрадовалась, когда у меня появился повод тебе позвонить.

София испытывает неуверенность, не знает, как ей реагировать.

В голове два голоса борются за ее внимание. Один говорит ей, что надо обнять Жанетт и рассказать, кто она на самом деле такая. Сдайся, подсказывает голос. Покончи с этим. Считай встречу с Жанетт знаком.

Нет, нет, нет! Еще не время. Тебе нельзя на нее полагаться. Она такая же, как другие, и предаст тебя, как только ты проявишь слабость.

– Тут столько всего… – Жанетт смотрит на Софию. – На нас давят со всех сторон, а история с Самуэлем делается все более странной. Но об этом позже. Хочешь кофе?

Они берут из автомата по чашке кофе, идут дальше по длинному коридору и наконец оказываются перед нужной дверью.

– Ну вот тебе моя каморка, – говорит Жанетт.

Комната тесная, заполненная папками и кипами бумаг. На подоконнике узкого окна стоит засохший цветок, нависающий над фотографией мужчины с мальчиком. София понимает, что это Оке и Юхан.

– О чем ты хотела со мной поговорить? – Во рту у Софии пересохло, и она слышит, что ее голос звучит более хрипло и низко, чем обычно.

Жанетт склоняется над письменным столом.

– Мы получили результаты анализа ДНК и теперь точно знаем, что на чердаке висел именно Самуэль.

Жанетт поднимает с письменного стола лист бумаги.

– Ты не помнишь, не рассказывал ли Самуэль, что его сильно избили? Примерно год назад.