Желтый дом. Том 2 - Александр Зиновьев

Дон спросил у Парня, откуда все это ему известно. Тот пожал плечами. Все такие спектакли, сказал он, разыгрываются по одному и тому же сценарию. Если известны какие-то детали и общие контуры его, то восстановить прочие детали уже под силу сведущему и неглупому человеку. А с какой целью ты рассказывал? — не унимался Дон. Просто так, сказал Парень. Из любопытства. Вы тут все время умные разговоры ведете. А случай, который я вам рассказал, весьма поучителен. Не все в нашей жизни безнадежно. Даже в такой крайне запутанной и рискованной ситуации, о какой я говорил, человек имеет шанс провести свою индивидуальную линию и кое-чего добиться. Контроль общества за индивидом не абсолютен. Всегда остается нечто неподконтрольное. И в нашей истории еще будут сюрпризы, помяните мое слово.

Странный человек, подумал я, когда Парень ушел. На стукача и провокатора вроде не похож. Скорее всего — обыкновенный шизик. А все-таки жаль этого Ильина, жаль, что его попытка не удалась. Жаль не потому, что я что-то имею против Брежнева — он не худший вариант вождя, а, может быть, даже лучший. Жаль потому, что Ильин, будучи полнейшим ничтожеством, восстал против могучей силы, превосходящей его в миллионы раз, и чуть было не победил ее. Чуть-чуть не считается, сказал МНС, словно прочитав мои мысли. К тому же намеченная им жертва — такое же ничтожество, как он сам, и послушная игрушка в руках других ничтожеств. И вообще все это — чушь.

Отбор передовиков

Передовик — какое нелепое слово, не правда ли? Но это слово, как никакое другое, соответствует сути обозначаемого им явления. Оно сродни слову «передовица». Как передовица в газете есть нечто совершенно бессодержательное и вместе с тем исполненное глубокого смысла и большого значения, передовик производства есть индивид, отобранный общими усилиями коллектива и руководства на роль образцово-показательного труженика. Отбор передовика — дело в высшей степени серьезное и ответственное. Передовик должен удовлетворять многочисленным критериям. Он должен быть образцом поведения в быту (читай: по крайней мере, не быть хроническим алкоголиком), политически активным и грамотным (читай: по крайней мере, иногда трепаться на собраниях, аккуратно платить партийные или комсомольские взносы, выполнять какие-то поручения, посещать иногда пропагандистский кружок и не храпеть громко), надежным (читай: без перспективы отколоть какую-нибудь неожиданность), хорошим работником (читай: не самым явным лодырем). Он должен быть отобран в духе проводимой кампании, в соответствии с местными условиями, во вкусе местного начальства. И чтобы народ посмеивался над их выбором, но не очень явно, так как передовик, по крайней мере, ничем не хуже их. И при этом должен быть учтен воспитательный момент. Передовик, короче говоря, должен воплощать в себе итоги исполнения ранее принятых партийных решений, подтверждать своим обликом их правильность, служить маяком для всех прочих (в газетах особые рубрики есть — «Наши маяки») и освещать собою перспективы.

Начался такой отбор передовиков и в нашей бригаде. На общем собрании бригады были названы имена лучших работников, из числа которых и будут потом отобраны такие, фотографии которых появятся на доске почета, заметки о которых будут напечатаны в газетах, которым дадут почетные грамоты, медали и даже ордена. От нашего сарая были упомянуты имена Ивана Васильевича Кости и Комиссара. Хотя общепризнано, что Костя — лучший работник во всем районе, нашлись активисты, которые припомнили историю с крышей. Первой выступила против Кости одна довольно милая и интеллигентная женщина. И полила на Костю такие помои, что даже представитель райкома комсомола призвал ее не преувеличивать этот пустяковый инцидент. Но в защиту Кости не выступил никто. Большинством голосов его кандидатуру отклонили.

Я голосовал за Костю. Но в защиту его не выступал, так как вообще считаю всю эту процедуру не стоящей внимания. И все-таки я чувствовал себя довольно погано: я знал, насколько важно было это собрание для самого Кости. Потом Костя говорил, что если бы мы выступили в его защиту и если бы его оставили в списке, то он сам снял бы свою кандидатуру. Его поразило то, что его никто не защитил. Но мы же проголосовали за тебя! — сказал Иван Васильевич. Это не то, сказал Костя, лучше бы вы голосовали против, было бы честнее. Пусть это тебе послужит уроком, сказал МНС. Теперь ты знаешь цену нравственности наших положительных персонажей. Что касается меня, то я принципиально против зачисления таких, как ты, в передовики: вы слишком хороши для этого.

На втором уровне отбора передовиков (в масштабах всего нашего хозяйства) отпала кандидатура Ивана Васильевича. Слух был, будто представитель райкома партии сделал некий намек насчет Иваца Васильевича. Сам Иван Васильевич к этому отнесся спокойно. У меня еще не было случая, чтобы меня где-нибудь пропустили выше второго уровня, сказал он. Около моего имени всегда ставится условный знак, запрещающий оставлять мое имя в списке для дальнейшего продвижения. Даже когда я умру, согласно этому условному знаку, меня запретят хоронить на кладбищах на территории Москвы или около нее.

В списке для отбора передовиков на общерайонном уровне от нас остался один Комиссар. Он — фигура апробированная: в прошлом году он фигурировал даже в числе передовиков на областном уровне. Но в этом году ему выше района не подняться. Думаю, что ему помешают его шашни с Матренадурой.

Нас предали

Когда стало достоверно известно, что будут строить капитальное овощехранилище, причем — по последнему слову науки и техники и сверхсрочно, деревня пришла в сильнейшее возбуждение. У каждого накопились свои строительные проблемы — кому крышу надо перекрыть, кому фундамент надо заложить под пристройку к дому, кому сарай надо поставить. Матренадурой овладела идея отгрохать капитальный погреб. В деревне начались тайные совещания и переговоры, сопровождаемые жуткими попойками. В результате машины со строительными материалами прежде, чем попасть на место стройки, объезжали дома местных жителей и приезжали к нам полупустыми. Нас это вполне устраивало: работы вдвое меньше. Прораб и бригадир учили нас, как нужно складывать строительные материалы, чтобы создавалось впечатление, будто они не уплывают «налево», а потом — как строить «полноценное» сооружение из остатков разворованных материалов. Вокруг нас началось такое одуряющее пьянство, какое даже мне редко приходилось видеть до сих пор. Люди бродили как тени, зеленые, опухшие, дышащие зловонием. И нам кое-что перепадало. Но скоро эта лафа кончилась. Матренадура угостила кого следует, и нас (меня, МНС, Кандидата, Ивана Васильевича) передали в ее распоряжение — строить ей погреб. И мы немедленно ощутили на своей шкуре, что такое «частный сектор».

Матренадура следила за каждым нашим движением и требовала добросовестной работы — не на государство работаем, тут, мол, честность нужна. К вечеру мы вымотались до предела, а она даже и не подумала нас подкормить. И мы взбунтовались. Позвали Матренадуру и предъявили ультиматум: работаем восемь часов, получаем дополнительную кормежку. В противном случае уходим на полевые работы. Там хотя и мокро, зато филонить можно. И веселее. Матрена сначала пробовала рыпаться, грозила напустить на нас начальство. Грозила даже кое-кому донести о наших разговорчиках. Мы обозвали ее стервой, как она того и заслужила, и пообещали донести кое-кому о ее махинациях со стройматериалами. И она капитулировала, стала сразу доброй и щедрой. И мы стали работать на совесть.

Идеи

Иногда мне в голову приходят любопытные идеи. Приходят и уходят, не оставив в ней никакого следа. Надо положить тому конец, как-то фиксировать их. Вдруг пригодятся со временем. Вот уйду на пенсию, напишу книгу от нечего делать. Просто книгу. Книгу ни о чем и обо всем. Придумаю фиктивную страну. Просто Страну. Перемешаю в ней социальные системы, эпохи, города, обычаи, имена, живых и мертвых. Очень забавно можно сделать. Например, Юлий Цезарь летит на самолете в Рязань в гости к Чингисхану и по дороге заезжает на чашку чая к Аврааму Линкольну, где знакомится с какой-нибудь Мерилин Монро. В этой Стране помещики и капиталисты являются членами коммунистической партии и даже избираются в партийное бюро. Короче говоря, можно сделать вид, будто никакой истории нет, а есть лишь одно неизменное состояние.

А еще я хочу описать некое правительство, которое выполняет функции по управлению народом, а народа никакого нет. Оно издает всякие указы, постановления, инструкции. Информация же об их исполнении фиктивна, то есть чисто вербальная. В этом случае не один отдельный человек сумасшедший, а целая большая группа людей со сложной структурой, с разделением функций, с иерархией. Групповое сумасшествие — этого, кажется, еще никто не описал.