'Фантастика 2025-31'. Компиляция. Книги 1-27 - Роман Корнеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Трансконтинент, впрочем, на всю просматриваемую лидаром длину не проявлял особого рвения сблизиться. Но вот же он, новый сигнал. По кару мазанул чей-то сканирующий луч. Мазанул и пропал, хорошо работают, явно не хотят светиться, но не в этой жизни.
Даже самый примитивный мекк, с его степенью интеграции оболочки и мощью сенсорной начинки, всегда переиграет любую мясную тварь, которая попробует к нему приблизиться на пушечный выстрел. Кто и за кем тут следит – совершенно неважно.
Резервный план отхода активирован.
«Тойота» тут же послушно начала смещаться левее, уводя пилота и пассажирку прочь с трансконтинента в сторону второстепенных эстакад. Там дальше начинался оперативный простор, на котором мы ещё посмотрим, кто кого.
А вот и искомая наружка показалась. Три стремительных тени рванули наперерез, разом сокращая дистанцию до цели.
– Держитесь.
Если бы это помогало. Клиентка даже не обратила внимания на её холодный тон, она вообще как будто не услышала обращения к себе. Ладно, с этим потом. Ремни уже автоматически спеленали обоих под горло, остаётся сосредоточиться на пилотировании.
Выбор кара был ошибкой. Любые попытки оторваться заканчивались провалом. Юркие, динамичные преследователи уводили тяжёлый корпус «тойоты» всё дальше в глубь заброшки, где ожидаемо не хватало данных об уцелевших конструкциях, полагаться же только на реалтайм…
Тяжёлая, бронированная корма «тойоты» присела и сразу же подпрыгнула, роторы Кутта-Магнуса слишком реактивны, чтобы точно отработать резкий импульс касания. Кар тут же повело носом вниз и влево.
Ладно. Уйти по-хорошему, очевидным образом, не удалось. Придётся уходить по плохому. С грохотом и визгом раздираемого металла «тойота» размашисто врубилась в корпус ближайшего пакгауза.
Впрочем, пиропатроны отработали штатно, упаковав объём кабины в аккуратные упругие додекаэдры, что вывалились сейчас же через боковой люк вместе с двумя вымазанными в пиротехнической пудре телами.
Нужно быстро уходить, у них едва пара минут, пока преследователи среагируют. Но сперва требовалось усложнить им жизнь.
«Тойота» была переутяжелена за счёт дополнительного объёма водородных ячеек, хоть какой-то с них будет прок. Внутри надувались вспененным биопластиком две антропоморфных фигуры. Чирк! И канареечный корпус послушно наливается изнутри малиновым жаром. Водородные ячейки – штука хрупкая и ненадёжная. Поди пойми потом, что же случилось с теми, кто остался внутри разбившегося кара.
– Скорее, в укрытие!
Но клиентка продолжала стоять на месте как вкопанная, и только посиневшие пальцы всё глубже впивались в дрожащие ладони. Её глаза, впрочем, были сухими и глядели настолько безэмоционально, будто два сгорающих сейчас перед ней «тела» её вовсе не касались.
А вот на попытку взять её за плечи и заставить двигаться клиентка отреагировала острее некуда. Одним прыжком она оказалась в нескольких метрах и там уж снова замерла, выставив вперёд руки, словно пытаясь в отчаянии защититься.
– Нам нужно двигаться.
Неужели насекомья оболочка мекка может производить на человека столь ужасающее впечатление? Да и куда она раньше смотрела, неужели…
Нет, погодите. Это был не защищающийся жест, а отстраняющий. Как будто она хотела оградить не себя, а того, кто стоит перед ней.
Проклятие. Нужно было осмотреть её как следует ещё до выхода с конспиративной квартиры.
Если же прямо сейчас аккуратным и быстрым движением оттянуть в стороны полы её перемазанной в пудре рабочей куртки, то можно будет легко разглядеть запятнанную красным послеоперационную повязку на боку.
При горении белый фосфор развивает температуру до 1300 градусов Цельсия, механически скользнуло в голове.
Так вот почему она так себя вела.
– Уходите.
Мекк в таких случаях реагирует инстинктивно, срабатывает защитная моторика.
Хрустальный мир всегда берёт свою цену. Стоит ему поддаться, сделать туда шаг, как пути назад уже не будет. Сколько раз она это делала впервые? Если верить слабому эху былых воспоминаний, это был её третий. Лили Мажинэ, Кора Вайнштейн, и вот, однажды настало её время. Верь или не верь отзвукам старых видений, сколько ни уговаривай себя, что это были совсем другие, чужие ей люди, но хрустальный мир – вот он, вокруг неё. Призрачное варево из туманных голосов и бритвенно-острых граней физической реальности, которой так несложно управлять, но которая так же легко может тебя убить, как убивала уже не раз.
Она ненавидела хрустальный мир, как слепец ненавидит свою слепоту или как провидец ненавидит свои видения. Каково это – раз за разом обретая всемогущество, получать в качестве неминуемой обратки чувство своей абсолютной беспомощности перед лицом тёмной стороны своего дара, своего проклятия.
Она каждый раз корила себя за эту слабость. За страх, за невежество. Она смотрит на хрустальную изнанку физической реальности, где стены прозрачны, а люди видны насквозь, но предпочла бы не знать ничего этого. Быть обычным человеком.
Ха, как же.
Ничего подобного. Она твёрдо знала, что не променяла бы и толики своего дара ни на какие блага этой проклятой планеты. Даже несмотря на то, что уже дважды из-за него умирала, каждый раз возрождаясь вновь. Это была часть цены. Плевать на цену.
Перед ней сверкала своими смертельными гранями утлая каморка посреди жилого муравейника. Убогая мебель, допотопные виртпанели по потолку и стенам, бытовые приборы по углам, вязкий перенасыщенный чужими испарениями воздух. Чья-то безуспешная попытка изобразить домашний уют. Именно в таких местах она творила свой суд, поближе к контингенту, подальше от посторонних глаз.
Здесь так легко затеряться человеку.
Здесь так просто человеку пропасть.
Здесь суд может не торопиться, тем более что и судья, и присяжные, и понятые, и свидетели ему были не нужны. Ну, за редким исключением.
Она бросила взгляд на подсудимого сквозь марево хрустального мира.
Как много их прошло через её руки с тех пор, как она вновь назвалась Лилией. Твёрдых и сломленных, гордых и мелочных, тщедушных и воплощённых машин для убийства. Таков был уговор между ней и Ромулом, она имеет право судить таких, как этот подсудимый. Людей, за спинами которых дымилась пролитая ими кровь. А взамен… взамен же она не лезет в дела самого Ромула, вступая в игру лишь тогда, когда ей позволено.
Это соглашение с самого начала было плодом достаточно шаткого компромисса, но Время смерти примирило многие враждующие стороны. Даже Ромул, всегда властный и несгибаемый, стал способен признавать свои ошибки.
К дьяволу Ромула. Она, вновь назвавшись Лилией, не была ему должна и сотой доли того, что он был должен ей. Давным-давно, две жизни назад, их связывало нечто большее, чем связывает прочих его Соратников, но теперь… теперь её волновало только то, что скажет Улисс.
В конце концов, это не Ромул убил её там, на площадке перед Хрустальным шпилем. И не Ромул был второй, заблудшей половиной настоящей, изначальной Лилии Мажинэ. Позже она самовольно заберёт себе это имя только лишь затем, чтобы напомнить, что именно ей задолжали. Но не к Ромулу она обращалась. Она обращалась к Майклу Кнехту, волею злой судьбы повстречавшемуся ей дважды – сначала в коридорах пропащей социалки и потом, пятнадцать лет спустя, в переходе прогнившего насквозь Мегаполиса.
Именно он, ставший к тому времени Соратником Улиссом, на какое-то мгновение подарил ей шанс на возвращение к нормальной жизни, предложив ей бросить всю эту бессмысленную единоличную борьбу с Корпорацией в бесконечной погоне от проклятия, доставшегося ей после неурочной смерти Жана Армаля. Бросить. Если бы всё было так просто. Что и когда бы ни привело её и Улисса к Шпилю в тот день, всё закончилось её смертью, а значит, и заперло её в итоге в этой башне, в этой комнату, в этом многократно проклятом хрустальном мире.
Зачем? Чтобы что?
Её целью с тех пор стало мщение всем
