Остров - Пётр Валерьевич Кожевников

вскользь, с нервным помаргиванием, намеком, который расшифруется через много лет. Из речей Вольнотеловой Осталовы усваивают, что девочкой она покинула отчий дом, променяв его на поселение шахтеров, которые учинили ей мучительно-сладостную расправу, а теперь ей «мешшшает живот». «Доктор сказал, что мушшшина мне будет полезен», — выдыхает Магдалина, потупив взор. Ее редкие усики подрагивают, а изо рта вот-вот вылупятся, как у фокусника, теннисные шары, и глаза приготовились удивиться этому событию, а в руке замер кусок торта, который она сейчас, в единый присест, не жуя, проглотит. «Ах, врачи дают такие разные советы», — нервно моргая, косится Анна на сыновей, мальчики следят за парением в руке Магдалины порции торта и не пропускают ни слова. Второй рукой Баночка Варенья оперлась на колено, ноги расставила широко, а между ними свис и вздулся ее ужасающий живот, из которого периодически откачивают жидкость, чье количество заставляет медперсонал трижды меняться во время процедуры, а уместиться на пузо, по мнению ребят, может не один «полезный мушшшина». Магдалина безумно таращится на Осталову, а освободившаяся от торта рука, перед тем как взять ломоть пастилы, медленно, как бы против воли, осязает волосы, пучками торчащие из бородавок на подбородке.

В руке — пастила. Магдалина отстраняет конечность и смотрит, словно изучает кондитерское изделие. Вдруг быстро — как братья определяют, «созрев» — в рот. На тарелке руины торта. Вольнотелова трезвонит ложкой, кажущейся в ее руке игрушечной, а на самом деле обеденной, ударяя в плоскость тарелки. Сражается с крошками. Периодически Магдалина приближает к себе левую руку, в которой, чудится, что-то есть, но нет — пусто. Она откусывает кусочек плоти на одном из пальцев — и снова к тарелке. Наросты на окончаниях ее пальцев велики и растрепаны, напоминая зубы, обращенные в пространство корнями.

Насытившись, Вольнотелова откидывается на стонущую спинку стула. Живот ее еще больше выкатывается вперед. Она осматривается, цыкая зубами. Одновременно — палец в нос. Неторопливый поиск и даже борьба. Единоборство. Осталовы не смотрят, но ясно им, что добыча подразумевается на вершине пальца. Шероховатый звук разъятия пальцев, и нечто устремляется во внешний мир.

Баночкой Варенья Осталовы окрестили Магдалину в тот день, когда она, по обычаю подозвав: «Подойди сюда, малышшш», — притянула Диму за талию, продолжая разговор с Анной, всей кистью помяла, словно резервуары клизм, его ягодицы, потом, уже большим и указательным пальцами, больно пощипала за щеку и устало произнесла: «Пусть Дима приедет ко мне за баночкой варенья».

От Магдалины пахнет мертвецами, мальчики боятся ее, но сочиняют все большие небылицы про ее психиатрическую и похоронную практику, про ее обжорство и мужчин. Им становится приятна связь «полезного мушшшины» с «баночкой варенья», и то, что таковым, оказывается, уже может быть Дима, который, хохоча над всей этой околесицей, катается по полу, мочится и портит воздух. Фред, возбужденный видом мальчика, наскакивает на него, как на суку, что своей комичностью лишает Диму возможности дышать, а его всегда более сдержанный брат шлепает кобеля по заду, что еще больше раззадоривает пса, и смеется не раскрывая рта, словно силится прочистить нос. Катя сжимает виски руками. От такого веселья у нее начинает раскалываться голова. Софья Алексеевна опускает книгу на колени, сплетает разбухшие от стирки и долгих лет жизни пальцы и ораторствует: «Анна! Фреда развраитает детей. Про пуохого чеуовека так и говорят: собака! Со двора сгоню: погань! Тубо! — Но, видя, что команды тщетны, добавляет: — До чего опостыуеуа!» Осталова, допечатывая страницу, отыскивает глазами ремень, но стоит ей взять его и направиться к сыновьям, как Фред прыгает на нее, вырывает оружие кары и утаскивает его под стол, откуда угрожающе рычит. А если братья дерутся, пес разнимает их, больно щипля зубами за предплечья. Когда мальчики, дразня Тату, залезают на подоконник, чтобы свеситься затем в форточку и задрать ноги, то Софья, утопив беспомощные восклицания, властно проговаривает: «Фреда! Сними мальчонку!» — и эрдель, сообразивший уже, что вмешательство его необходимо, стаскивает ребят на пол, следов никогда не оставляя, за исключением тех росписей, которые проявляет у братьев на коже любое прикосновение. Он портит из-за них свое сердце, эта заботливая нянька, этот «растлитель», их Фред!

IX

В среду Гейзер был дежурным. На перемене я зашел в класс. Хотел точнее узнать расписание. Марк начал меня выгонять. Я задержался. Гейзер меня толкнул. Вслед плюнул. Попал. Я брызнул в него из умывальника. Марк еще раз плюнул. Я опять брызнул. Он за мной погнался. Нас остановил Сергей Аистович. Сказал — разобраться самим. Мы подрались. Когда Сергей Аистович сказал — закончить, — Марк толкнул меня в спину. Я набил на лбу шишку.

Перед уроком алгебры я подошел к Марку. Похлопал по плечу. Предложил прекратить вражду. Сказал тихонько: «Давай мириться, Гейзер». Он за мной погнался. Я отошел к задней парте. Марка задержал Кислый. Но у Кислого правая рука сломана. В гипсе. Он не мог долго держать Гейзера. Марк не решился драться с Кислым, который сильнее его, а обежал вокруг колонки. Я пробежал к двери. Марк — за мной. Выскочил в коридор. Марк — за мной. Нас увидел Одиссей Митрофанович. Отошел в сторону. Мы пронеслись дальше. Учителя на нас не обращали внимания. Сергей Аистович просил нас не разнимать.

Я влетел в вестибюль. Гейзер стоял на втором этаже. Плевался в меня. Я добежал до входной двери. Марк — за мной. Я выскочил на улицу. Крикнул: «Хватит. Урок начался». Марк ничего не понимал. Как зверь гнался за мной. Я замер у бочки с белой краской. Гейзер не смог затормозить. Проскочил вперед. Схватил доску длиннее себя. Пути назад не было. Я отступил к набережной. Прижался к парапету. Марк бросил в меня доску: я нагнулся. Он взял поменьше. Швырнул. Я отклонился. Она пролетела около уха и тоже шлепнулась в воду.

К нам подошел моряк. Марк его не слушал. Бегал за мной вокруг офицера. Старался ударить в нос. Потом отвернулся. Пошел к школе. Я за ним. Учиться-то надо! Но Гейзер спрятался за дверью. Как только я подошел, он пустился за мной. Мы петляли среди машин.

Я забежал в школу. Мы протопали по залам и коридорам. Потом Марк убежал. Без разрешения вошел в класс. Сел за парту. Одиссей Митрофанович очень удивился. Сказал: «Выйди из класса!» (Приблизительно.) Марк засмущался. Сказал: «Я ничего не делал». (Так говорят свидетели.) Затем вошел я.

Одиссей Митрофанович отправил нас к