Притчи приемного покоя – 2 - Андрей Левонович Шляхов

себе сладкую полноту его власти. Но если любимый человек начисто лишен воображения (ясно почему он журналист, а не писатель), то с этим ничего не поделаешь. Снежана искренне завидовала подруге Ирке Петерс, у которой каждый уикенд превращался в импровизированный сексуальный праздник, всякий раз с новой программой.

– А вчера мы играли в гаишника и пьяную водительницу, – взахлеб рассказывала Ирка. – Денег у меня, конечно же, не оказалось и пришлось расплачиваться натурой. В гараже, на заднем сиденье… Я никогда не думала, что секс в машине может быть таким заводным. Тесно, неудобно, но в этом-то и самый смак! Яшка меня затрахал-замучил до потери сознания…

Снежане тоже хотелось, чтобы ее затрахали-замучили до потери сознания. Хотя бы и в машине. За неимением гаража можно найти в городе какое-нибудь укромное местечко. Так даже пикантнее получится – сознание того, что их может увидеть случайный прохожий придаст наслаждению особую сладость… Но зачем мечтать о несбыточном? Радуйся тому, что тебя прозаично отымели в миссионерской позиции и не мечтай о несбыточном. А ведь иногда так хочется помечтать…

Кандидат на должность врача-гинеколога приемного отделения не понравился Снежане с первого взгляда. «Какой-то гламурный подонок», подумала она, глядя на красивые, но чуть мелковатые черты лица кандидата и его прилизанную прическу. На правой руке – браслет, вроде как из белого золота, а может и платиновый, на безымянном пальце левой руки – золотой перстень с камнем, похожим на бриллиант… Обручальное кольцо тоже наличествует – на безымянном пальце правой руки. Оригинальное, словно бы сплетенное из золотых нитей. Речь у кандидата была правильной, манеры – безукоризненными, но особенно впечатлял его взгляд, какой-то проникновенный, западающий в самые глубины души.

– Вы нам подходите, Альберт Валентинович, – сказала Снежана, закончив расспросы. – Но есть одно «но»… Мне кажется, что вы слишком хороши для приемного отделения. Можете доходчиво объяснить, что именно привело вас к нам? Если сможете, то мы договоримся.

– Все очень просто, – улыбнулся Альберт Валентинович и от его улыбки у Снежаны сразу же потеплело на душе. – После школы я собирался поступать в Щуку,[30] но родители настояли на том, чтобы я продолжил славную династию Шелешпанских. Как же иначе? Ведь один из моих предков ассистировал Отту, когда тот оперировал Ольгу Книппер, а мой отец был любимым учеником и правой рукой академика Кулакова![31] У меня просто не было выбора. Вы не знаете, как могут загнобить родители…

– Отчего же? – Снежана вспомнила, как ее саму привели в медицину. – Знаю. Я тоже когда-то мечтала стать актрисой, но жизнь распорядилась иначе.

В золотисто-зеленых глазах Альберта Валентиновича сверкнули искорки, но он повел себя правильно и не стал напирать на родство творческих душ.

– Я быстро понял, что медицина – это не мое, – продолжил кандидат. – Но продолжал плыть по инерции. Сейчас уже поздно что-то менять, да и профессионально я вполне состоялся, но жизнь моя состоит из двух частей – работы и собственно жизни, в которой я играю на бас-гитаре. Группа «Склеп генерала», может знаете?

– Я от музыки далека, – честно призналась Снежана и вернула разговор в деловое русло. – Так почему же вы хотите работать у нас?

– Мне нужно в конце дежурства вешать халат на крючок и забывать о работе до следующего выхода, – ответил Альберт Валентинович. – В отделении или в поликлинике такого счастья не будет, там вечно что-то висит над головой дамокловым мечом. А в «приемнике» отдежурил и ушел. Лечить никого не нужно, отфутболил по назначению – и забыл-забил.

– А как же профессиональный рост…

– Я вас умоляю! – Альберт Валентинович улыбнулся снова и снова Снежана испытала внутри приятное чувство теплоты. – Раз в пять лет я посещаю курсы повышения квалификации и этого вполне достаточно для профессионального роста. Ну и журнальчики почитываю между делом, чтобы быть в курсе. Надо же блюсти фамильную честь – дураков среди Шелешпанских не было. Гениев, правда, тоже не было. Может, мне суждено стать первым?

Кандидат рассмеялся и в этот момент Снежана окончательно осознала, чего именно ей не хватало в муже – вот этого веселого задора, такой вот оптимистичной лихости и умения смеяться над своими желаниями. При всех своих достоинствах, любимый муженек был скучноват и пресен, а от Альберта Валентиновича прямо-таки пахло весельем. «С таким не соскучишься», подумала Снежана и отправила кандидата оформляться в административный корпус.

Между двумя людьми, пожертвовавшими служением Мельпомене ради служения Гиппократу, протянулась незримая связующая нить, поэтому Снежана не усмотрела ничего особенного в приглашении в клуб «Шестнадцать стоунов» на выступление группы «Склеп генерала». А что тут такого? Одна творческая личность, волею судьбы запихнутая в оковы белого халата, приглашает на праздник другую творческую личность…

Начало вечера впечатлило не особо. Толстый рыжий веснушчатый парнишка лениво постукивал палочками по тарелкам, а двое брюнетов – носатый коротышка с грустными глазами, похожий на разорившегося гнома из кельтских сказок, и бритый наголо крепыш с монголоидным лицом сопровождали постукивание импровизацией. Коротышка меланхолично перебирал гитарные струны, а крепыш энергично лупил пальцами по клавишам синтезатора, время от времени испуская протяжные пронзительные вопли. Альберт Валентинович стоял в стороне и делал вид, что настраивает свою гитару. Встретившись взглядом с Снежаной, сидевшей за столиком в гордом одиночестве, он подмигнул ей и показал оттопыренный большой палец – хорошо, что вы пришли, дорогая начальница.

Когда бездеятельное действие уже начало утомлять, Альберт Валентинович подошел к микрофону, вульгарно постучал по нему пальцем, требуя тишины, и сказал:

– Сейчас вы услышите то, что никто еще не слышал! Наша новая песня – «Моя звезда»! Посвящается самой замечательной женщине на свете.

До припева Снежана дослушала спокойно, а после не знала, что ей делать – то ли смеяться, то ли рыдать, то ли просто сделать вид, что она тут не при чем.

– И светит мне одна звезда, – выводил Альберт своим сочным баритоном. – Она мне светит постоянно. Мою звезду зовут Снежаной, она со мною навсегда…

Возможно, что Лермонтов или Бродский, не говоря уже о Александре Сергеевиче Пушкине, нашли бы эти стихи вульгарно-безыскусными, но Снежане, за все прожитые годы, никто не разу не посвящал песен. И, тем более, не исполнял их в одном из лучших столичных клубов. Было от чего выпасть в осадок и расчувствоваться… Стоит ли удивляться тому, что из клуба они поехали в почасовой отель, где Снежана наконец-то смогла сыграть роль покорной рабыни властного господина, а под утро перевоплотилась в жестокую госпожу и так и не смогла понять, какая роль ей больше по душе, настолько