Чуть-чуть не считается! - Юлия Климова

Он встал, поставил тарелку в раковину и резко спросил:

– Ты где была?

– Когда?

– Пару часов назад.

Подсознательно Полина ждала этого вопроса и даже оказалась к нему готова. К чему изображать недоумение? Теперь понятно, что именно задело Андрея… речь о Вадиме. Но откуда он узнал?

– Обедала в ресторане, – ответила она, не вдаваясь на всякий случай в подробности.

– Не одна, так?

– Не одна, – теперь сомневаться не приходилось. – И что? Может, ты ревнуешь? – Она улыбнулась, сделала шаг к нему. Да, он ревнует, точно… как долго она ждала вот такого взгляда, такой реакции… «Ты собирался меня соблазнить, ты хвастал Максу на свадьбе, что я никуда не денусь, стоит только подарить пару букетов и поманить пальцем… Ты отнесся ко мне, как к одной из своих подружек, но я другая… Нравится или не нравится?»

Кажется, она достигла цели, и это оказалось не трудно.

– Нет, не ревную, – легко, с улыбкой ответил Андрей, – не хочу, чтобы кто-нибудь отвлекал тебя от нашего спора. Не в моих интересах терпеть соперника.

– Боишься проиграть ему и мне? – чувствуя, как исчезает вкус победы, игриво спросила Полина. Он все равно ревнует, она же видит! Напрягся, прищурился, и нет в глазах привычного веселья, несмотря на беспечный тон…

– Не собираюсь делить тебя с кем бы то ни было, – теперь холодно ответил он, не узнавая собственного голоса.

– А ты ни с кем и не можешь меня делить – я не твоя.

– Моя.

– И никогда твоей не буду.

Накал страстей достиг пика, воздух в кухне стал тяжелым и горячим. В душе Андрея поднималась буря, которую он тщетно пытался остановить после разговора с Максом. Представить Полину в объятиях другого невозможно, даже ее смех, подаренный не ему, ранит. Между ними уже было так много…

В душе Полины тоже поднималась буря, которую она могла объяснить – у нее имелось с десяток или больше поводов, но уверенность отчего-то отсутствовала. Растерянность и сожаление сбивали с толку. Она будто изменяла… и от этого становилось совершенно невыносимо. Но кому изменяла? Андрею? Нет. Себе…

– Я никогда не буду твоей, – повторила она и вздернула подбородок. – Ты – мой фиктивный муж, который так боится потерять клуб, что готов на все, лишь бы затащить меня в постель.

– Этот спор предложила ты.

– А не надо было его принимать!

Как он мог его не принять тогда? Когда еле уловимый запах грейпфрута тянул к себе, точно магнит, когда она стояла перед ним ослепительно дерзкая, когда взгляд переплетался со взглядом, когда не было запретов и игра обещала быть честной. И для него призом был не салон, а она – Полина Шурыгина, избалованная дочка короля алкоголя.

– Я хотел тебя, – ответил Андрей.

И…

Полина размахнулась и залепила ему оглушительную пощечину.

Задумываться над тем, с каких это пор подобные слова расцениваются ею как обидные, она не стала – бросилась в свою комнату и принялась быстро запихивать в сумку первые попавшиеся вещи.

– За ключами от «Гангстера» я кого-нибудь пришлю! – громко заявила она, перед тем как хлопнуть дверью.

Останавливать ее Андрей не стал. Выбросил в мусорное ведро яичницу со сковородки, достал из холодильника еще одну бутылку пива, сделал несколько глотков из горлышка и устало буркнул:

– Жизнь продолжается.

Глава 24

Спорт – зло. Теперь Макс был в этом абсолютно уверен. Мало того что у него болели все мышцы, так еще в ушах стрелял и взрывался отит. У-у-у… невыносимая боль.

– Какие, к черту, пробежки, – ныл он, вынимая из коробочки пузырек с каплями. – Никогда, больше никогда… – добавлял он, подхватывая с полки холодильника бутылку водки.

Прикрепить грамотно компрессы не получалось – они бессовестно отваливались. Но с двадцатой попытки наконец удалось примотать их широким бинтом к гудящей голове. Видок получился странный – Макс напоминал альбиноса-муравья и на мужественного Винни-Пуха совершенно не тянул. А скоро придет Леночка… Вечер на двоих. Первый раз в гости. И увидит вот такое чудо…

– У-у-у, – вновь взвыло «чудо», хватаясь теперь за поясницу.

Боль в мышцах, образовавшаяся после все того же бега, отступила через день, но поясница… будто гвозди вбивают!

– Я самый больной человек в мире… – жалобно протянул Макс, превращаясь в Карлсона. – Мамочка-а-а! Леночка-а-а!

Он подергал носом, вдыхая пары спирта, летящие от компресса, покосился на бутылку водки (чем не обезболивающее?) и решительно (и опрометчиво) помотал головой, воспитывая силу воли.

– А-а-а! – Боль тут же взорвалась в правом ухе.

Нет, никакой водки! Сегодня… 8 Марта! Он и так гад-неудачник, потому что не ведет Леночку в ресторан – в таком виде его вряд ли пустят в приличное заведение. Правда, за цветами он буквально сползал к ларьку – пышный букет белых хризантем, упакованный в мягкую бледно-розовую бумагу, ждет своего часа в хрустальной вазе на подоконнике. Вот выздоровеет и-и-и… ух, ах!

Леночка… чудо как хороша! Единственное, за что можно сказать спасибо Полинище, – это за Леночку. Кстати, Полина…

Макс тяжело вздохнул и поплелся в комнату, шаркая тапками. Спор они проиграли – Андрюха с ней поругался… кто ж знает, где Полина теперь? «Гангстер», прощай…

Глупая была затея… но все равно за друга он переживает куда больше, чем за клуб.

Первые два дня Андрюха вел себя вроде обычно, только избегал тем, касающихся исчезнувшей супруги, а потом «ушел в монастырь», то есть сидит теперь дома и вяло отвечает на телефонные звонки. Тема спора вообще закрыта. Макс поправил бинты и еще раз шумно втянул воздух, пропитанный водкой. А случались же моменты – верилось: дрогнет Полинища, дрогнет… и свечки тащил ей, и с Василичем выпивал… эх. Вроде гладенько шло, а она… все испортила! Загубила надежду на корню! Виновата! Не могла сдаться по-быстренькому…

Макс старался расшевелить друга, но потом понял – лучше Андрею побыть одному. Он и сам попросил об этом: «Работаю, не мешай». Как же! Работает он! Небось сидит перед ноутбуком, пьет пиво, злится и сожалеет о «Гангстере». Нужно было на свадьбе головой думать, а не…

Макс критически осмотрел комнату на предмет порядка, понюхал хризантемы («Не пахнут, зараза») и выдохнул:

– Эх, Андрюха, доля наша тяжелая – мужская… ничего… поругался, и ладно, ну, не влюбился же ты в нее, в конце концов. Клуб жалко – да, но… протянем… или откупимся!

Кстати, а может, ей денег предложить?..

Хорошенько обдумать гениальную мысль Макс не успел – раздался звонок в дверь. Она! Леночка!

«О, я самый больной человек на свете», – настойчиво выбирая образ Карлсона, он в меру возможностей «полетел» к двери. Тух-тух-тух, тух-тух-тух – закудахтал в душе пропеллер.