После пожара - Уилл Хилл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После
– Утром его уже не было? – спрашивает агент Карлайл.
Киваю.
– Да. На рассвете Центурионы разбудили нас и приказали идти во двор. К тому времени, когда все собрались, отец Джон уже стоял на крыльце часовни. Он был в ярости.
– Что он сказал?
– Что Нейт оказался шпионом Чужаков. Что он вредил Легиону с первого дня, как появился на Базе. Что мы идиоты, потому что смеялись и шутили с прислужником Змея, который планировал перерезать всем глотки, пока мы спим. Еще сказал, что он-то сразу раскусил Нейта и просто ждал, когда и мы сделаем то же самое, когда хотя бы у одного из нас хватит ума узреть истину, но, поскольку мы все оказались слепы и безмозглы, он был вынужден взять дело в свои руки. Мы-де подвели не только Легион, но и Всевышнего, и он, отец Джон, крайне разочарован нами, и ему за нас стыдно.
«ТАК И ЕСТЬ! Я ГОВОРИЛ, ЧТО НИКОГДА…»
Я резко отгоняю голос Пророка, и он затыкается. Словно бы глядя со стороны, удивляюсь, насколько проще теперь заставить его умолкнуть.
– Ты ему поверила? – интересуется доктор Эрнандес.
– Трудно сказать… Когда Нейт отказался стать Центурионом, отец Джон явно что-то заподозрил, но сомневался ли в нем до этого, неизвестно. С чего бы он выбрал Нейта на должность Центуриона, если не считал его истинно верующим?
– А может, это была проверка, – высказывается доктор Эрнандес. – Способ распознать Нейта.
– Возможно, – соглашаюсь я. – Хотя отказ Нейта на глазах у всего Легиона сильно подпортил авторитет отца Джона. Не знаю, стоила ли того проверка Нейта таким способом.
– Так что ты об этом думаешь? – задает вопрос агент Карлайл. – Почему Нейт сделал то, что сделал?
Я пожимаю плечами.
– Не знаю. После его исчезновения я много дней размышляла об этом. Какое-то время я считала, что он просто испугался должности Центуриона – не хотел брать на себя ответственность. Но потом я задумалась о его словах в ночь перед побегом – о том, что во Внешнем мире кое-что готовится и он не хотел бы это сорвать, – подумала про ключ и телефон, которые он мне дал, и пришла к заключению, что отец Джон, пожалуй, был прав. Когда Нейт покинул Легион, у Пророка не было другого выхода, кроме как изобразить его притворщиком, лжецом и опасным врагом, и хотя я ни на миг не верила, что Нейт замышлял причинить кому-нибудь вред, это не означало, что он не шпионил. С другой стороны, если он был шпионом, то непонятно, почему отказался стать Центурионом, ведь это максимально приблизило бы его к отцу Джону.
– Вероятно, он полагал, что подобная близость увеличивает риск быть раскрытым, – говорит агент Карлайл. – Либо ему претили обязанности Центуриона, которые пришлось бы исполнять, скажи он «да»: наказывать, избивать, запирать людей в железный ящик. Возможно, он не был на это готов.
– Вы ведь не знаете, кем он был на самом деле? – задаю вопрос я.
Агент с улыбкой качает головой.
– Увы, мне ничего не известно о Нейте Чилдрессе.
– А если что-то узнаете, скажете мне? – спрашиваю я, хотя заранее знаю ответ.
– Нет. Если, конечно, не получу специального разрешения.
– По крайней мере честно, – вздыхаю я. – Получается, мне не стоит верить, что у вас нет информации о моей маме?
Улыбка на губах агента Карлайла гаснет.
– Я не это имел…
– Ладно, – перебиваю я. – Проехали.
Доктор Эрнандес, озабоченно хмурясь, переводит взгляд с меня на агента и обратно. Агент Карлайл пристально смотрит мне в глаза, после кивает. Не знаю, что означает этот кивок. Что я правильно делаю, не веря ни единому их слову? Или что я ошибаюсь и ему можно доверять?
– Итак, Нейт исчез без следа? – возвращается к теме разговора агент Карлайл. – Это выяснилось утром, верно?
Киваю.
– В юго-западном углу забора обнаружили пару ножниц по металлу. Нейт разрезал проволочную сетку и сбежал. Эймос сел за руль пикапа и отправился на поиски – на случай, если Нейт пошел пешком вдоль шоссе, – но вернулся ни с чем, и это, в общем-то, никого не удивило. По-моему, затеряться в пустыне довольно легко.
– Ты права, – кивает агент Карлайл.
– Вот, собственно, и все, – подытоживаю я. – Весь Легион собрали во дворе перед часовней, отец Джон долго разорялся, что мы сбились с Истинного пути, что наша вера фальшива, что все мы никчемные идиоты, недостойные Вознестись. К тому времени, как он закончил, многие плакали.
– Но не ты.
– Нет, – улыбаюсь я. – Я обдумала все, что сказал мне Нейт, все, что говорила мама перед тем, как ее изгнали, и, глядя, как орет и с пеной у рта беснуется отец Джон, я увидела его тем, кто он есть, кем всегда был.
– И кем же? – спрашивает доктор Эрнандес.
– Человеком. Может, чуть поумнее большинства и наделенным даром красноречия, но никак не Богом и даже не Его вестником. Обычным человеком, таким же тщеславным, алчным и гневливым, как и любой другой.
– Впервые слышу, чтобы ты так о нем отзывалась, – с улыбкой произносит доктор.
– Это нелегко. Я до сих пор чувствую какой-то барьер, – говорю я. – Долгое время я была уверена, что если посмею хотя бы подумать о Пророке дурное, то навечно отправлюсь в ад.
– Но больше в это не веришь?
Я качаю головой.
– Уже нет.
Молодчина, просыпается внутренний голос, так держать. Выкладывай всю правду.
Правду.
Так странно вслух говорить подобное об отце Джоне, но это она и есть – правда. И мне сразу становится легче. Будто с плеч упал тяжелый груз. Будто душа очистилась по крайней мере от части яда, влитого в мои уши отцом Джоном. Мне так хорошо, как не было уже миллион лет.
– Ты утратила эту веру после того, как сбежал Нейт?
Качаю головой.
– Его побег просто стал последней каплей. А сомнения появились у меня гораздо раньше.
– Это связано с тем, как отец Джон обошелся с твоей мамой? – спрашивает доктор Эрнандес. – Прости, я знаю, тебе неприятно…
– Все в порядке, – отвечаю я. – Мне долго запрещали говорить о ней. И даже думать. Так что насчет этого все в порядке. И – да, то, что случилось с мамой, тоже на меня повлияло. Очень сильно. Хотя сейчас все так перепутано – я ведь не в отца Джона перестала верить, когда изгнали маму, нет. Конечно, звучит ужасно, но я перестала верить в нее. Я вдруг
