Собрание сочинений в 2-х томах. Т.I : Стиховорения и поэмы - Арсений Несмелов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
СТАРАЯ РИФМА («Есть два слова: счастье и участье…»)[280]
Есть два слова: счастье и участье.Мастер их не станет рифмовать,Но разгонят всякое ненастьеЭти позабытые слова.
И поэты школы удаленнойЗаставляли их звучать в строфе:Пушкин, Тютчев, в красоту влюбленный,В нежности непревзойденный Фет.
Потому что в годы золотые,В давние хорошие года,Много было радости в России,И она давалась без труда.
Но пришли эпохи роковые,Стала жизнь безмерно тяжела,Обеднела радостью Россия,Нищенскою жизнью зажила.
И уже пустопорожним звукомРифма счастья прилетела к намХмурым недоверчивостью внукам,К их жилью, открытому ветрам.
Нет ни счастья нам и ни участья…Но хочу я рифму обновить:Все-таки и к нам приходит счастье,Если мы сумеем полюбить!
Милая, твоя высока милость,Милая! — чуть слышно, чуть дыша:Это — счастье, это озариласьРозовым сиянием душа!..
ПРЕДВЕСЕННЕЕ («Всё розоватей, дымней…»)[281]
Всё розоватей, дымнейНад городом утра…Последний месяц зимний,Пришла твоя пора!
И пусть морозы люты —Не унываем мы:Последние минутыНастали для зимы!
День удлинился явно —В седьмом часу светло.Гулять по солнцу славно —Совсем, совсем тепло!
И пусть еще несмело,Как вкрадчивая трель,Но робкая звенелаНам первая капель.
И солнце бьет в оконце,Лик в тучах не таит,И радостно на солнцеСтрекочут воробьи.
Пусть их восторг непрочен,Пусть ночь всё холодна,Но где-то близко оченьХоронится весна.
Пусть мы у РеомюраКачаем головой —Конец для стужи хмуройУже не за горой.
И — конькобежцев горе,Ворчат дровяники! —Идет тепло, и вскореРастают все катки.
И хорошеет город,Везут на арбах лед;И скоро, очень скороВ Харбин весна придет!
Пускай деревья голыИ на полях печаль,Но Масляной веселойЗакончится февраль.
РУССКАЯ, ШИРОКАЯ… («На столе большом, широком…»)[282]
На столе большом, широкомКак хорош был блин с припекомИз снеточков иль яйца!
Прямо в рот со сковородкиДа под чарку доброй водки, —Повторяем без конца!
А с икоркою зернистойПод сметаной снежно-чистой, —Масла сколько хочешь лей!
Иль под килечку-малютку,С теплотою по желудкуЖивотворнейших лучей.
Хороши минуты эти!..Даже сплетники и детиЗатихали в этот час.
Только слышишь: «Дай горячих,Подавай-ка настоящих,Аппетит терзает нас!»
Томно охает соседка —Перед нею под салфеткойГорка новая блинов…
«Ем четырнадцатый, дядя!..» —Не считай ты, Бога ради, —Соблюдай завет отцов!»
Где-то там, у печи жаркой,Замоталася кухарка,Сковородником гремит.
«Ничего, наддай, Марфуша, —Будет что и нам покушать!» —Куманек ей говорит.
Сколь желанен кум-пожарныйВ день, блинами благодарный:«Накормлю ужо, дружок!»
Потому что из столовойКто-то, голосом суровый,Новых требует блинов.
Но уж гость о сне тоскует —Отойти на боковую,Похрапеть слегка, готов,
Чтоб потом усесться в санки,В бубенцовой перебранкеПокататься, погулять…
Где же дай — о други! — эти?Только два десятилетьяОтделяет нас от них.
Только двадцать два лишь года,Как под шумом непогодыШум их радостный затих!
СТАРЫЙ ЗНАКОМЕЦ (I–VI)[283]
I
Все оделись, стол накрылиИ к Заутрене ушли.Остается бой (в ВасильяПеределанный из Ли)Ли Тун-чен, старик отличныйИз далекого Чифу;Не случайно, Вася, нынчеТы попал в мою строфу!Много лет в семействе этомСлужишь, в дружбе не лукав,И не буду я поэтом,О тебе не написав.
II
Марь-Иванна, губы крася,Строгий делает наказ:«Не усни, голубчик Вася,Подожди, конечно, нас!»Петр Петрович смотрит кротко,Но и он наказ дает:«Ты поставь графинчик с водкойОбязательно на лед!»Голос Коли, голос Али,Голос бонны — миссис Райт:«Чтобы нас не обокрали:Никому не отпирай!»
III
Все ушли. Василий тушитЯрких лампочек огни.Сеттер Джим, развесив уши,Сонно следует за ним.Всё в порядке, всё спокойно,Но — борись, не засыпай!Чу, ударил медью стройнойПервый русский ламатай.Вася вздрогнул, смотрит строго,За цветы к окну полез;Вася знает — русский БогаВ эту ночь опять воскрес.
IV
Васин бог иного сорта,Он в лучах иных зарниц:Вася крепко верит в чертаИ в таинственность лисиц.Но пред образом лампада —Словно звездочка небес;Сердце Васи очень радо,Если русский Бог воскрес.Побратал крепчайшей сковкойВасю с русскими Харбин;Вася… крестится неловкоНа пылающий рубин!
V
Огонек уединенноОзаряет кроткий лик.Ночь колышется от звонаИ за домом, и вдали.Ночь гремит о высшем чуде,Ночь о радости гремит…«Русский есть хороший люди!» —Вася твердо говорит.Почему? И некий отзвукИз глубин души истек:«Потому что у ламозыБог как люди: добрый Бог».
VI
Русским гулом город ожил,В медном гимне изнемог,Но звенит уже в прихожейЭлектрический звонок.Петр Петрович, Марь-Иванна,Миссис Райт и молодежь, —Ликованьем осияннаВзоров праздничная дрожь.Что их так могло растрогать,Как не эта ночь чудес?..А они уже с порога:«Васенька, Христос Воскрес!»
НА СУНГАРИ. Из старой тетради («Диоген, дремавший в бочке…»)[284]
Диоген, дремавший в бочке,Был счастливым до конца…Не для лишней только строчкиВспоминаю мудреца.
Но, имея папиросыИ полтинник на обед,О тебе, мудрец курносый,Нежно думает поэт.
Относясь с презреньем к веку,Я дичаю у воды.Молодому человекуДаже в бочке нет нужды!
Обхожусь без бочки даже,Ибо, трусики надев,Целый день лежу на пляжеВозле дам и милых дев.
Нет тоски и нет вопросов,День плывет в лазурном сне…Сам аттический философПозавидовал бы мне!..…………………………….
Желтая катит рекаВолны свои всё дальше.Гладит ладонь ветеркаВлажное тело купальщиц.
Праздничный полдень высок —Солнечный, яростный, строгий, —И обжигает песокВлагой омытые ноги.
Сонно ведут по рекеВолны стеклянные грядки…А у тебя на вискеВьются упрямые прядки.
Сладко и больно вдвоем,Боже, как страшно и просто!..Что же, дружок, поплывемДо Сунгарийского моста.……………………………..
В воздухе этом, таком янтарном,На золотистой кошме песка,Кажется чем-то элементарнымВсё, что нашептывала тоска.
Самое слово здесь как-то лживо,Кажется звуком оно пустым;Как этот камень, как эта ива,Каждому хочется быть простым.
Стоит ли думать о том, что было,Или о том, что идет, грозя.Сердце, которое полюбило,Не полюбить нельзя!
РЕМЕСЛО ПОЭТА («Говорят о ремесле поэта…»)[285]
