Выход где вход - Татьяна Алексеева

— Мам, а почему тебе бабушка ключи не дает? — полюбопытствовал Петька.

— Сама не знаю. Боится, что я что-нибудь украду у неё, наверное.

— Она же — твоя мама? — недоуменный взгляд исподлобья.

— Сомневаюсь, — едва слышно буркнула Вера. — Мне всегда казалось, что я — подкидыш.

Разбрызгивая слякоть и чихая от сырости, они заторопились к Марине. Сквозь туманную пелену на небе проступило солнце — блёклое, расплывчатое, похожее на луну. Робкие блики отражались в топких лужицах. Влажный запах коры и обнажённой земли принёс ощущение весны. Даже настроение чуть-чуть возвысилось — на минуточку. Вера почти настроилась на размытое солнечное присутствие, как вдруг их с Петькой снова накрыли тень и полумрак. Сначала — в сумрачном подъезде, потом в тесноватом лифте с убогой лампочкой, а дальше их приняла в своё чрево полутемная прихожая.

Марина включила свет и бесформенные, смутные пятна разбежались по углам. Вещи снова обрели чёткие очертания. Пока Петька понуро развешивал куртку, прикрывая свежий разрыв на боку, Вера отправилась в голубую ванную мыть руки. Поневоле встретилась там с собственным отражением. Раздраженно пригладила непослушные, ершившиеся бесцветные волосы. Собственное лицо в зеркале она всегда находила расплывшимся и слегка помятым, а сейчас — особенно. Возле губ и на лбу появились новые морщины, довольно глубокие. Кожа обвисла, выглядела шершавой. Потускневшие глаза горестно изучали саму себя. Права мама — с такой физиономией не на что надеяться. Процесс самоедства прервался с появлением Петьки, которого Марина чуть ли не за руку привела умываться.

— Костя вот-вот появится, — извиняющимся тоном предупредила Марина. — Мы совсем чуточку его подождем, ладно? Хотя вы, наверное, с голоду умираете после прогулки…

— Нет, мы ни умираем! Обязательно подождем! — с энтузиазмом поддержала Вера, заглушая стон в желудке. — Петь, ты с Алей поздоровался? Она, наверное, у себя в комнате.

Изысканная ваза в гостиной опустела. Охапка 'лососевых' роз куда-то исчезла. Усохла, наверное. Вопреки обыкновению, Вера не тарахтела, возбужденно делясь впечатлениями и мыслями, а молчаливо прохаживалась по комнате, словно давно её не видела. Для неё что-то изменилось непоправимо. Дом, который всегда завораживал красотой и стильностью, почему-то вылинял, выцвел. Перестал светиться.

— Ой, а у меня такой ужас! — неожиданно выпалила Вера. — Петьке куртку на днях купила на последние деньги. Так он недели в ней не проходил! Сегодня треснула по швам.

И тут же обкусанные ногти впились в ладони острыми уголками — до того зло взяло на собственную глупость. Не хотела вспоминать, стыдилась признаваться в своих трудностях, а вот пришлось же! Само наружу вылезло.

— Что ж ты сразу не сказала? — забеспокоилась Марина. — Мы сейчас что-нибудь придумаем. Так нельзя. Слушай, Альбина же старше Петьки, больше ростом. У неё голубая куртка осталась совсем ещё не сношенная. Давай померяем, а?

— Петя! — закричала в коридор Марина, не дожидаясь Вериного согласия. — Иди-ка сюда! У нас с мамой к тебе дело есть.

Дальше Вера уже отключилась и никак не участвовала в уговорах Петьки, извлечении куртки и примеривании. Сын кривился и чуть не плакал от стыда, взглядом умолял её вмешаться. Но Вера твердо хранила нейтралитет. В конце концов, в их положении, это прекрасный выход. Не такая уж и девчачья куртка на вид, как ему кажется. Немножко яркая, а в целом — ничего. Для мальчика, которому не в чем ходить…

— Мам, не пойду я в ней в школу! Меня засмеют. Тут и бантики на карманах. Позорище! — не уставал бунтовать Петя, выпрастывая плечи из куртки. — Теть Марин, ну, пожалуйста… Ну, не надо! Она — абсолютно девчачья.

— Бантики мы отпорем, — пресекла его протесты Вера. — Скажи спасибо, что хоть такая куртка есть. Меньше надо за гвозди цепляться.

Позор. Опять прилюдный позор. Что-то слишком часто ей приходится себя стыдится. И сына туда же втягивает. Вот не враждовала бы она так с бывшим мужем, взяла бы у него денег, как все люди делают, и сын бы сейчас не мучался. Значит, опять всё дело в том, что она — плохая? Не такая, как нужно? Вера тряхнула головой, тормозя поток самообвинений, и принялась укладывать Алину куртку в пакет.

— Петь, это не надолго, — шепнула она ему вслед. — Хотя бы через месяц у меня точно будет зарплата.

Только бы не слёзы в его глазах. Уже такой сильный, взрослеющий, почти с неё ростом. А как доходит до слез — таким цыпленком кажется, таким зайчиком, что тянет удавиться, лишь бы не мучить его, не позорить бестолковой мамой. Каждую его слезу Вера принимала на свой счет. Не кто-нибудь — это она была виновата! Она не смогла сделать его довольным и радостным. Не смогла обеспечить. Не смогла…

— Что ж ты не рассказала про деньги? — упрекнула её Марина. — Остаёшься без денег, а мне — ни слова? Я всегда могу одолжить. Ты меня совсем запрезирала что ли?

— Да что ты, — неуверенно оправдывалась Вера. — Это я себя запрезирала. Стыдно стало быть такой неумехой по жизни. Надоело себя стесняться. Думала — обойдусь. К маме сдуру сегодня потащилась. А там, как всегда, та-а-а-акое…

Марина, не дослушав Вериных россказней, исчезла из комнаты. Вернулась через несколько минут с веером купюр в руке. Не говоря ни слова, сунула их Вере и обиженно отвернулась к окну, теребя запястье.

— Ой, Мариш, ну зачем ты? — расплылась в улыбке Вера. — Спасибо, конечно. Только я точно не знаю, когда отдам. Прости уж меня…

— Не надо ничего отдавать, — отмахнулась Марина. — Мне не важно. А вот то, что ты закрылась от меня настолько…

Стыд стыдом, а всё-таки здорово. Просто чудесно, когда помощь приходит так вовремя. Вот что бы Вера делала без Маринки? А дальше что она будет без неё делать? Неприятный поворот мыслей заставил с тревогой осознать, что их дружбе на родной земле остались считанные недели. А потом?

Марина вдруг решительно произнесла:

— Ну, всё, садимся за стол. Больше его не ждем. Иначе я вас совсем голодом уморю.

Судя по количеству посуды на столе и емкостей на плите, им предстоял Большой Воскресный Обед. Оберегая семейные традиции, Марина по воскресеньям устраивала вселенскую трапезу. Сегодня на столе возвышались два огромные блюда с пирогами, вазы с пёстрыми салатами, глубокие тарелки для супа. Блюдо с овощами и зеленью, заливное, сельдь 'под шубой'. А нечто пряно-ароматное, дразня тяжелым мясным запахом, томилось в духовке.

— Это вы каждое воскресенье так едите? — впечатлилась Вера. — Да тут никакого здоровья не хватит. Не говоря уже о деньгах.

— В Костиной семье так принято. Они привыкли по выходным собираться вокруг стола. И даже сейчас, когда все живут отдельно, стараются в своих домах это поддерживать. В больших обедах есть какая-то устойчивость.

— Ну, не знаю, — неодобрительно протянула Вера. — Одно дело в прежние времена, когда все жили в одном доме, и за столом собиралось несколько поколений. А сейчас-то что? Тебе только лишний труд.

— Я привыкла, — без эмоций прокомментировала Марина, повязывая фартук.

Она водрузила на стол ушастую супницу из голубоватого фарфора и приоткрыла крышку. По кухне поплыл крепкий грибной аромат.

— И потом мне вас хотелось получше угостить, — в супницу нырнул блестящий половник. — Вон Петечка у нас давно не был. Хоть покушает…

Петька, натянуто улыбнувшись, присел на краешек стула. Незаметно отодвинулся подальше от Альбины, навязавшейся рядом со своей тарелкой. В прихожей заскрежетали замки. Маринино лицо осветилось, а через минуту в дверях показался Костя.

— Ты почти вовремя, — любовно упрекнула Марина, получив в ответ снисходительно-любующийся взгляд и лучезарную улыбку.

Поцеловав Костю, она прильнула к нему на мгновение. У Веры шевельнулось внутри неприязнь. Прилюдно целующиеся парочки всегда её смущали. Теперь же, когда подруга улетучивалась из Вериной жизни, это выглядело нарочитой демонстрацией семейного благополучия. Вере снова почудилось, что её хотят уязвить.

— Пироги с чем? — вопросительно промычал Петька.

— Вон те — с капустой. Кругленькие — с яблоками, а лодочкой — с грибами, — пояснила Марина. — Берите, берите.

— О, привет! Как поживаем? — расплылся в улыбках Костя, обрадовавшись Петьке. — С Верой-то мы часто видимся, а Вас, молодой человек, давненько не встречали. Как дела? Как информатика? На Олимпиаду, говорят, ездил?

Костя потянулся за пирогом, а Вера, уворачиваясь от его локтя, энергично нахваливала Марину и её кулинарное искусство. Не говоря о личной самоотверженности — такой обед соорудить! Небось, ночь не спала? Или вчера полдня потратила?

— Вчера мне не до обеда было, — скромничала Марина. — Вчера Софья опять забегала — перед отъездом. Но мы уже только о личном говорили. До рассуждений о телесности Москвы и интеллектуальности Питера, дело не дошло.