Косьбище - В. Бирюк

Может, совместить все три техники? Пику, винтовку и посох? При том, что я толком не знаю ни одной… А, всё без толку — всё равно левая рука русского копейщика всегда занята щитом.

Отработанные мною и Суханом приёмы штыкового боя менее чем через семь месяцев спасли нам жизни и позволили одержать победу над погаными. Маленькую, вовсе и не известную, не великую победу. Однако же следствием её через 10 лет явилась победа великая: Коба, «хитроумный грузин», половецкий хан Кобяк был истреблён мною вместе с роднёю и войском своим. Сия победа сохранила и Киев, и Подолию, и многие тысячи душ православных. Коли хотите вы, чтобы дела ваши к великим и славным победам приводили, то избегайте брезговать учениями, коии хоть бы и к малым победам привести могут. Верно люди говорят: «Навык карман не оторвёт». Всякое умение к пользе приложимо. Уж коли взялся за доброе дело, за истребление врагов Руси, то и выучись дело сиё делать хорошо, правильно.

– Господине! Тама… эта… ой!

В ворота, ведя коней в поводу, с непокрытыми головами и непрерывно кланяясь, вошли два мужичка. Филологические паразиты вылетали из Фильки, который шёл первым, непрерывно. От этого он пугался и запинался ещё сильнее. Пока вообще не замолчал. Оба, теперь уже моих, смерда испугано рассматривали мёртвого и окровавленного Пердуна, голую, торчащую из корыта привязанной за волосы к жерди головой, Кудряшкову и свернувшегося на земле калачиком, непрерывно стонущего, самого Кудряшка. Они судорожно крестились, роняя шапки вместе с поводьями. Не закончив крестное знамение, натыкались взглядом на следующую картинку, ахали, что-нибудь снова роняли, кидались поднять, снова подымали сложенные пальцы ко лбу… Наконец Филька смирился с ужасным, неизбежным, но пока неизвестным будущим, и выдохнул:

– Вот…

– Ноготок! Отдай этим… добрым людям коней. Кони эти были батюшкой моим Акимом Яновичем из Паучьей веси уведены. Нам они без надобности, а «паукам» — для дела нужны. Отведёте коней в Паучью весь, Хрысю на двор. Который Потане Рябиновскому — отец. Там и оставите, дальше он пускай сам разбирается да раздаёт по хозяевам. Скажите, что боярич Иван коней селянам возвращает, как нужда отпала, и свары с ними не желает.

– Дык вона чего… а мы-то думали… ну тогда ладно… а ежели они биться будут? ну мы ж вроде эта… ну… твои значится… а ты сам, вроде, Рябиновский… хотя говорят… ну… дескать батюшка твой тебя значит… а мы нет, мы ни вот столько не верим… а они-то злые… и слух прошёл… а ежели они нас… то тогда как? да и наших-то коней… не, боязно… а может мы того… ну коней… покудова? а после… ночью к примеру… не, ночью нельзя — упыри придут… а чего им тута делать… а ты вона глянь… да уж, кровищи богато… точно заявятся… или ещё когда… опять же — мимо Рябиновки ехать… а ну как батюшка твой… ты с ним вроде… и коней заберёт и нам по шее… да если по шее — ладно, а то говорят, там кузнеца насмерть запороли… так этот же и запорол… а там что своих таких же гадов нет?… а у нас дети малые…

– Хватит! Недоуздки — одеть, коней — повязать, со двора — марш!

– Чего? Эта… Какая «Маш»? Которая в колоде вымачивается? Так её, вроде, …

– Вон отсюдова! Бегом!

Мужички суетились, бестолково бегали по двору, совались во все дверные проёмы, хватали и тут же роняли всё, что попадало под руку. Наконец, Ноготок накинул на последнего коня недоуздок, привязал к остальным, и, дав бедному крестьянину пинка, направил Фильку в сторону ворот. Белобрысый напарник, непрерывно кланяясь и приседая, побежал следом, ведя в поводу их собственных коней. «Добрые люди» даже не удосужились отойти от ворот. Как только они перестали нас видеть — немедленно остановились и принялись делиться впечатлениями. Я опять начал заводится, но Ноготок опередил: выглянул из ворот и помахал селянам своей двухвостой плетью. Немедленно зазвучавшая резвая рысь удаляющихся лошадей подтвердила эффективность демонстрации инструмента вразумления народа российского. В том числе, и в части установления надлежащего конского аллюра.

Наведение порядка — занятие увлекательное. Особенно — на чужом подворье. Не могу вспомнить ни одного попаданца, который бы топал ножкой по стропилам на предмет проверить: «уже совсем сгнило или ещё постоит?». Д'Артаньян, как счас помню, в первом же эпизоде своей прогулки в сторону Парижа, провалился сквозь крышу. Так он хоть убегал, жизнь свою спасал. А я свою на этой крыше — чуть не угробил. Сгнило всё нафиг.

Я уже говорил, что деревню не люблю? Я ещё не раз повторюсь. Ну где тут найти нормальный брус от Хонки? Бревно выворачивается наизнанку и в таком виде склеивается. Получается клеенный брус. Потом пропитывается. Всяким разным. И не гниёт, и не горит, и в воде не сыреет. Это даже не двадцатый век — это конкретно третье тысячелетие, конкретно правильная и непрерывно контролируемая технология.

Именно что непрерывно контролируемая. Как в конце восьмидесятых в Союзе французские молокозаводы взрывались — не слышали? Французы-наладчики тоже очень удивлялись: «а чего это ваши коровки вместо молока воду дают?». А того, что всенародный саботаж — норма советской жизни. И не по злобе, типа: «пусть сдохнут комуняки проклятые», а исключительно из лучших побуждений: «нынешнее поколение будет жить при коммунизме». Надо помочь «товарищам» в их «планов громадьё» — мы вот, например, уже почти живём.

Не строения, а полная хрень: хотя венцы нормальные, забор ещё крепкий, но крыши ни одной гожей нет. А полов и сначала не было. Ткнул ногой печку кирпичную — завалилась. Сложена без раствора. Ни одна дверь не то что не запирается — не закрывается. Створки в землю вросли и бурьяном заросли.

Наиболее точно моё ощущение от этого всего сформулировал В.И. Ленин. В нашем отечественном фольклоре.

CCCР, Москва, Мавзолей, Всесоюзный субботник. Солдатик метёлкой пыль сметает. Вдруг крышка саркофага откидывается и оттуда поднимается сам Владимир Ильич:

– Товарищ! Скажите, как оно там? Стоит ли ещё Советская власть? Не одолели ли нас буржуины?

– Нет, товарищ Ленин! Уж семьдесят лет стоит, не одолели!

– А вы, товарищ красноармеец, чем тут занимаетесь?

– Субботник у нас.

– А, опять разруха!

И крышка захлопнулась.

…

Моя ситуация. Даже хуже: ругать Советскую власть бесполезно ввиду её отсутствия. С дерьмократией, либерастией, просриатизмом, гумнонизмом, великодержавностью, гос-дарственниками и обосрускостью — аналогично. Америкосы, китаёзы, жидо-массоны, коммуняки, инопланетяне… Даже плюнуть не в кого. Можно поругать «Святую Русь», православие и отсутствие субтропического климата. Но бурьян по углам от этого не повалится.

А и пошли они все — сам по-выкошу.

– Часть 16. «Казуары России»

– Глава 82

Ш-ш-ш-ха! Ш-ш-ш-ха! Ш-ш-ш-ха! Хорошо коса сочный камыш режет. То он стеной стоял, выше роста человеческого. А вот я прошёл — и всё бритое стало.

«Асфальт — стекло.Иду и звеню.Леса и травинки —сбриты.На северс югаидут авеню,на запад с востока —стриты»

У меня тут не по Маяковскому, не Бродвей. У меня тут Угра «эз из». Так что — ни авеню, ни стритов. И «Асфальт — стекло» даже и не предполагается. Для этих мест — и в моей России начала третьего тысячелетия — тоже. Но чистоту наведём — кушири стоять не будут.

Тут есть такая тонкость: камыш мало срезать и положить. Его сразу и вынести надо. Почва мокрая, под ногами чавкает. Нужно перетащить скошенное на сухое место. «Есть такая профессия — кошенину выносить». Вот мы с Суханом этот силос и выносим куда повыше. Развлечение из круга: «Из болота тащить бегемота». Грязно, натужно, но нужно. Собираешь охапку этого… всего, накалываешь на вилки и тащишь.

«Вилы»… «Обнять и плакать». Нету на Руси железных вил. Нормально гнутых, тонких, четырёхзубых… Не-ту-ти. Берётся толстая ветка с развилкой, ошкуривается, обрубается как-то где-то. Кончики затёсываются. Получается такая… оглобля с рожками. Зубьев — только два. Короткие, толстые, чтобы не сломались. И всё равно: чуть перегрузил, чуть как-то не так воткнул — хрясь. Вроде бы — ну и что? В лесу таких можно за день десяток вырубить. Потом день таскать, день шкурить да обрубать, полгода-год ждать пока высохнет. А то не сено таскаешь, а само дерево. Потом выйти на покос… и выкинуть. Одну за другой.

Не хочу в средневековье! Не хочу в дикую природу! Опротивел весь этот «сделай сам» на каждом шагу! Не хочу «натурального хозяйства»! Хочу «ненатурального»! Хочу специализацию и диверсификацию! Даёшь стандартизацию и унификацию! Понятно, что ничего приличного здесь не сделают. Но пусть хоть «неприличное» будет одинаковым. А то каждый раз — новое… дерьмо. Так и злит как… как новое дерьмо! Надоели лепёж и самодеятельность! Хочу сертификацию и обязательное лицензирование! Хочу чтобы каждый своим делом занимался! А не из сырых дровишек инструмент… мастырил.