Бабочка под стеклом - Екатерина Риз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Детей проверю и приду.
Он всё-таки улыбнулся, довольный произведённым эффектом.
Эля спать укладываться никак не желала, капризничала, потребовала новую сказку ей читать, а после долго ворочалась и жаловалась на всё подряд. И в итоге заявила, что спать совсем не хочет.
— Спи. — Марина к дочке наклонилась, поцеловала и одеяло ей подоткнула. — Спи, моя принцесса.
Эля, наконец, зевнула. Марина выключила светильник у кровати и на цыпочках прокралась к двери, тихо прикрыла её за собой. Затем толкнула соседнюю.
— Ты тоже спи, — сказала она Антону. Тот уже лежал в кровати, но продолжал с энтузиазмом тыкать по кнопкам мобильного телефона. — Отдай мне.
— Ну, мам, подожди, подожди!
— Тош, мы с тобой договаривались.
— Но это не честно, отправлять меня спать в одно время с Элькой!
— Конечно, не честно. Но ты сам её распустил в своё время, и она теперь раньше десяти не засыпает. Выключай телефон, одиннадцатый час уже. Ты обещал слушаться меня.
Антон вздохнул совершенно несчастно, на постели вытянулся.
— Я, правда, сейчас лягу, через десять минут.
Марина только головой качнула, но настаивать больше не стала. Так же, как и дочь, сына поцеловала и даже сделала попытку ему одеяло поправить.
— Мама! — прикрикнул он на неё, и Марина отступила к двери.
В спальне Димки не оказалось. Марина заглянула в тёмную комнату, а затем спустилась вниз.
— Уложила?
— Еле-еле.
Гранович сидел на диване в гостиной, раскинув руки на спинке, и смотрел на новогоднюю ёлку. С большим интересом её разглядывал, а когда Марина его за шею обняла, подбородок на его макушку пристроила, улыбнулся.
— Так о чём ты, говоришь, ночами думаешь?
— Вот почему ты так любишь к словам цепляться?
— Я не цепляюсь, просто я наблюдательный человек. Я всё подмечаю, даже мелочи. — Он за руку её взял, и Марине пришлось диван обойти, чтобы рядом с ним сесть. Правда, долго ей сидеть не пришлось, уже минут через пять они непонятным образом оказались на полу. Дима кофту на ней задрал, и Марина рассмеялась, когда ворсинки ковра спину защекотали.
— Обо мне думай, больше ни о ком, — зашептал Гранович ей на ухо, губами потёрся, и перекатился на бок. Целовались, Марина ногу на его бедро закинула, но прежде чем успела оказаться на Димке, вдруг почувствовала чей-то взгляд. Замерла, глаза открыла, но не успела до конца понять, что происходит, совсем рядом раздался голос дочери.
— Что вы делаете?
Диму словно током ударило. Он от Марины шарахнулся, и глаза поднял, увидел Эльку, стоящую на лестнице. Что именно они делали, она вряд ли видеть могла, ей обзор диван закрывал, но копошащихся на полу мать и дядю Диму рассмотрела. Марина тем временем руки его от себя оттолкнула и резко выпрямилась, пригладила волосы. А ладонью тело Грановича к полу пригвоздила.
— Ты почему не спишь? — поинтересовалась она у дочери, и попыталась взглянуть строго, прогоняя из глаз растерянность и пустоту.
Эля ручкой на перила облокотилась, разглядывая мать.
— Я не могу уснуть без Сёмы. Мама, ты его видела?
— Нет, — Марина отчаянно замотала головой.
— Нужно его найти. Вдруг он потерялся?
— Эля, он уже спит где-нибудь.
— Где?
Спокойно, глубокий вдох.
— Где-нибудь, где ему тепло и удобно. Возвращайся в постель немедленно.
Элька ногой по краю ступеньки поводила.
— Дядя Дима заболел?
Марина кинула на притихшего Грановича испуганный взгляд.
— Нет.
— А чего он на полу лежит? Он упал? Ты его толкнула?
Димкина грудь под её ладонью затряслась от беззвучного смеха.
— Нет, малыш, мы опять уронили ёлку, собираем игрушки.
— Да? — Эля ещё на ступеньку спустилась. — Я вам помогу!
— Эля, возвращайся в постель, не серди меня!
Девочка насупилась.
— Ну, мама!
— Немедленно.
— Я просто хотела помочь.
Марина решила, что перегибать не стоит и сделала попытку улыбнуться.
— Я знаю, родная, но мы уже всё собрали и идём спать. Я к тебе зайду через пять минут, поцелую перед сном.
Элька ещё пооглядывалась, выискивая взглядом котёнка, а после с топотом унеслась наверх. Марина выдохнула и без сил опустилась рядом с Димкой на ковёр. Лицо к его груди склонила.
— Это кошмар какой-то.
Гранович засмеялся уже в полный голос.
— Нам ещё повезло, что это был не Антон. Что-то мне подсказывает, что он сходу бы разобрался, чем мы с тобой тут занимались.
Марина голову подняла и невинно посмотрела.
— Не понимаю, о чём ты говоришь. На ковре, в гостиной, перед ёлкой… Я просто делала тебе искусственное дыхание.
— Ну да, ну да, — посмеиваясь, проговорил он, наблюдая, как Марина поднимается. Она к лестнице направилась, а Дима поинтересовался: — А меня придёшь перед сном поцеловать?
Марина оглянулась через плечо.
— Обязательно. При условии, что ты уже будешь в постели.
— Через пять минут, — пообещал он.
— Какая невероятная тишина, — проговорил Гранович, прислушиваясь. — Никогда не думал, что тишина может быть такой приятной.
Марина понимающе улыбнулась.
— Да, когда дети уезжают, мне тоже не по себе становится. Так непривычно тихо.
Дима зашевелился, всколыхнув воду в ванне, руки на бортики положил, а голову у Марины на груди устроил. Улыбнулся, когда рука Марины по его груди прошлась. Она сидела позади него, ногами за талию обнимала, и то и дело прикасалась к нему, гладила, дотрагивалась, разглядывая в нём что-то, находясь в более выгодном положении, чем он. Грановичу же оставалось лишь лежать и удовольствие получать. Правда, заговорить вот решил.
Марина островок пены от его плеча отогнала, после чего запустила мокрые пальцы в волосы Дмитрия.
— А с чего это вдруг он решил детей среди недели забрать?
Марина плечами пожала.
— Может, соскучился?
Гранович сдержал скептическую усмешку.
— Или внял твоим уговорам. Ты ведь уговаривала?
— Нет, — слегка возмутилась Марина.
— Уговаривала.
— Дим, он их отец!
— Знаю. И ты хочешь, чтобы они общались, как можно больше.
— Не как можно больше, а просто общались. Это ведь нормально.
— Наверное.
— Наверное? — удивилась она. — Ты когда маленьким был, папу любил?
Дима руку из воды поднял и пригладил взъерошенные Мариной волосы.
— Смотря, что ты подразумеваешь под этим словом. Мой отец — военный человек, до мозга костей военный. Он дома нас с матерью строил так же, как своих солдат в части. И я любил его, боготворил прямо, пока не достиг переходного возраста.