LSD. Галлюциногены, психоделия и феномен зависимости - Александр Данилин

Но так ли обстоит дело в действительности?

С самого начала 80-х годов автора очень интересовал отечественный психоделический опыт. При сопоставлении большинства переживаний «психонавтов» от опыта приема LSD выяснилось, что лица, так или иначе сталкивавшиеся с галлюциногенами, делятся на две большие группы.

Пациенты, входившие в первую из них, характеризовали свое пребывание в измененном состоянии сознания как безусловно приятное. Вот примеры характерных высказываний.

«…Больше не существует меня и моих проблем. Больше не нужно ни о чем думать. Тебя как будто затягивает в воронку нового, необычного мира… Это высшая радость, какую только может испытать человек».

, «Я целиком отдалась потоку текущих через меня картин… Это невыразимое чувство не имеет никакого отношения к суете и пошлости окружающего. Когда принимаешь мескалин, ты больше не принадлежишь себе, ты — часть чего-то удивительного и иного».

«Я не могу этого объяснить, но через 30 секунд после укола тебя как бы больше нет. Нет границ, которые бы сдавливали и сжимали тебя со всех сторон… Ты — в растворении, ты выплеснут в какой-то поток — это ощущение и есть самое приятное в приеме LSD… Все остальное может пугать. Но чувство растворенности… Это как вселенский оргазм, только вместо спермы вылетаешь из себя ты сам».

«Я не знаю, как у других, но меня сами глюки скорее пугают, чем радуют, и все же при этом ты вроде бы и не действуешь сама, потому что тебя ведет какая-то посторонняя сила. Все решено за меня, и все предопределено. Когда ты в потоке, не нужно думать, — все, что произойдет, все равно произойдет. Моя воля и мои попытки трепыхаться в этой жизни просто больше не нужны. У мира, в который ты попадаешь, свои законы, и к ним я не имею никакого отношения. Это и есть удовольствие — не иметь отношения. Не знаю, кто как, а я ем грибы именно ради этого ощущения».

По статистике (127 отчетов), подобные ощущения назовут приятными около 80 % (92 человека).

А вот что говорят остальные.

«Для меня это не кайф, далеко нет. Это скорее самый любопытный психологический эксперимент на свете. Первое ощущение — не то что неприятное — отвратительное; кажется, что кто-то или что-то пытается против твоей воли пробраться куда-то в самое интимное, что у тебя есть. Какие-то лапы трогают тебя за мозг… изнутри. Б-р-р-р-р… Какая-то сила хочет тебя изменить, и ты ничего не можешь с этим поделать…»

«Для того чтобы «трип» стал приятным, ты должен научиться отдавать себя незнакомой воле. Ты как бы исследуешь это, ты теряешь право на сопротивление, и потому это жутко болезненно. Я прекратил опыты, потому что понял, что отдаться этой чужой воле для меня самое непереносимое, что только может быть в жизни».

«Не могу объяснить… Когда мне было 17, меня довольно некрасиво изнасиловали. Так вот, LSD так же отличается от медитации, как изнасилование от секса с любимым мужчиной… Лезет кто-то с липкими пальцами тебе в душу, а ты, не можешь сопротивляться».

«Нет, это неприятно. Интересно, конечно, но неприятно. Неприятно то, что ты не в состоянии управлять собой. Не знаю, как это правильно называется, но можно сказать, что интересно кому-то другому, не мне, поскольку моей личности во всем этом как бы и нет. Ты как бы видишь сны инопланетянина. Они не теплые, не холодные, они просто чужие. Лучше уж видеть собственные».

И наконец, из отчета пациента — кандидата психологических наук:

«Я, наверно, слишком люблю себя. Мне нравятся мои мысли, задачи, которые я перед собой ставлю. Мой собственный интеллектуальный процесс. Я несколько раз принимал LSD, пытаясь представить и почувствовать себя на месте хиппи. Для себя я понял достаточно, но не смог понять только одного: каким образом эти переживания могут приносить удовольствие? LSD размывает личность, я теряю себя в этих пространствах — а я себе нравлюсь».

Особенность этих высказываний в следующем: первая группа воспринимает ощущение потери индивидуальности в ходе LSD-сеанса как нечто исключительно приятное; вторая же — как крайне неприятное.

Для одной категории людей ощущение того, что их сознанием управляет какая-то неведомая сила, связано с наслаждением; для другой — такое ощущение влечет за собой страх и отвращение.

Видимо, все зависит от степени ощущения своего собственного «Я». Если для одних собственная индивидуальность есть величайшая ценность, то для других — тяжкое бремя. Первые, даже внутри LSD-переживания, хотят остаться самими собой, вторые испытывают потребность в растворении, исчезновении своей личности внутри наркотического переживания.

Именно поэтому, вероятно; Бодлер ощущал гашишевые галлюцинации как кошмар, угрожающий личности, а очень многие люди из его богемного окружения те же самые ощущения описывали как удовольствие. Возможно, по той же причине в золотой фонд человеческой культуры попал именно Бодлер, а поэты и художники его круга, продолжавшие прием марихуаны, канули в неизвестность.

LSD И ИНДИВИДУАЛЬНОСТЬ

Большинство людей обладает постоянным ощущением своего присутствия в мире в качестве отдельной самостоятельной и абсолютно реальной единицы. Чувствовать себя отдельным элементом мироздания человеку позволяет ощущение границ самого себя, которыми являются тело и возможности его органов чувств.

Такой человек воспринимает мир и других людей как в равной мере реальных и имеющих право на самостоятельное существование.

Но существует и другая категория людей. Это люди, имеющие очень слабое чувство собственной отдельности. Они предпочитают ощущать себя как часть некоей общности: семьи, дружеского коллектива, профессиональной группы и т. д. Они обычно теряются при попытке принять самостоятельное решение, выразить собственное мнение или даже просто рассказать врачу о себе самом. Такая личность испытывает постоянное чувство неуверенности во всем, даже в том, что его «Я» составляет некоторое единство со своим собственным телом.

Мы сейчас говорим о двух экзистенциальных вариантах бытия в мире.

В первом случае бытие личности покоится на надежном осознании реальности; человек воспринимает себя как реальную сущность, находящуюся в непрерывном развитии.

Во втором случае — картина обратная: человек находится в перманентной тревоге, так как его неуверенность в факте существования себя самого как отдельной, значимой единицы перерастает в гнетущее ощущение зыбкости, эфемерности не только собственного «Я», но и окружающего мира. Он не способен воспринимать свои мысли и ощущения как неразрывное целое.

Человека, условно причисленного к первой категории, английский психиатр Р. Лэнг назвал «онтологически уверенной» личностью. Под словом «онтология», означающим в философии тип познания, в данном контексте понимается наличие у человека необходимой для познания окружающего мира точки отсчета, которой является ощущение самого себя как единого целого.

Личность, у которой такая «точка отсчета» ослаблена или отсутствует, Лэнг называет «онтологически неуверенной».

Для «онтологически неуверенной» (неуверенной в себе, в своем праве на существование) личности всегда характерны две противоречащие друг другу базовые психологические особенности:

С одной стороны, она будет испытывать постоянную потребность в своем «метапрограммировании» со стороны окружающих людей. Эта потребность будет связана с тем, что личность не в состоянии выработать собственную стратегию взаимодействия с жизненной реальностью. Такой человек попытается перенять как модель особенности поведения других людей. Она будет присваивать себе чужое поведение как некую «компьютерную программу» по управлению самим собой.

Но с другой стороны, такое «метапрограммирование» будет сопровождаться страхом оказаться поглощенным другим индивидом.

В итоге в человеке соседствуют как бы две личности, претендующие на одно и то же тело. Одна (защитная) — состоит из внешних программ, присвоенных от окружающих. Другая (воспринимающаяся как «истинное Я») — глубоко спрятана и постоянно испытывает страх быть поглощенной другими людьми. Такое состояние психики, по Лэнгу, — основа личности больного шизофренией.

Интересующихся проблематикой «онтологической неуверенности» мы отсылаем как к самой книге Р. Лэнга «Расколотое Я», так и к знаменитой книге Ж.П. Сартра «Бытие и ничто», особенно к впечатляющей третьей части ее. Да и все творчество Франца Кафки можно свести к изображению переживаний личности с тотальной онтологической неуверенностью.

В 1984 году автору довелось столкнуться со следующим случаем. Компания молодых «хиппующих» интеллектуалов уговорила в подпитии некоего родственника, слесаря одного из московских заводов, сделать себе инъекцию LSD. 54-летний мужчина получил дозу порядка 80 миллиграммов наркотика и испытал сравнительно часто встречающееся переживание «сотовой» Вселенной.