Проклятье Жеводана - Джек Гельб
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Какое-то время мы глядели друг на друга, удивляясь тем переменам, которые так щедро преподнесли годы. Ни у одного из нас не было слов, чтобы начать разговор. Кучер сел обратно на свое место, чтобы отогнать карету. Видимо, из всего семейства де Ботерн приехал лишь Франсуа. Моя рука сама собой поднялась в приветственном жесте. Губы кузена дрогнули слабой улыбкой. Я стал спускаться с крыльца, а Франсуа, напротив, спешно поднялся. На середине мы крепко обнялись.
* * *
Вечер дышал покоем. Цикады стрекотали, притаившись среди сочных трав и цветов. Пока в стенах госпиталя играла музыка и занимался бал, мы с кузеном пошли на опустевший пляж, в деревянную беседку. Спинки стрекоз переливались в слабом отсвете далеких фонарей.
– Это место преобразилось благодаря тебе, – вздохнул Франсуа.
– Ты застал Святого Стефана в благоухающем благолепии, – ответил я. – Сейчас луга принарядились. Приезжай как-нибудь в конце октября или даже в ноябре. Вот тогда тут не будет ничего, кроме промозглых косых дождей и голых деревьев. Я рад, что ты прибыл в самом преддверии лета. Но поверь, моей заслуги в этом нет никакой.
Кузен усмехнулся и помотал головой.
– Ты не меняешься, – пробормотал он.
– Но ты изменился. Даже слишком.
Франсуа провел рукой по усам и глубоко вздохнул.
– Было бы странно, – продолжил я, – если бы на тебе не сказалось твое ремесло. Твои подвиги дошли даже до здешней глуши.
– Только не об этом, хорошо? – просил кузен, переведя на меня хмурый взгляд.
– Прости, – кивнул я.
Цокнув, Франсуа закинул голову к небу. Дальше разговор не шел. Далекое золото звезд мягко светило. Незаметно тихой черной тенью к нам пробрался Алжир. Кот пристроился на широких перилах и пристально смотрел на гостя медовыми глазами. Пушистый хвост беззвучно бился.
– И ты меня прости, – произнес Франсуа.
Его слова неожиданно нарушили воцарившуюся тишину. Старая горечь хоть и была жива в моем сердце, теперь не имела надо мной никакой власти.
– Оставим прошлое в прошлом, – предложил я.
– Аминь, – кивнул кузен.
Кажется, только сейчас в его поле зрения попался черный кот. Франсуа протянул к нему руку, и животное дало себя погладить. Золотые глаза прикрылись, раздалось тихое мурчание.
– Это Алжир, – сказал я.
Кузен поднял на меня недоумевающий взгляд. Очевидно, его смутили мои слова, а затем и позабавили.
– Вот как? Алжир, говоришь? – переспросил Франсуа.
Я кивнул, прикрывая от усталости веки. Эта ночь была такая отрадная и мягкая, что даже сам Господь Бог не заставил бы ночевать под крышей. Мы вынесли два гамака и натянули их на крыльце шале. Сон не шел ни мне, ни кузену. Купол небосвода сиял драгоценной россыпью созвездий. Томная древность ночного неба безмолвно шептала откровения вечности, и все земное внимало, затаив дыхание.
* * *
Утро ласково щекотало тонкие веки золотым светом. Занималась благодатная заря. На груди лежал тяжелый Алжир и тихонько мурлыкал. Стоило мне шевельнуться, как кот слабо вонзил когти в грудь, коварно выпущенные из мягких лап, продев жилет и сорочку насквозь. Шикнув, я погладил кота по голове, потрепал за ухом и постарался осторожно отнять его когти от себя.
Гамаки располагались на крыльце таким образом, что отсюда было видно, даже не поднимая головы, как отдыхается моему кузену. Франсуа, верно, спать на открытом воздухе было уже привычней, нежели в доме. Брови сурово свелись, а руки обхватывали самого себя.
– Спасибо, – едва слышно шептал я. – Если бы не ты, Франс, где бы мы были? Не знаю. Мне не было места дома, и именно твой смелый поступок, пускай и жестокий, дал мне потерять, но обрести намного больше. И жестокость-то твоя не из злости ко мне, но от любви. Мщение твое благословенно. Я проклинал тебя, со всей злобой, на которую только была способна моя душа. Я хотел уничтожить тебя, ввергнуть в ту пучину, в ту бездну, которая обрушилась на меня. Должно быть, моя злая воля все же обрушила на тебя тот ад, который ты пережил там, за океаном. Боже, как я был жесток к тебе… И твоего доброго сердца хватило, чтобы приехать ко мне? Боже, Франс, есть ли прегрешения, которые твоя добрая душа не сможет простить?
Все то время бормотания, все больше напоминающее молитву, мои руки проводили по черной спине и голове Алжира. Кот довольно щурился, иногда выпуская свои когти.
Вдалеке раздавались шаги из сада. Кого-то уже несло в этот чудный час. Спешное шарканье все приближалось, пока в поле зрения не оказалась девчушка, что прислуживала в Святом Стефане. Еще до ее приближения я поднес указательный палец к губам, призывая к молчанию.
Служанка оправила передник и прибрала выпавшую прядь под косынку. Отдав молчаливый поклон, она удалилась, оставив нас. В самом госпитале были приготовлены покои, которые ничуть не уступали бы гостеприимству и удобствами усадьбам и замкам именитых родов. Многие гости остановились лишь на одну ночь, и я до последнего хотел оттянуть час шумных сборов и суматохи, связанный со всеобщим отъездом.
Короткий дрем без сновидений милосердно коснулся рассудка, дав мыслям покой и порядок. Оттого к десяти часам утра бодрость овладела моим телом, точно могущественный гений. Оставив Франсуа, я в самом добром расположении духа, с окрыляющим чувством обновления и радости, направился к крыльцу госпиталя. Большинство гостей спешили домой, к родным, близким либо их ждали дворы могучих господ и принцев, кому-то посчастливилось опаздывать в сам Версаль. На мне, как на хозяине этих земель, лежала ответственность проводить дорогих месье, мадам и мадемуазелей, которые почтили Святой Стефан своим присутствием.
– Как же так, граф Готье? – журил меня старик граф Арно де Боше.
До чего же странно было слышать укор от человека, с которым мы виделись лишь однажды. Во всяком случае, я не припомнил ни одной нашей встречи со дня свадьбы Франсуа. Мне посчастливилось вообще признать его, спустя столько лет.
– При всей вашей щедрости, – продолжал он, – вы так и не почтили нас своим присутствием на балу!
– Каюсь, каюсь, – добродушно улыбнулся я и пожал плечами.
– Ладно передо мной, – усмехнулся Арно.
Здоровяк оглянулся,
