Плывущая женщина, тонущий мужчина - Масахико Симада

Мицуру нападал на Ли Мун Че, не скрывая своего раздражения.

– Я только что пытался вам объяснить, но вас гложет обида, и вы не желаете с ней расставаться. Озлобление доведет вас до гибели.

– Хотите сказать, что я слабак, месть мне не по зубам?

– Не в этом дело…

– Тогда что же? Все, что вытворяет Брюс Ли, – благо? То, что он держит в страхе пассажиров, – справедливо? Советуете сидеть тихо и не высовываться?

– Нет-нет, я вовсе не поддерживаю всех его поступков. Но думаю, такие же беды нас поджидают всюду, не только на этом корабле. Разумеется, никто не знает, в какую сторону повернет история. Возможно, впоследствии я осознаю, что Брюс Ли нелепый самозванец, и буду раскаиваться. И наоборот, не исключено, что он впишет свое имя в историю двадцать первого века как величайший герой. В любом случае на это стоит посмотреть, и это тоже своего рода пари. Иначе нам всем и вправду остается лишь, как вы выражаетесь, «сидеть тихо и не высовываться». Разница между моей и вашей позицией минимальна. Я решил активно сотрудничать с Брюсом Ли. Вы хотите быть его непримиримым врагом. На первый взгляд, позиции диаметрально противоположные, но обе покоятся на подмостках, возведенных Брюсом Ли. Грубо говоря, моя позиция – смирившись с обстоятельствами, активно затаиться, понемногу подталкивая события в желательную для меня сторону. Вы предпочитаете открыто бороться, идти напролом, а это неизбежно ведет к противоположному результату – вас таки заставят сидеть тихо, так что не высунетесь, даже если б очень захотели.

– Господин Ли, объясните мне одну вещь. Какая мне выгода от того, что я буду сидеть, «активно» затаившись?

Мицуру было интересно, какую мораль выведет поэт из своего необычного поучения, и он бросил на него исподлобья цепкий взгляд. Поэт не оправдал его надежд, повторив уже сказанное:

– Отбросьте озлобление. Ненавидеть Брюса Ли не в вашу пользу.

– На пользу мне плевать. Я одного хочу – смыть унижение, которому меня подвергли, отняв возлюбленную.

Ли Мун Че понимающе кивнул, как будто именно этой реакции он и ожидал.

– Мне кажется, возлюбленную у вас никто не отнимал.

– Что вы этим хотите сказать?

– Возлюбленная вам изменила. Нет, я неудачно выразился. Ваша возлюбленная, смирившись с обстоятельствами, активно затаилась у Брюса Ли.

– Разве это не одно и то же?

– Думаю, нет. Она временно изменила вам потому, что по-настоящему вас любит.

Временно изменила, сидеть тихо, активно затаиться, не высовываться… Он всего лишь жонглирует словами, извращая их смысл! Вообще-то Мицуру считал, что поэты этим и отличаются, но самому ему претило употреблять слова как пешки в какой-то игре. Он забавляется, превращая свою и чужую жизнь в поле для игровой комбинации… Решив, что пора заканчивать диалог с поэтом, Мицуру спросил:

– Откуда вы знаете, что на душе у Аои? Что вообще это значит – «временно изменила»? Только не говорите, что женщина – вероломная самка. Еще, глядишь, скажете, что и Брюс Ли, погуляв на стороне, со временем вернется под ваше крылышко. Это безответственно!

Поэт почесал затылок, окинул взглядом книжные полки и кратко сказал:

– Сколько ни читай книг, чужая душа – потемки. Но поверьте, в этой библиотеке не перечесть сетований мужчин, которым изменили женщины.

– У меня нет охоты вступать с вами в дискуссию о любви.

– У меня тем более. Я лишь хочу сказать, что на свете немало людей, которые, не задумываясь, интуитивно говорят и поступают вполне разумно. Вот и ваша возлюбленная, на мой взгляд, наделена подобным даром. Вам должно быть это известно лучше меня. Но в данный момент вы ослеплены обидой и ненавистью.

Вздохнув, Мицуру поднялся. Даже если он слеп от обиды и ненависти, это к лучшему, подумал он. Он из тех, у кого гнев тем сильнее, чем уже поле зрения. Он считал, что его гнев – драгоценная энергия. Ныне он нуждался в ней более чем когда-либо, чтобы так или иначе определить свое будущее. Он решительно отмел назидательные советы поэта. Во всяком случае, поэт сильно преуспел в том, чтобы разъярить Мицуру.

– Господин Ли, прошу прощения, что вас побеспокоил. Благодарен вам за наставление. Когда мы встретимся вновь, моя судьба будет в основном решена. До встречи.

Выйдя из библиотеки, Мицуру остановился перед Харуо, который, присев на лестничной площадке, пил пиво.

– Будешь играть до того, как остановимся во Владивостоке? – спросил Харуо хриплым с похмелья голосом. – Татьяна сказала, что готова в любое время.

– Одна только просьба… – Мицуру присел рядом с Харуо и отпил из его бутылки.

– Ну, говори.

– Пусть Аои присутствует на игре. Я хочу, чтоб она непременно видела, как пройдет роковая для меня игра.

– А ты, однако, оригинал! Могу понять, когда человек хочет утереть нос бросившей его любовнице, а ты неужто надеешься ее разжалобить?

– Вовсе нет.

– Тогда – месть?

Мицуру спрятался за молчанием. Харуо был прав, он все еще продолжал тосковать по ней и на что-то надеяться. Нет, она не до конца ему изменила. Ведь сказала же она на прощанье, что желает ему спасения. Значит, у него еще есть шанс. Возможно, Аои подвергает его испытанию. Наверняка она ждет, что Мицуру, упав на самое дно, взорвется гневом. Тогда она к нему вернется. Если, конечно, допустить, что в ее характере – бросаться в объятья мужчины, который, пав, сумел подняться с колен…

Разумеется, обида и ненависть Мицуру были направлены в том числе и на Аои. Он лелеял мысль нанести ответный удар женщине, которая, отвергнув павшего, опрокинула его на самое дно. Если все пройдет благополучно и он, Мицуру, победит, придет его очередь ее похитить и увести с корабля. А к Брюсу Ли вернется его прежняя любовница Татьяна. Именно такой развязки он более всего сейчас желал. Но чтобы связать концы с концами в этой сочиненной им истории, надо во что бы то ни стало выиграть у Татьяны. Аои будет присутствовать на игре, не догадываясь, какую историю сочинил Мицуру. Он прекрасно понимал, что отношения с Аои уже не вернуть в старое русло. Возможно, все кончится тем, что они сойдут с корабля каждый сам по себе и больше никогда не встретятся. И все же это несравненно лучше, чем позволить Аои заманить Брюса Ли в свои сны, чтобы тот паразитировал в азиатском «Дворце дракона».

Харуо позвонил Татьяне и передал просьбу Мицуру. Татьяна обещала явиться в казино в полночь, приведя с собой Аои.

Между тем Мицуру как-то совсем не задумывался о том, что будет, если он проиграет. Выиграет – Татьяна прогонит Аои, позволит Мицуру спокойно сойти на берег и многие годы будет удерживать Брюса Ли на корабле, как «летучего голландца», не пуская на сушу. С другой стороны, если победит Татьяна, Мицуру обязуется в течение года служить ее рабом. Она еще не говорила конкретно, что его ждет в этом качестве, но выставила условие – если Мицуру станет ее рабом, он должен беспрекословно подчиняться всем ее приказам. Другими словами – безоговорочная капитуляция. И все же, поскольку его противником в игре была Татьяна, а не Брюс Ли, Мицуру был спокоен. В конце концов получится, что они с Брюсом Ли обменялись любовницами. Даже покорно приняв положение раба, он сможет отомстить Брюсу Ли и Аои. В любом случае, пока он находится на этом корабле, он остается заложником. А раз так, думал Мицуру, остается ждать пресловутого «спасения», опускаясь все ниже и ниже…

В одиннадцать Мицуру, собравшись с духом, направился в казино. Татьяна уже восседала, откинувшись, на диване, и взгляд у нее был тот же, что и в библиотеке, когда она напала на Мицуру – насмешливо-презрительный.

– Еще не договорились, как играть… – сказа;! Харуо.

Он обратился с вопросом к обеим сторонам. Татьяна махнула рукой, мол, ей все равно. Мицуру обошел сидевшую к нему спиной Аои и заглянул ей в глаза.

– Это моя последняя игра, хочу, чтоб решила Аои.

Аои, едва заметно кивнув, прошептала:

– Может, рулетка?

– Оба согласны на рулетку? – спросил Харуо и, заручившись согласием обоих, предложил пройти к столу.

Аои остановила его:

– Подождите.

В руках у нее невесть откуда оказались два револьвера.

– В эту рулетку.

– Что, русскую? – прошептал Харуо осипшим голосом.

Татьяна тоже поменялась в лице. Как это понимать? Она предлагает сию же минуту убить кого-то из них двоих? Ей наплевать, далее если пуля продырявит ее прежнего любовника? В глазах Мицуру потемнело.

– И ты путался с такой бессовестной девкой? – завопил Харуо.

– Чего ты добиваешься, Аои? Мне грустно.

Скажи, что это шутка.

Мицуру пригнулся к Аои, глаза его увлажнились. Аои смотрела на него сверху вниз сонными глазами и молчала. Никогда раньше он не видел такого выражения на ее лице. Нет, это не Аои. Несомненно, пока она пребывала во сне, кто-то проник в ее тело и навел на мысль о человекоубийстве. Этот кто-то наставил на Мицуру дуло. Оно разинуло пасть, точно металлическая пещера.