Варвары Крыма - Андрей Левицкий

Лонгин привстал на подножках. Рука потянулась к сабле, вторая легла на пистолет — вся фигура старика излучала напряжение и жажду схватки.

Где Чак? Я шарил взглядом по окрестностям, но не видел «Каботажника».

Кочевники приближались к машинам, стреляя из луков, пороховых самострелов и ружей. Я решил, что сейчас они сомнут оборону, но тут на кабину вездехода выбралась Мира. Не обращая внимания на стрелы и пули, сестра опустилась на одно колено и дала длинную очередь из автомата. За несколько мгновений до этого обороняющиеся почти прекратили огонь, и очередь послужили сигналом для залпа — площадку озарили вспышки.

Манисы падали, кочевники вылетали из седел, катились по щебню. На смятую турель выбрался Марк, капюшон его был откинут, ветер развевал плащ. Широко размахнувшись, он швырнул связку из гранат с длинными рукоятями — кувыркаясь, те упали в толпу кочевников и взорвались. Марк поднял руки над головой, приветствуя наблюдавшего со скалы Хана, повернулся — и увидел нас.

Термоплана нигде не было, и я перегнулся через бортик короба, набрав в грудь воздуха, заорал что было сил:

— Гони! Гони на них! Они не ждут удара сзади! Лонгин так жаждал ворваться в бой, что мой план мог сработать — я хотел, чтобы мы на полном ходу врезались в людей Миры, ведь теперь единственной возможностью спасти Ореста было пробраться в вездеход, каким-то образом во всей этой сумятице вытащить старика и увести за скалы.

Ничего не вышло. Водитель подался назад, ожидая подтверждения, но Лонгин понял, что маневр слишком опасен — нас всего пятеро, к тому же один ранен, — и крикнул:

— Правее! Уходи правее!

Гетман круто повернул, и машины оказались по левую руку от нас. Теперь мы неслись почти прямиком к ущелью, но водитель все больше забирал вправо, чтобы оказаться сбоку от него, оставив кочевников и омеговцев по другую сторону. Наверняка Лонгин решил, что пока те дерутся, он сможет найти машину.

Луна в небе почти погасла — близился рассвет. Каменистые склоны ущелья медленно проступали из тьмы.

Где же Чак? Я повернулся спиной по ходу движения, готовясь выпрыгнуть, ведь трицикл все дальше увозил меня от Ореста. И увидел, как Марк, что-то крича, открывает люк на крыше вездехода. Он сунул внутрь лестницу и полез в кузов, двое появившихся на крыше омеговца последовали за ним. Я перекинул через бортик ногу.

— Альбинос, куда? Предатель!

Старшина попытался схватить меня за ремень, я ударом отбросил его от себя. Лонгин с водителем не видели, что происходит, а Ген посмотрел на нас и отвернулся.

Атака кочевников захлебнулась, оставшиеся в живых бежали назад, омеговцы стреляли им вслед. Дэу по-прежнему восседал на скале, будто мудрый стратег, оглядывая поле боя, а вот Хан исчез.

Двое омеговцев и Марк выволокли на кузов Ореста.

Вряд ли старик был в сознании — мне показалось, что он вообще не понимает, что происходит. Ореста попытались поставить на ноги, но он завалился вперед, и солдатам пришлось держать его.

Марк, глядя в мою сторону, снял со спины черный футляр и достал короткую кривую саблю.

— Стой! — закричал я.

Машины удалялись от нас, я не видел выражение лица Марка, но был уверен, что он улыбается.

Мой брат опустил руку с клинком и резко поднял его, вонзив Оресту под челюсть. Седая голова откинулась назад, омеговцы отпустили его, и старик упал назад с вездехода.

Ефим снова дернул меня, и я полетел на дно короба. Рыча, брызгая слюной от бессильной ярости, вскочил и врезал ему кулаком по лицу — раз, другой… Он съежился, пытаясь прикрыть голову. Ген сильно ткнул меня костяшками пальцев в грудь, и я отпрянул. Старшина стонал и всхлипывал, лицо его заливала кровь. Ореста больше нет! Я не смог спасти своего шанти, и погиб он из-за меня! Чак обманул… теперь, кто бы ни победил в этой схватке, после он доберется до машины!

Трицикл несся вдоль ущелья, по краю которого лежали крупные валуны. Ущелье извивалось, водителю приходилось то и дело выворачивать рулевую вилку. Начало светать. Сзади закричали, заулюлюкали, и я снова оглянулся.

Вторая атака накрыла машины. Дико визжа, кочевники прыгали на врагов прямо с манисов. По кузову вездехода пробежала Мира, схватив Марка, потащила за собой. Вместе с солдатом, помогавшим поднять Ореста, они слезли и сели на мотоцикл, стоящий позади вездехода. Взревел двигатель, и мотоцикл рванулся за нами. На кузове второй солдат дрался со Стояном — омеговец прикрывался карабином, старший Верзила наносил удары коротким копьем.

На кабину вскочил, потрясая дубинкой, Крум. За ним влезли несколько солдат, Крум присел и вдруг пропал из виду. Должно быть, дверца с другой стороны была распахнута, и кочевник соскочил внутрь — вездеход, извергнув клуб дыма из трубы, тронулся с места. Машина была облеплена людьми, на кузове и кабине кипела схватка. Протяжно загудев, вездеход раздавил дымящийся трицикл с трупом в коляске. Вторая дверца распахнулась, оттуда спиной вперед вылетел омеговец. Передок вездехода ткнулся в большой валун, спихнул его в ущелье, потом передние катки, вращавшие гусеницы, сорвались в пропасть.

Те из дерущихся, кто понял, что происходит, стали спрыгивать на щебенку. Заднюю часть вездехода приподняло, машина выплюнула из трубы еще один черный клуб и с победным ревом клаксона рухнула вниз. Мне показалось, что на краю обрыва мелькнула гибкая фигура Крума, но я мог и ошибиться.

Упав на дно ущелья, вездеход взорвался. Огненный шар взвился вверх, озарив скалы и длинный корпус древней машины, торчавший из расселины в том склоне, вдоль которого ехал наш трицикл. Треугольные кили, железная надстройка… Теперь мне окончательно стало ясно: это не дирижабль, что-то другое.

Низко над машиной висел «Каботажник».

Краешек солнца показался над горизонтом. Мы неслись вдоль каменных глыб на краю ущелья, нас преследовал мотоцикл Миры, а следом мчались кочевники. Во главе отряда бежал огромный черный мание в серых подпалинах, на котором сидел Хан. Вождь сжимал оружие, которое обитатели Донной пустыни называют килгором: короткое копье с кривым плоским наконечником, похожим на серп.

За кочевниками ехал сендер, стоящий в багажнике сержант стрелял по всадникам из пистолета, а еще дальше бежали смуглые воины, потерявшие своих ящеров.

Ефим, прикрыв голову, лежал на дне короба, Ген сидел рядом со мной, невозмутимо наблюдая за происходящим. Водитель пригнулся к рулевой вилке, Лон-гин выпрямился на подножках, держась за скобу.

«Каботажник» взлетал, под автобусом-гондолой что-то висело, но что именно — отсюда невозможно было понять.

Солнце всходило — через несколько мгновений стало видно, что по другую сторону ущелья скачет десяток всадников. Там склон был более пологим, да и ущелье изгибалось так, что они должны были оказаться у термоплана раньше нас. Потому-то Хан и приказал этому отряду отделиться: «Каботажник» поднимался слишком медленно, и вскоре кочевники смогут прострелить емкость.

Водитель выжимал из трицикла все, что мог. Машины, где сидели Мира с Марком, и преследующие их кочевники начали отставать, но тут сестра дала очередь из автомата.

Трицикл вильнул: она ухитрилась прострелить оба задних колеса. Водитель закричал, а потом мы врезались в большую глыбу, лежащую на самом краю ущелья. Я как раз приподнялся, решив наконец выпрыгнуть, и меня выбросило из короба. Ударившись грудью о камень, повис на нем, расставив руки и ноги, не в силах вдохнуть. Снизу донесся скрежет металла и вопли. Тонко, по-женски закричал Ефим.

Постанывая от боли в ребрах, я полез вверх. Закричал водитель, громыхнули пистолеты Лонгина, взвизгнула дробь.

Я выбрался на вершину камня в тот момент, когда мотоцикл преследователей врезался в нашу машину. Два моих сердца громко стучали в груди. Ореста больше нет, машина цела… все кончено, мне нечего больше здесь делать. Пусть кланы Крыма уничтожат друг друга, пусть уничтожат хоть всю гору — больше мне нет до них дела! Вот только Марк…

Термоплан поднялся на высоту обрыва, приближаясь к дальнему концу ущелья, отряд кочевников на ма-нисах несся к нему.

Сендер остановился далеко от скалы, на которой я стоял, омеговцы сгрудились вокруг машины, их окружили кочевники. Сержант, прижавшись к багажнику, выставил перед собой карабин со штыком, к нему подступал Стоян с копьем, рядом подпрыгивал, размахивая дубинкой, Жив.

Хан на своем огромном черном ящере мчался к нам. Ефима и Гена не было видно в куче камней и дымящегося погнутого железа, а водитель лежал на боку, судорожно скребя рукой по земле. Лонгин с занесенной саблей наступал на пригнувшуюся Миру, а она, прикрываясь карабином, пятилась от него.

Где Марк? Я привстал.

Застучали падающие камешки — и он вынырнул откуда-то сбоку, замахиваясь кривым клинком. Бинтов на лице не осталось, один налившийся кровью глаз был выпучен, второй почти не виден между пузырями, трещинами и вздутиями на обожженной коже. Ветер шевелил пучки волос на пятнистой желто-розовой голове.