Завет Христа - Ульрих Хефнер

Миттербах на Кёнигзее, Берхтесгаден…

Стрелки часов приближались к десяти. Девушка, ее сын и оба террориста молча сидели в гостиной. Окно было открыто.

Девушка час назад сделала раненому перевязку. Кровотечение остановилось, только в наружных краях раны выступало немного крови. Боксер открыл банку мясных консервов и поглощал их, заедая хлебом, с такой жадностью, как если бы он ничего не ел уже несколько дней, а его сообщник с ожогами на лице поставил перед собой бутылку воды.

Боксер протянул кусок хлеба с толстым слоем колбасы из банки маленькому мальчику, но тот медлил.

— Ешь, это вкусно! — чавкая, заявил боксер.

Он протянул мальчику хлеб, приглашая поесть. Тот робко протянул руку и взял бутерброд. Он все еще боязливо сидел рядом с матерью. Боксер громко засмеялся, когда мальчик откусил хлеб.

— Вот увидишь, тебе понравится, — сказал он, ухмыляясь, и сделал хороший глоток из пивной кружки.

Дьявол перевел взгляд на окно. Он сказал что-то боксеру, но тот покачал головой. Девушке показалось, что она разобрала что-то вроде Polizia. Два итальянца, вооруженные крупнокалиберным пистолетом, прямо в ее гостиной… Она никогда бы не поверила, что испытает когда-нибудь нечто подобное, но теперь…

Внезапно у боксера зазвонил мобильный телефон. Он ответил на звонок. Разговор был коротким.

— Se qui, andiamo,[33] — сказал он сообщнику, снова сделал хороший глоток пива и встал.

Дьявол последовал его примеру. В окно донесся какой-то шум. Боксер достал пистолет из-за пояса и направил его на девушку и мальчика.

— Пожалуйста… только не мальчик… — взмолилась она.

Мальчик был бледен как мел. Широко раскрыв глаза, он пристально смотрел на черный пистолет. Неожиданно к ним подошел дьявол, положил ладонь на руку боксера, державшую оружие, и нажал на нее. Боксер непонимающе посмотрел на него. После короткой словесной перепалки дьявол послал коллегу наружу. Шум все возрастал. Над домом на бреющем полете завис вертолет. Дьявол достал оружие.

— Идите! — приказал он.

— Пожалуйста, нет, мальчика… — снова произнесла сквозь слезы девушка.

Двор неожиданно залило ярким светом. Огонь взметнулся до неба.

— Идите! — настойчиво повторил дьявол.

Девушка встала и потянула за собой сына.

37

Аэропорт Шарль де Голль, Париж, Франция…

Яара чувствовала себя потерянной в странном футуристическом лабиринте из крытых эскалаторов. Со всех сторон их окружали огромные стеклянные площади, когда они с Жаном пробирались сквозь толпу по направлению к подземному вокзалу. Багажа у нее было мало, но тем не менее она с трудом поспевала за Жаном, который спешил вперед и непрерывно поторапливал ее. От аэропорта Шарль де Голль они должны были ехать через весь город до станции Жантийи, а поезд уже подали. Яара бежала за своим провожатым, и по ее щеке стекала капля пота.

— Поторопись! — кричал ей Жан. — Осталось всего две минуты, а поезда не ждут.

Яара только пыхтела и прыгала через две ступеньки. Когда они наконец добежали до одного из вагонов на четвертом пути, уже прозвучал сигнал отправления. Жан забросил свой чемодан в вагон, и едва они вошли, как автоматические двери закрылись. Яара глубоко вздохнула.

— Поль подождет десять минут, а потом исчезнет, и мы потеряем целый день.

— Ну и ладно, — ответила Яара, опустилась на одно из откидных сидений и смахнула со лба пот.

Поезд мчался по подземным туннелям, пути сходились и снова расходились, и поезд основательно трясло. Жан вцепился в петлю на поручне.

— Да садись уже! — посоветовала ему Яара, но Жан махнул рукой.

— Через несколько минут, наверное, опять нужно будет выходить, — ответил он и посмотрел в окно.

Поезд медленно приблизился к поверхности и вынырнул, подобно киту, из подземных каналов. Тучи низко висели над городом. Шел дождь. Окрестности были под стать погоде. Печальные и высокие серые здания выстроились вдоль рельсового пути. Яара бросила задумчивый взгляд в грязные окна. Жан наблюдал за ней.

— Все в мрачных тонах, — заметила она. — Я думала, Париж — это город любви. Немного ярких красок определенно не помешало бы.

— Это только пригороды, нужно немного подождать, пока доберемся до Парижа.

Яара улыбнулась и кивнула. Некоторое время железная дорога шла вдоль шоссе. Бесчисленные машины и грузовики двигались по нему в черепашьем темпе. Наконец шоссе осталось позади, а мимо них промелькнул огромный торговый центр. Яара удивилась, увидев забитую машинами стоянку. Картинка снова сменилась: вдали появились высокие деревья какого-то парка. Исчезли панельные новостройки, их сменили городские здания с благородной сединой на стенах и богатым историческим прошлым на фасадах. Мимо пролетела вывеска. На ней было написано Le Bourget.[34] Вагон снова качнуло, когда поезд переезжал несколько стрелок.

— Вот теперь начинается настоящий Париж, — сказал Жан.

— Я увижу Эйфелеву башню?

— Смотри на запад; впрочем, день сегодня слишком пасмурный.

— Жаль.

— Когда мы встретим Поля, он отведет нас к профессору, и тебе придется потерпеть до завтра. Но потом, обещаю, я специально для тебя организую экскурсию по городу. В конце концов, я восемь лет прожил в Париже, когда учился. Я знаю здесь такие места, куда еще не ступала нога туриста.

Яара улыбнулась.

— Не думаю, что мне хочется познакомиться с этими местами.

Ему нравилось ее лицо, когда она улыбалась. Когда у нее на щеках появлялись маленькие ямочки и она смотрела на него своими большими темными глазами.

Миттербах на Кёнигзее, Берхтесгаден…

Буковски сидел на одном из стульев в мобильном командном пункте, прикрыв глаза. Лиза сидела недалеко от него; она дремала. Рация на электронной панели управления молчала. На данный момент поступили лишь несколько отдельных сообщений — в большинстве случаев сведения о расположении контрольных пунктов и патрулей. Почти десять минут прошло с тех пор, как один патруль спросил, задержится ли вертолет в районе поиска, но тот связался с базой еще полчаса назад и вернулся в Мюнхен. Темнота опустилась на предгорье Альп, а ветер с запада гнал тучи, которые предвещали дождь. Оставшаяся часть недели обещала быть прохладной.

— Кёниг сто, ответьте сто четвертому, — внезапно проревело из радиостанции. Радист ответил:

— Вижу огонь во дворе дома. Похоже, кто-то зажег несколько костров.

Буковски сразу проснулся.

— Вертолет еще поблизости? — спросил он радиста.

Тот растерянно смотрел на него.

— Спросите патруль, летает ли там вертолет! — закричал Буковски.

Старший советник встал.

— Вы же не думаете в самом деле, что эти типы улетят оттуда на вертолете, — улыбаясь, произнес руководитель операции. — Мы ведь не в фильме о Джеймсе Бонде.

Буковски так резко вскочил со стула, что тот с громким треском ударился о стену. Он оттолкнул радиста в сторону и нажал на кнопку микрофона.

— Сто четвертый, назовите свое точное местонахождение!

— Мы на высоте Миттербах, направление на Фасельсберг. Двор находится к западу от нас, около улицы Кёнигзеерштрассе. Только что над нами на небольшой высоте пролетел вертолет, шел с той стороны. По-моему, направлялся на юг.

Буковски подтвердил сообщение.

— Немедленно пошлите туда оперативную группу!

— Буковски, вам не кажется, что вы преувеличиваете? Наверняка кто-то просто сжигает там мусор или устроил вечеринку в саду.

Лиза подняла голову и потерла лицо, чтобы проснуться.

Подобно разъяренному быку Буковски набросился на старшего советника и схватил его за грудки.

— Ты, невежественный засранец, ты еще не знаешь, с кем имеешь дело! Это тебе не мелкие воришки. У этих типов на совести больше трупов, чем ты за всю свою жизнь видел. И если я обнаружу в доме хотя бы один труп, то я лично надеру тебе зад. А теперь пошли туда наконец спецотряд, пока тебе не понадобился специалист по челюстно-лицевой хирургии! — Буковски отпустил полицейского и обернулся к Лизе. — Вперед, мы едем в Миттербах!

Старший советник окинул Буковски враждебным взглядом.

— …Это вам так с рук не сойдет… — заикаясь, пробормотал он.

— Вам, господин будущий начальник полиции, вам, а не мне, — резко ответил Буковски и вместе с Лизой вышел из командного пункта.

Радист вопросительно посмотрел на руководителя операции. Старший советник поправил галстук.

— Мне…

— Пошлите туда спецотряд, и пусть сто четвертый проинструктирует их, — злобно рявкнул старший советник.

Они оцепили двор в течение нескольких минут. В окнах было темно. Только огонь, все еще горевший в ведрах и бочках, освещал фасад основного здания. К дому был пристроен сарай.