Сезон Маршей - Дэниел Силва

Будучи по легенде супругами, Делярош и Ребекка получили номер с одной спальней. Проспали до четырех — он на расстеленном на полу покрывале, она на широкой двуместной кровати. Очнувшись, Делярош не сразу понял, где находится — сон превратился в кошмар с участием Мориса Леру.

Он заказал кофе в номер и занялся сборами: достал из дорожной сумки синий нейлоновый рюкзак, куда положил электронное оборудование, два сотовых телефона, фонарик, набор инструментов и «беретту». Из ванной вышла Ребекка — в джинсах, кроссовках и свитшоте с вышитой надписью «Вашингтон О. К.» и изображением Белого Дома.

— Как я выгляжу?

— У тебя слишком светлые волосы. — Он пошарил в сумке и бросил ей бейсболку. — Надень.

Закрыв сумку, Делярош позвонил портье и попросил приготовить «вольво». Они поехали на запад по Р-стрит. На щитке лежала туристическая карта Вашингтона, но он даже не стал ее разворачивать — улицы города, так же как воды Чесапикского залива, прочно отпечатались в памяти.

Джорджтаун встретил путешественников тихими улочками; этот пригород считается самым престижным из всех столичных пригородов, тротуары здесь выложены красным кирпичом, большие дома выстроены в федеральном стиле, но Делярошу, привыкшему к каналам и живописным фронтонам Амстердама, они казались довольно прозаичными.

Проехав по Р-стрит до пересечения с Висконсин-авеню, Делярош повернул на юг, сопровождаемый громкими ритмами рэпа, которые изрыгал следующий за ними золотистый «БМВ». Наконец он свернул на Н-стрит, и гламурное безумие Висконсин-авеню осталось позади.

Дом, как и предполагал Делярош, был пуст. Прибытие Дугласа Кэннона из Лондона ожидалось во второй половине следующего дня. Вечером он собирался устроить небольшой обед для друзей и близких. План дальнейших мероприятий выглядел так: участие в конференции по проблемам Северной Ирландии в Белом Доме и посещение приемов, устраиваемых всеми сторонами переговоров. Все это было в досье Директора.

Делярош припарковался за углом дома на Тридцать третьей улице, повесил на шею фотоаппарат и под руку с Ребеккой совершил прогулку по тихому кварталу. Время от времени парочка останавливалась, чтобы поглазеть на тот или иной величественный особняк. Как и в Амстердаме, люди здесь не завешивали окна, позволяя прохожим заглянуть в дом и оценить достаток его хозяев.

Побывав здесь однажды, Делярош знал, с какими трудностями сталкивается человек его профессии на Н-стрит. Здесь не было ни кафе, где можно, не привлекая к себе внимания, посидеть за чашкой кофе, ни магазинов, куда заворачивают убить часок-другой, ни площадей и парков для неспешных прогулок — только огромные дорогие дома, любопытные соседи и бдительные охранные системы.

Они прошли мимо особняка Осборнов. На противоположной стороне улицы пристроился черный седан. Сидевший за рулем мужчина в светло-коричневом плаще читал спортивный раздел «Вашингтон Пост». А ведь Директор утверждал, что убить Кэннона в Вашингтоне не составит труда. На деле же получалось, что посол еще не прилетел, а его дом уже взят под охрану.

Пройдя немного дальше, Делярош остановился, чтобы сфотографировать особняк, в котором в бытность свою сенатором от Массачусетса жил Джон Кеннеди. В Джорджтауне обосновалось немало высших правительственных чиновников, и их резиденции находились под постоянным наблюдением. Если же человек имел отношение к национальной безопасности, например, занимал пост государственного секретаря или министра обороны, то посты охраны нередко устанавливали и в соседних зданиях. Впрочем, к Кэннону это вряд ли относилось — Делярош был уверен, что сейчас за его особняком присматривает только мужчина в плаще.

Они прошли еще с полквартала на юг по Тридцать первой улице и свернули в переулок, чтобы вернуться к дому Осборнов уже с другой стороны. Делярош огляделся. Как он и ожидал, задняя часть особняка не охранялась.

Он передал Ребекке сотовый телефон.

— Оставайся здесь. Позвонишь мне, если возникнут проблемы. Если я не вернусь через пять минут, уходи и возвращайся в отель. Если я не дам о себе знать в течение получаса, свяжись с Директором. Дальнейшие инструкции получишь от него.

Ребекка кивнула. Делярош повернулся и зашагал по переулку. У дома Осборнов он остановился, ловко перемахнул через ограду и скрылся в окружающем небольшой бассейн саду. От телефонного столба в переулке к дому тянулось несколько проводов. Делярош прошел через сад, опустился перед распределительной коробкой на стене и, сняв рюкзак, достал инструменты и фонарик. Держа фонарик в зубах, он вывернул шурупы и снял с коробки крышку. Оставалось только не ошибиться в определении нужной линии.

Их было всего лишь две, но его оборудование позволяло подключиться только к одной. Логика подсказывала, что одна линия предназначена для телефонных разговоров, тогда как другая зарезервирована для модема или факса. Он достал из рюкзака крошечное электронное устройство, которое при подсоединении к телефонной линии передавало высокочастотный радиосигнал на сотовый телефон Деляроша, позволяя ему прослушивать все звонки. На то, чтобы установить устройство и поставить на место крышку коробки, ушло всего две минуты.

Со вторым прибором было легче — для его установки требовалось только окно. Закрепленный на внешней стороне стекла «жучок» улавливал вибрацию звуковых волн внутри помещения и преобразовывал эту вибрацию в звуки. Делярош приложил сенсор к нижней части окна большой гостиной. Снаружи подслушивающее устройство закрывал куст, изнутри — край стола. Конвертер и передатчик Делярош спрятал под кучкой мульчи в саду.

Вернувшись через лужайку к ограде, он перебросил рюкзак, потом перелез сам и неспешно направился к началу переулка. Радиус действия обоих устройств составлял две мили, что давало возможность прослушивать все разговоры Осборнов, находясь в отеле на Дюпон-серкл.

Ребекка ждала его на том же месте.

— Пошли.

Через несколько минут они вернулись к машине.

Делярош сидел перед приемником размером с коробку из-под обуви, проверяя сигнала передатчика, оставленного на окне гостиной дома Осборнов. Ребекка принимала ванну, откуда доносился шум бегущей воды. Она была там уже больше часа. Наконец вода перестала течь, и его напарница появилась в комнате в голубом банном халате и с обернутым вокруг головы белым полотенцем.

— Работает? — спросила, закурив, Ребекка.

— Сигнал от приемника поступает, но я не уверен, что в доме кто-то есть. Придется подождать.

— Я проголодалась.

— Закажи что-нибудь в номер.

— Я хочу куда-нибудь сходить.

— Нам лучше оставаться здесь.

— Мы уже просидели десять дней сначала на яхте, потом на катере. Я хочу куда-нибудь сходить.

— Ладно, одевайся. Сходим вместе.

— Закрой глаза, — сказала Ребекка, но Делярош поднялся и повернулся к ней. Потом, не говоря ни слова, поднял руку и потянул за край полотенца. Краска смылась, и ее волосы были не светлыми, а почти черными. Все вдруг сложилось — густые, влажно поблескивающие пряди, серые глаза, бледная, словно просвечивающая кожа, овал лица, — и Делярош с удивлением понял, насколько она красива. В следующее мгновение удивление сменилось злостью — уж лучше бы она осталась в ванной еще на час, но вышла в прежнем обличье.

Словно прочтя его мысли, Ребекка едва заметно улыбнулась.

— У тебя шрамы. — Она провела пальцем вдоль скулы. — Что произошло?

— Если оставаться в этом бизнесе слишком долго, лицо может превратиться в помеху.

Палец скользнул выше, задержался на коллагеновом имплантанте под кожей щеки.

— Каким ты был раньше? — спросила она.

Делярош пожал плечами. Может ли человек описать собственное лицо? Если сказать, что раньше, до того как он попал в руки Мориса Леру, у него было красивое лицо, она, чего доброго, сочтет его лжецом. Он сел за стол, достал из ящика лист почтовой бумаги и карандаш.

— Выйди на пару минут.

Ребекка ушла в ванну, закрыла за собой дверь и включила фен. Делярош работал быстро, уверенно, карандаш как будто летал над бумагой. Закончив, он бесстрастно, словно посторонний, оценил результат — образ на листке, казалось, принадлежал некоему вымышленному персонажу.

Делярош встал, подошел к ванной и просунул листок под дверь. Завывания фена смолкли. Ребекка вышла, держа в руке его портрет, и подняла глаза. Снова посмотрела на рисунок, сравнивая то, что есть, с тем, что было. Листок выскользнул из пальцев и мягко опустился на пол. А потом она поцеловала Деляроша в губы.

— Кто она, Жан-Поль?

— О ком ты спрашиваешь?

— Кто та женщина, о которой ты думал, когда мы были вместе?

— Я думал о тебе.

— Но не все время. Я не сержусь. Дело совсем не в этом, а в том…