Другая сторона Москвы. Столица в тайнах, мифах и загадках - Матвей Гречко

Два из сохранившихся пруда находятся на территории Московского зоопарка, созданного в 1864 году Русским императорским обществом акклиматизации животных и растений. Бедным животным сильно не повезло во время обеих русских революций — 1905 и 1917 годов — зоопарк оказался в центре уличных боев. Тогда очень многие животные погибли, погибли и все рыбы, так как здание Аквариума было разрушено и все ёмкости разбиты. Сгорела библиотека зоопарка. Зато потом почти всё восстановили, и зоопарк продолжал работать даже в годы Великой Отечественной войны. В 1990-х его реконструировали, и сейчас это очень приятное место для прогулок с детьми.

Шумный Новинский бульвар был назван так в честь Навинского монастыря, упразднённого Екатериной Второй. Поэтому, строго говоря, бульвар должен был зваться не Новинским, а Навинским — монастырь был освящён в честь Иисуса Навина.

Сейчас здесь машины, машины и современная застройка, а некогда Фёдор Иванович Шаляпин приобрёл здесь дом, польстившись именно на прекрасный сад, где росли яблоки, груши, малина и смородина. Дом сохранился (№ 25), не так давно в нём был создан музей. Шаляпин жил там с 1910-го по 1922 год, до эмиграции. В гостях у певца бывали К. Коровин, М. Горький, Л. Андреев, И. Бунин, художники братья В. и А. Васнецовы, А. Головин, композитор С. Рахманинов. В годы Первой мировой войны в одном из флигелей Шаляпин обустроил госпиталь.

За домом Шаляпина медленно, но верно разрушается детище уже другой эпохи — жилой дом Наркомфина, предназначенный для сотрудников Народного комиссариата финансов СССР — одно из творений архитекторов М. Гинзбурга и И. Милиниса. Это практическое воплощение идеи дома-коммуны с полностью обобществлённым бытом. Он был выстроен из самых дешёвых материалов: в те годы экономили на всём. Сорок восемь квартир без кухонь — вместо них в доме был целый пищеблок, где еду готовили сразу для всех по графику как в санатории, без привычных ванных комнат — вместо них душевые кабинки. Зато в доме были спортзал, детский сад, прачечная и даже лифты. На крыше дома располагались 2 элитных пентхауса — для наркомов. Но коммунальное житьё-бытьё не задалось: большинство жителей, вместо того чтобы питаться в столовой, разбирало еду себе по комнатам. Затем дом «уплотнили», превратив и без того тесные квартирки в коммуналки. Потом выявились проблемы: плохой бетон, некачественная штукатурка… И вот уже много лет дом Гинзбурга заколочен и дышит на ладан.

По Конюшковской улице (здесь располагались монастырские конюшни) мимо кинотеатра «Баррикады» — старейшего кинематографа Москвы (он был открыт в 1907-м и назывался «Гранд Плезир»), уже упоминавшегося Горбатого моста и одну из сталинских высоток — т. н. дом авиаторов: 24 этажа, высота с башней и шпилем — 156 метров, мы пройдём в Пресненский парк. Он расположен на том месте, где некогда стояла фабрика Николая Шмита, уничтоженная во время боёв в революцию 1905–1907 годов. До Белого дома доходить не будем, посмотрим на него издали.

К Конюшковской улице примыкает Большой Девятинский переулок, на его смыкании с Новинским бульваром находится храм Девяти Мучеников Кизических, давший название переулку. Девять мучеников — это девять проповедников, в конце III века нашей эры пришедших в город Кизик в Малой Азии и там замученных. В народе этот храм прозвали «расстрельным», здесь находили свой конец мученики уже нового времени: в 1930-е годы храм сделался местом исполнения приговоров. Трудно даже подсчитать, сколько людей было здесь убито, не будет преувеличением сказать, что вся земля под храмом пропитана их кровью. Ныне храм действующий, его прихожане говорят, что в нём постоянно мироточат и плачут иконы.

История храма включает много примечательных событий. Дошедшее до нас здание было выстроено в правление Анны Иоанновны, а до того храм был деревянным, и ту деревянную церковь часто посещал Пётр Первый. Он очень любил церковное пение и сам часто пел в хоре: у первого российского императора были прекрасный слух и красивый тенор.

Неподалёку от храма жило семейство Грибоедовых, именно здесь крестили младенца — будущего автора «Горя от ума», служили молебны о его благополучном возвращении с войны и отпевали его мать.

Другим известным прихожанином храма был композитор Александр Александрович Алябьев — участник войны 1812 года, принимавший участие во взятии Дрездена, Лейпцига и Парижа. Он вышел в отставку в чине подполковника с полным пенсионом и некоторое время благоденствовал. Подвела Алябьева любовь к карточным играм. Нет, он не проигрался в пух и прах, всё было иначе. Беда подстерегала героя на Серпуховской дороге, где в одном из постоялых дворов поселился белгородский помещик Тимофей Миронович Времев. Злая судьба привела Времева в дом Алябьева, где он вместе с хозяином и другими гостями сел играть в карты и поначалу проигрывал, а потом вдруг много выиграл. Только честно ли? Раздосадованный Алябьев решил, что нет, и в гневе ударил гостя под дых, а силы удара не рассчитал: спустя несколько дней, уже вернувшись к себе, в трактир, Времев скончался. Алябьева обвинили в убийстве. Три года провёл композитор в тюрьме и именно там написал свой самый знаменитый романс — «Соловей».

После освобождения он жил недалеко от храма на Новинском бульваре в доме № 7 (он сгорел в 1997 году) под надзором полиции и в нём же умер. Похоронен Алябьев в Симоновом монастыре в родовой усыпальнице, ныне разрушенной.

Дойдём до Пресненского детского парка. До 1905 года здесь стояла мебельная фабрика Николая Павловича Шмита, купца, старообрядца, родственника Морозовых и революционера.

Николай Павлович Шмит был наследником богатейших московских фабрикантов. Огромное состояние сколотил его прадед Матвей Шмит, выстроивший в Москве в 1817 году мебельную фабрику: город обустраивался после пожара и мебель шла нарасхват. Дед Николая Александр добился подрядов на изготовление мебели для вокзалов первой российской железной дороги. Это было и прибыльно, и почётно. Его сын Павел отстроил новые фабричные корпуса и женился на богатейшей невесте — Вере Викуловне Морозовой. Супруга родила ему четверых детей, из которых Николай был старшим. Увы, никто из наследников не проявил деловых способностей, и в своём завещании Павел Александрович указал фабрику продать, а деньги распределить между всеми детьми. Но быстро этого сделать не удалось: стоящего покупателя не нашли, и тогда на помощь Николаю пришёл его двоюродный дед Савва Тимофеевич Морозов. Эта дружба стала для Николая роковой: фабрикант-миллионер, меценат Морозов был известен ещё и тем, что спонсировал подпольщиков-революционеров. Он познакомил с ними и своего внучатого племянника.

Дружба с подпольщиками погубила и самого Савву Тимофеевича: у него развилось тяжёлое душевное заболевание. Родные отправили его на отдых во Францию, в Канны, а спустя короткое время его труп с пулей в сердце нашли в гостиничной постели. Историки до сих пор спорят, было это самоубийством либо убийством. Известно, что в день смерти Морозова в Каннах видели Леонида Красина, руководившего «боевой технической группой при ЦК РСДРП», то есть отрядом большевистских боевиков. А более половины из 100 тысяч рублей, на которые была застрахована жизнь Морозова, получил именно Красин.

Но Николай Шмит продолжал большевикам доверять и находился всецело под их влиянием. Это влияние распространялось и на младших сестер Николая, одна из которых даже фиктивно вышла замуж, чтобы получить свою долю наследства и передать её РСДРП. Члены этой партии формально числились работниками мебельной фабрики, получали заработную плату, но если и появлялись на рабочих местах, то совсем не за тем, чтобы изготавливать мебель. Они учили молодых рабочих кидать пока ещё муляжные бомбы и стрелять. А потом из-за границы тайно привезли партию оружия, раздали его рабочим, и те принялись нападать на полицейских и грабить окрестные магазины. Потом отдельные выступления и стачки слились в одну, и зимой 1905-го в Москве уже шли настоящие бои.

Поначалу главным штабом служило училище Фидлера (Покровка, 31). 9 декабря 1905 г. там собралось около 150 боевиков, а также гимназистов и студентов. Училище окружили войска под командованием ротмистра Рахманинова (родного брата композитора). Они предъявили ультиматум о сдаче, а потом начали обстрел. Через три часа дружинники сдались. Сам педагог Фидлер был арестован, но потом выпущен и уехал за границу.

Но бои не прекратились, наоборот, именно взятие этого училища историки считают моментом перехода к вооружённому восстанию. Тогда 60-летний генерал-губернатор Москвы Дубасов ввёл комендантский час и обратился за помощью в Санкт-Петербург. Царь направил на усмирение беспорядка 2 тысячи офицеров и солдат лейб-гвардии Семёновского полка. Бои шли на Бронных улицах и на Арбате. Войска теснили повстанцев, которые переместились именно к мебельной фабрике Шмита, превращённой в арсенал, типографию, лазарет для живых повстанцев и морг для павших.