Тревожные сны царской свиты - Олег Попцов

Выстраивая тактику своих отношений с президентом, Черномырдин не учел одного крайне важного обстоятельства — влияние на него Коржакова достигло максимальной величины. Рассуждая на все эти темы, я испытываю чувство некоторого смятения, что столь значимо и серьезно. Я вынужден говорить не о главе государства, видном политическом деятеле или ключевой фигуре, влияющей на духовность нации. Ничего подобного. Всего-навсего — старший охранник президента и его семьи. Сколь несовершенна и уязвима власть, допустившая такое несоответствие.

Переоцениваем ли мы роль Коржакова во всей этой истории? Нет, не переоцениваем. Конституционные права президента необъятны и многомерны. Для президента важен факт их наличия. Для окружения — факт их использования. Куда не дотягивается рука президента и мимо чего скользит рассеянный взгляд властелина, там вьют свои гнезда власть предержащие, употребляющие свои умения и корысть от имени президента. А потому, кто ближе к властному телу, от его имени и говорит увереннее. В этом смысле Коржаков долгое время был вне конкуренции. Операцию «КРОНПРИНЦ ЗЛОВЕЩИЙ ОЛЕГ» Коржаков провел, можно сказать, изысканно.

Черномырдин очень скоро почувствовал ловушку, в которую сам угодил. Замысел Коржакова воплотился — неразговорчивый Олег стал третьей точкой опоры. Треугольник Барсуков (ФСБ) — Сосковец (правительство) и Коржаков (к этому моменту уже не служба охраны, а управление безопасности с правами контроля безопасности по всем направлениям — политической, экономической, военной, информационной) обрел свою жесткую конструкцию. В конце 93-го об этом заговорили, а в 94–95-м все уже вынуждены были признать — триумвират стал властной вершиной № 2. Четвертым к этой могучей кучке примкнул Павел Бородин. Он предпочел оставаться несколько в тени, поэтому в общественном сознании этот властный квартет все же воспринимался как триумвират. Очень скоро по всем социологическим опросам «созвездие трех» фиксировалось как политическая сила, определяющая весь рисунок власти на ближайшее будущее. Коржаков к этому стремился, Коржаков этого достиг.

ГОСПОДА, СТАВКИ СДЕЛАНЫ,

СТАВКИ БОЛЬШЕ НЕ ПРИНИМАЮТСЯ

Сейчас многие недоумевают, почему в преддверии президентских выборов и после них события обрели столь непредсказуемый характер? Что это изменился президент? Изменилась среда политического обитания? Произошло перераспределение зон влияния? Еще не созревший предпринимательский класс, банковский капитал предъявили свои права на власть? Материализовалось довлеющее влияние дальнего зарубежья на ослабленную Россию? Возможно, предчувствие тупика и неэффективности экономического курса? Что же произошло, наконец?

Останется неразгаданной тайной, кто подсказал президенту фатальную идею — полностью сменить команду на второй президентский срок. Авторов называется множество. По свидетельству Виктора Илюшина, получив от президента поручение немедленно оставить свои дела в Кремле и заняться предвыборной кампанией (а это случилось за полтора месяца до выборов), он якобы заявил о своем желании, независимо от результатов, уже не возвращаться к своим обязанностям первого помощника президента. И вообще, посоветовал президенту Илюшин (так говорил он сам), следует фундаментально обновить команду. А потом не удержался и добавил: «А еще лучше — полностью ее заменить». По словам того же Илюшина, именно в этом разговоре президент дважды возвращался к этой теме. Один раз он внезапно спросил: «Виктор Васильевич, вы действительно не хотели бы вернуться в Кремль?» Илюшин подтвердил свое желание. Президент отмолчался, не стал переубеждать, а просто заговорил о другом, о планах своих предвыборных поездок по стране. Сомневаться в словах Илюшина не имеет смысла, тем более что подтверждение их истинности я слышал и от других. Но только ли он подтолкнул консервативного в своих привычках Ельцина к столь нестандартному решению? Разумеется, сам ход предвыборной кампании и силы, сконцентрированные в ней, сказали свое слово.

Естественно, никто не подозревал, что кадровые изменения в окружении президента в конце 95-го и практически половины 96-го года были воплощением четкого замысла по формированию команды № 2. Все полагали, что происходящие перестановки временны и связаны с избирательной кампанией. По существу, они начались с момента образования предвыборного штаба. Это вполне логично, хотя и сделано было с большим опозданием. Ничто не предвещало грозы. Все началось с Филатова. Он был отстранен как бы в силу стратегических замыслов: надо ужесточить дисциплину в президентской администрации, сделать ее работу более прагматичной. Филатов слишком либерален, как докладывали президенту, слишком предрасположен к нервозным демократическим веяниям образца 1991–1992 года. И вообще… Далее шли внахлест домыслы о связях Филатова с интеллигенцией, через которую совершается утечка кремлевских секретов. И в целом, исходя из философии Коржакова, а главное наступление на Филатова вел именно он, Филатов плох потому, что он Филатов.

Сергей Александрович осознавал, что его дни в Кремле сочтены, понимал, кто организует этот нажим на него. И тогда он сделал последнюю попытку и встретился с Коржаковым. Коржаков разговаривал с Филатовым как с предотставочным подчиненным. Обратим внимание, что перед Коржаковым сидел не мелкий чиновник, проштрафившийся капитан спецохраны, а еще не отстраненный глава президентской администрации, чиновник, по рангу бесспорно более значимый, чем Коржаков. В этой связи показательна манера разговора. «Мы знаем, что вы преданы президенту, — сказал Коржаков, — но, работая в Кремле, вы допустили слишком много ошибок».

Одна деталь особенно любопытна. В вину Филатову был поставлен некий Хаит, в то время заместитель Гусинского по финансовой группе «Мост-банк», которому Филатов выдал пропуск в Кремль. По данным Коржакова, как потом выяснилось, данным бредовым, Хаит был резидентом израильской разведки. Из чего едва ли не следовало, что и сам Филатов работает не пойми на кого. Позже «резидент службы «Моссад» возглавит «Мост-банк». Подобная деталь примечательна. В это время к всевластному квартету был максимально близок Борис Березовский, настроенный по отношению к Гусинскому мало сказать неприязненно, а откровенно враждебно. И сведения о Хаите, в том виде, как они высказывались, мало походили на разведданные. Филатов не умел ругаться, и потом, он уже был заражен вирусом власти и в любом варианте желал бы остаться в президентской команде. В том разговоре он упустил шанс ответить Коржакову по полной программе. А ведь Филатову было что сказать. Но для этого пришлось бы хлопнуть дверью. Филатов на такой шаг не решился. Позже, выслушав мой эмоциональный протест, он признался: «Мне некуда было уходить».