Скажите Жофике - Магда Сабо

Молчит. А смотрит-то как! Пусть идет вместе с ним. Что тут такого? Может, она лучше кого бы то ни было знает ее, может, как раз она скажет, что Жофи никому вреда не причиняет, что ей чужого не надо. Если Халлер имеет право присутствовать, то и его, Понграца, людям не могут запретить явиться.

Дора положила рядом с ним свой мешок. Дать ей, что ли, денег на трамвай? Не хочет брать, говорит, деньги у нее есть, она нашла дома несколько форинтов. Глаза так и мечут искры. Если плохо выполнит его поручение, ей достанется как следует, вот увидит.

Побежала. Даже пятки засверкали. А он сиди тут и отвечай на приветствия – ученицы раскланиваются с ним не хуже, чем с учителями. Узнай они, что он стережет тут рюкзак какой-то девчонки, обязательно бы высмеяли А тут еще, вдобавок ко всему, из мешка торчит заяц. Стоит одной из этих козявок заметить проклятую зверюшку – и прощай авторитет! В сентябре ни за что не будут слушаться.

Становилось прохладно. Доры все не было. Чем бы покормить ее перед сном? Одного кофе мало. Открыть разве баночку мясных консервов? Где-то завалялась еще, кажется, одна. Что поделаешь, раз ничего другого не припасено. На электрических проводах отдыхали птицы. Интересно, слышно им там, о чем гудят провода? И как это передается по ним разговор? Черномазая, наверное, знает, да и Жофи тоже. А вот его таким вещам не учили.

Вечерний ветерок перебирал широкими, как ладонь, листьями клена. Вот наконец и Дора.

– Все сделала, – сообщила она и взялась за свой рюкзак.

Повестку из школы Халлер смял и швырнул в корзину. Это уж слишком! С него достаточно и той головомойки, которую ему задал директор музея. Не хватало еще в школе выслушивать всякую всячину. Конца не видно этой волоките. Мало ему горя! Вики уехала и не подает о себе никаких вестей. Ему до сих пор даже неизвестно, благополучно ли она добралась. Пока не узнает, где она, он не сможет отправиться в путь.

В школу! Ему уже тошно от всего этого. С понедельника ни разу не выспался как следует, только и держится, что на таблетках. Пусть Юдит идет! Там ее научат, что делать со своим отпрыском, когда в него вселяется дурь. Ведь девочка была в тот раз невменяема. Пришла, села на пол и давай орать благим матом. Габор, наверное, нашел бы ее приступам какое-нибудь медицинское объяснение. Совершенно сбила его с толку своей выдумкой будто она явилась вместо Марианны. И далась ему эта Жофи, одна мысль о ней выводит его из себя.

Дома после ужина он вдруг вспомнил, что в повестке упоминалось о его портфеле. К счастью, Жофи не решилась принести его домой, побоялась Като – только недоставало, чтобы портфель попал в руки жены! Он должен сам раздобыть его. Да необходимо заготовить сказку на тот случай, если кто-нибудь открывал его, надо же как-то объяснить, для чего он захватил портфель с собой на работу. Хорошо еще, коли до валюты не добрались. Ну, ничего, он найдет какой-нибудь выход. Откуда знать преподавательнице венгерского языка, какими деньгами он оперирует по линии службы? Значит, все-таки придется пойти в школу. Надо кончать с этой комедией. Раз он будет на площади Апацаи Чери, то, конечно, заглянет и в девятый номер – не пришла ли какая весть от Вики. На другой день, без четверти одиннадцать, Халлер явился в школу с твердым намерением взять портфель и тотчас уйти. Но секретарша сказала ему, что портфель он сможет получить только после разбора дела, и предложила подождать заместителя директора. Халлер с досады хлопнул дверью и вышел. На пороге он чуть не столкнулся с Юдит. Она едва кивнула на его приветствие. Вот тебе раз! Она еще разыгрывает из себя оскорбленную! Ну, если ей так угодно… Совсем не обязательно разговаривать, можно и вовсе не замечать друг друга. Халлер вышел в зал. От скуки он снял с полки чучело какой-то птицы, но тут же поставил его на место и принялся тщательно вытирать пальцы носовым платком. На ножке птицы висела записка, которая предупреждала, что чучело нельзя трогать; препарирующее средство – яд. Это совсем вывело Калмана из равновесия. Сердце начало биться глухо, с перебоями. С какой стати должен он тут губить свое время? Ведь спокойно могли переслать ему портфель с рассыльным, так нет, видите ли, им поважничать захотелось. Раздуть дело, которое само по себе не стоит и выеденного яйца.

В одиннадцать часов наконец появилась Марта Сабо со злополучным портфелем в руке. С ней шел учитель математики Хидаш. Халлер посмотрел на Марту так, как будто видел ее впервые. Лицо учительницы было серьезно и сосредоточенно. Она заняла место председательствующего. До сих пор в памяти Халлера Марта жила как бесцветная стареющая дева с померкшим лицом. Даже в юности на нее редко кто обращал внимание. От Като и Юдит он только и слышал: "Как она поблекла" или "Ее туфли как раз пригодились бы в прошлом столетии". Теперь перед Калманом сидел совершенно иной человек. Он только сейчас заметил, что глаза ее светятся умом. Она держалась спокойно и непринужденно. Чувствовалось, что здесь Марта хозяйка, распоряжения и просьбы которой всегда выполняются с первого слова.

Одна Юдит пыталась не замечать Марту, но ей это плохо удавалось. Помимо своей воли она вновь и вновь обращала на нее свой взгляд.

– Я прошу извинения, что побеспокоила вас, – начала Марта.

Хидаш стенографировал. Это еще больше подчеркивало официальность обстановки. Калман нетерпеливо дернул головой. Она слишком многословна. Если посмотреть в окно, виден дом номер девять. Жофи вполне заслужила, чтобы ее серьезно наказали, и все же он попытается выгородить ее сегодня – конечно, насколько это удастся. И какая муха укусила ее тогда? В сущности, он любит эту девчонку. А какую она, сама того не желая, подложила ему свинью! Калман не сводил глаз с ворот, возле которых он столько раз прощался с Вики. Скорее бы уехать вслед за ней!

– Разрешите ознакомить вас с положением дела. В адрес нашей школы пришло письмо следующего содержания…

Знакомь, знакомь, думала Юдит, пока у тебя горло не пересохнет. Скажите пожалуйста, как разошлась! И в платье темное вырядилась. Еще бы! Такое событие в твоей скучной жизни! Если бы не траур, я бы нарочно пришла сегодня в чем-нибудь ярком, чтобы доказать тебе, насколько твои ухищрения мне безразличны. В который раз ты пережевываешь эту чепуху! Даже стенографиста захватила с собой. Ты должна была стать юристом. До чего же все неприятно! Калман делает вид, что все ему нипочем, и смотрит себе в окно: разумеется, школьная площадь – зрелище куда более интересное, чем дисциплинарная комиссия. Бедная Жофи, сидит одна в кабинете директора. Хорошо, что девочка сегодня как следует выспалась, может, не очень будет нервничать.

Юдит закурила. Вот и наградили Жофи за ее старания. Она тут трудится, ухаживает за их старым швейцаром, и в результате получай благодарность! Подумаешь, преступление совершила, устроили тут судилище. Ну, стало девочке скучно, она пошла к дяде на работу – так в этом виновата скорее сама Юдит, потому что вечно отсылает ребенка из дома. Там случайно захлопнулась дверь, и, естественно, с испугу Жофика прихватила портфель. А с монетой вообще безобразие. Раздули дело! Никакой объективности в отношении к девочке. Если бы она выбросила куда-нибудь монету – тогда обвиняйте, но ведь она оставила золото там же, в пепельнице. Что они думают о ее ребенке? Что она, воровка?

Марта Сабо обращалась теперь к Калману Халлеру:

– Первым долгом я хотела бы выяснить кое-что с вами, так как знаю, что вы торопитесь на работу. Скажите, пожалуйста, отвечают ли действительности факты, изложенные в письме, присланном советом?

Да. Отвечают. "Конечно, есть существенные неточности, но это их не касается", – подумал Халлер.

– В таком случае примите свой портфель под расписку. Я зачитаю акт с перечнем вещей, которые были в портфеле, и если все на месте, то прошу расписаться.

Халлер собирался закурить, но при последних словах зажигалка застыла в его руке. Марта Сабо начала выкладывать на стол вещи, а Хидаш зачитывал акт:

– Бритвенный прибор, зубная щетка, мыло, полотенце, непромокаемая куртка, карманный фонарь. Документы на имя Калмана Халлера. Далее, копия диплома на звание доктора, две университетские зачетные книжки: одна – выданная в Будапеште, на другой – печать Перуджинского университета. В итальянском матрикуле – пустой синий конверт. Ну как, все перечислено?

Юдит обомлела. Не ослышалась ли она? Да. Она не ошиблась. Все названные предметы Марта разложила на столе. Но для чего понадобилась Калману в понедельник его бритва, карманный фонарь и все его документы? Как он побледнел! Даже не побледнел, а стал желтый, как воск. Ничего не говорит, только кивает: все, дескать, на месте. Едва перо в руках держится. Да он и не подписался, а лишь кое-как нацарапал свое имя. У Марты лицо совершенно спокойное, у математика тоже. Он невозмутимо стенографирует. Все-таки очень странно!