Собрание сочинений в шести томах. Том 6 - Всеволод Кочетов

Обычно, когда я проезжал, бывало, железной дорогой на Москву, Усть-Ижора оставалась слева по ходу поезда; издали, сквозь окна вагона, виделись только кущи старых ив, берез и густые яблоневые сады, в которых надежно прятались кирпичные и бревенчатые домики. Между Московской дорогой и Невой лежит еще одна железная дорога — Кировская. Она идет на восток через Мгу, занятую сейчас, как я уже говорил, немцами, идет через Волхов, возле которого разгораются жестокие бои, через Тихвин и далее — на Череповец, Вологду. Дорога эта проходит совсем недалеко от Усть-Ижоры, минует далее станции Понтонную, Саперную, пересекает реку Тосну.

Проезжая через эти пригородные равнины и по той и по другой дороге, прежде всего видишь город Колпипо с его могучим заводищем, рабочие которого в конце августа — начале сентября дружной заводской семьей, вооруженные винтовками, отбивали атаки немцев буквально от порога своего дома, видишь незавершенные индустриальные новостройки — Ленметаллургстрой, Ленспиртстрой и немало других.

Корреспондентом «Ленинградской правды» я бывал на Ижорском заводе в Колпине, бывал в Ивановке за Тосной — в богатом овощеводческом колхозе, ездил во Мгу и в окружающие ее деревни и деревушки, трамваем доезжал до Рыбацкого, которое, по сути дела, окраина Ленинграда, — как бы кружил и кружил вокруг Усть-Ижоры. Но вот только сегодня война привела меня в это длинное селение, такое длинное, что дом, в котором мы сейчас находимся, помечен номером 187-м по проспекту 9 Января, а он еще далеко не последний на этом сельском проспекте, идущем над Невой.

— Ну что ж, — говорит полковник Черпаченко, возвращая наши удостоверения, свидетельствующие о том, что редакция прикомандировывает нас своими постоянными корреспондентами к Н-ской армии, оперативный отдел штаба которой возглавляет этот полковник. — Будем знакомы. Если что понадобится, заходите.

Мы побывали уже у члена Военного совета армии, представились в политотделе, были в разных хозяйственных учреждениях, где нас — что до крайности важно — поставили на снабжение бензином из армейских фондов.

Что же после всего этого требуется нам, военным корреспондентам, от начальника оперативного отдела? Надо узнать у него кое-что об армии, о том, где проходят ее рубежи, где и какие стоят части, где расположен противник и что он замышляет.

— Не много ли хотите, товарищи дорогие? — Полковник несмешлив, ему, видимо, не до шуток. — Что замышляет противник?! А черт его знает что. Они там, эти гитлеровские генералы леебы-клеебы, сидят, поди, и тоже кумекают: а что, мол, замышляют русские? — Он с минуту раздумывает. — По логике говоря, что остается делать немцам? Готовить новый удар на Ленинград. А что мы должны делать? Накапливать силы и тоже готовить удар. Вас, наверно, информировали в штабе фронта о том, что созданы новые армии, одной из которых является наша…

Да, перед тем, как отправиться сюда, в Усть-Ижору, мы побывали в штабе фронта, где, зная нас по многочисленным газетным корреспонденциям, нам нарассказывали, видимо, больше, чем полагалось бы в сегодняшних условиях, когда все, что касается войск и ведения боевых действий, — глубочайшая и строжайшая военная тайна, за разглашение которой — под трибунал и вполне возможно, что даже и к стенке.

Да, мы знаем, что вокруг Ленинграда, на тех рубежах, где остановлен враг, сейчас идет развертывание трех армий. На севере — от Сестрорецка до какого-то Осиновца на Ладожском озере — фронт километров в 90 занимает 23-я армия. От Финского залива, через торфянистую низину перед Урицком, по юго-западным склонам Пулковских высот, через Большое Кузьмино, к самой насыпи бывшей «царской» дороги и немного далее ее — к Витебской дороге, идут позиции 42-й армии. А мы вот прибыли сегодня в «Н-скую» — 55-ю армию. Нам известно, что первая ее линия протянулась от стыка с 42-й армией, от Витебской дороги до Невы, в том месте, где в Неву впадает Тосна, но известно это в очень общих чертах, хотелось бы знать получше, поподробней.

Полковник отдернул кусок зеленой ткани, которой на стене была завешена карта расположения частей армии, и стал показывать:

— Вот тут, восточнее вокзальных строений станции Детское Село… Вот мимо радиостанции и каких-то сельскохозяйственных опытных полей…

Каких-то! Ему они «какие-то», а для меня это поля, на которых три года с лишним ставились мои опыты по мульчированию почвы, по новому агрономическому приему, в наших ленинградских условиях в несколько раз повышающему урожайность теплолюбивых культур. Все те годы я и жил на территории нашей областной опытной овощеводческой станции, расположенной под Пушкином, в Новой деревне. Могу не прибегать к испытанному в литературе способу для вызывания картин прошлого — не прикрывать глаза ладонью, — я и так вижу скрытые в густой зелени деревянные старые здания опытной станции с их скрипучими лестницами, вижу серый домишко, в котором была моя комнатенка, вижу парники, теплицы, делянки на полях, отмеченные белыми табличками… Где вы, товарищи Трулевич, Газенбуш, Лежанкина, Палилов, Гайтерова, все другие — энтузиасты агрономической науки, люди, мысль свою, свои силы и стремления отдававшие тому, чтобы хоть сколько-нибудь плодороднее сделать наши скупые северные земли? Может быть, мы еще и встретимся на этих землях, на полях боев, а может быть, уже и нет, не увидим друг друга никогда. Загадывать сейчас ни о чем невозможно.

Полковник Черпаченко рассказывает. Михалев строчит в блокноте. А я мыслями в прошлом. Думается в общем-то об одном и том же: воюем у себя дома, на своем дворе, на своих грядках. Как случилось, что немец добрался до нас из Берлина, из Мюнхена, из Кенигсберга? Не были ли мы слишком мирными, слишком беспечными людьми? Кажется, нет. Все годы существования Советской власти мы непрерывно говорили друг другу о том, что порох надо держать сухим, и о возможном враге думали как о враге, с которым не побеспечничаешь. И все же случилось вот так — мы воюем на своих огородах.

Усть-Ижора — самое подходящее место для размышлений о странностях судьбы. Именно здесь, в устье реки Ижоры, произошла одна из знаменитейших битв в истории нашего государства Российского. Я упоминал уже раньше, что мое поколение неважно знает историю. Нам ведома одна лишь ее часть — та, которая касается больших народных движений и революций. Все другое мы, а точнее, за нас посчитали ничего не значащей историей царей и предали забвению. Усть-ижорскую историю тоже можно бы отнести к разряду царских историй и высокомерно не знать. Но я новгородец, а новгородцы — большие патриоты своего города, своего края, всего, что касается прошлого, настоящего и будущего Новгорода Великого. Учили нас этому в школе или не учили, по все мы с детства знаем своего сурового земляка князя Александра Ярославича, сына Ярослава Всеволодовича. Мы знаем, что второе свое имя — Невский — Александр Ярославич получил как раз после того, как здесь, на берегу Невы, в месте впадения в нее Ижоры, он разбил наголову шведов, предводительствуемых грозным ярлом Биргером из скандинавского воинственного рода Фолькунгов.

Еще в мальчишках, из старых книг, которые выдавал мне иной раз, нехотя подпуская к своей библиотеке, отец моего друга детства Славки Силуянова, было кое-что вычитано о том, как громил средневековых интервентов наш земляк. Войны в те поры были длинные, очень длинные, многолетние, а иные и столетние, но битвы зато были короткие. Такого, чтобы бой не прекращался две-три недели, как было недавно в районе Луги или только что на Пулковских рубежах, тогда не случалось.

Стремительно развернулись события и 15 июля лета 1240-го.

Здесь, в устье Ижоры, наискосок от нынешнего штаба 55-й армии, на высоком, вдавшемся в ширь Невы береговом мыске, на котором стоит ныне церковь, превращенная в хозяйственный склад, 15 июля 1240 года возвышался шатер ярла Биргера, и пестрые скандинавские флаги на длинных древках весело вились вокруг в теплом, летнем ветерке. Биргер, как сказано в хрониках, располагал крупным отрядом, причалившим к невскому берегу на множестве судов, способных ходить и по рекам и по морям. Шведы намеревались двинуться дальше — через Ладогу, по Волхову — на Новгород.

И вот тут-то, обозревая действия новгородского князя глазами стратега, который мнит себя таковым, видя бой уже даже не со стороны, а просто задним — и весьма-таки задним — числом, не можешь удержаться от того, чтобы не порассуждать о правильности или неправильности его действий. (Утешает только то, что не я первый и не я последний впадаю в этот грех глубокомысленных полководческих рассуждений задним числом.)

Едва с помощью лазутчиков до Новгорода долетела весть о том, что шведы на Неве, Александр Ярославич немедленно двинулся им навстречу. Можно было бы подождать подхода войск отца — Ярослава Всеволодовича; можно было бы также ждать, пока соберутся главные силы новгородцев… Но можно? Или нужно? Подумаем.