Тульский–Токарев. Том 1. Семидесятые–восьмидесятые - Андрей Константинов

Озираясь на двух прикрепленных к стенке, Толя выглянул из квартиры на лестничную площадку и махнул рукой «Лехе». «Потерпевший» спрыгнул с подоконника и через мгновение оказался в прихожей. Увидев Леху, Колчин заорал:

— Прижались лбами толоконными!!!

Потерявшие дар речи от ошаления парни беспрекословно выполнили команду. Толя подвел «Леху» на метр к задержанным. «Потерпевший» аккуратно осмотрел парней, будто обнюхал, и уверенно указал пальцем на одного. Толя жестом показал ему, чтобы шел на кухню. Через полминуты туда же выглянул Колчин:

— Так, Леха, забирай «клоки» и дуй в отделение, там у кого-нибудь из оперов жди нас. Домой не спеши — тут геморроя еще часа на четыре…

«Леха» молча поклонился, восторженно потряс руку Колчину, схватил часы и вышел из квартиры. Потом Гороховский вспомнит, что, уходя, он как-то странно улыбался, прикусывая зубами верхнюю губу…

Вскорости двое оперов и парочка задержанных гостей Ленинграда прибыли в отделение. Начав опросы и проверки, сыскари очень быстро растеряли весь свой азарт, потому что выяснились следующие обстоятельства: братья Смирновы приехали пару дней назад к своей тетке. Ее муж работал ни много ни мало проректором Университета по работе с иностранными учащимися. Хотя это-то как раз еще не очень смущало — настораживало то, что часы эти, с лошадкой, французские, конца XVIII века, стояли на серванте в квартире около двух лет. А до этого они еще Бог знает сколько лет стояли в той же квартире на фортепиано. Проректор по работе с иностранцами, вызванный срочно с работы, очень нервно все это написал в заявлении. Ну, а самое хреновое было в том, что заявитель «Леха» с часами до отделения, естественно, не дошел. А его данных не было не только на отсутствующем и, следовательно, не зарегистрированном заявлении, их вообще не было, потому что с нервяка Колчин забыл фамилию, которой представлялся «терпила», а Гороховский ее вообще не расслышал…

С учетом связей проректора шум, конечно, поднялся нешуточный. Приехали и из главка, явился, естественно, начальник РУВД и иже с ним, срочно разыскали и находившегося на выезде начальника ОУР Токарева. Когда в районную прокуратуру легли жалобы от племянников и от проректора, всем стало не до смеха.

Заместитель прокурора района Яблонская, посоветовавшись с городской прокуратурой, сказала жестко, что в отношении двух оперуполномоченных возбуждает уголовное дело. На состав хватало с лихвой и без пропавших часов, о стоимости которых и об исторической ценности их механизма думать просто не хотелось…

Так что Колчин, конечно, ошибся, когда обещал «Лехе» геморроя часа на четыре — геморроя было намного больше. Через шесть часов Вадик и Толя сидели очень тихие в кабинете Токарева с предъявленными обвинениями по нескольким статьям и с подписками о невыезде. За подписки Токарев лично бился в кабинете Яблонской и победил, хотя начинал он с «…оставим все материалом, через день-два возместим ущерб, и по отсутствию в их действиях состава преступления…» Яблонская же визжала, что берет их под стражу. Токарев тоже орал, охрип даже, разосравшись совершенно с заместителем прокурора и понимая, конечно, что она, по сути, совершенно права…

Потом уже у себя в кабинете Василий Павлович материл двух погасших и по-мальчишески шмыгавших носами оперов. Некоторое время в разборе полетов поучаствовал и начальник РУВД, сказавший коротко, но для всех абсолютно понятно:

— Это же, блядь… Это же, сука, твари… Блядь, гамадрилы какие-то! Палыч, мы ведь с ними, блядь, в угар уйдем…

В таком духе начальник РУВД говорил минут пять, а потом ушел к себе в полной прострации…

…Когда все эмоции выдохлись, Токарев, переглянувшись с заместителем по УР начальника отделения, начал спрашивать по существу:

— Так, давайте, что о Лехе знаем? Вспоминайте приметы, брошенные фразы, как одет… Короче, как «терпилы» вспоминайте!

Колчин и Гороховский напряглись, вспомнили, что «Леха» — боксер, что плохо видит из-за травмы, полученной в парадной железкой, что у него больная мать, вспомнили и еще кой-какие мелочи…

Василий Павлович нахмурился, почувствовал холодок на спине и впился вдруг в глаза Колчина:

— Все, назад! Боксер с травмой головы — получил в парадной… Где-то я это уже… Еще что-то есть?

— Есть, — тихо сказал Вадик.

— Ну! — в бешенстве рявкнул Токарев. — Ну, рожай же, мать твою бабушку!!!

Колчин искоса глянул на молчавшего Гороховского и почти прошептал:

— Он сказал… что приятель вашего Артема… ну, сына… что занимались вместе… Суворов его фамилия!

Василию Павловичу показалось, что у него пол уходит из под ног, вспомнил он сразу про то, как Артур Тульский случайно «вышел» некогда на Артема, вспомнил и про свой тогдашний разговор с сыном.

— Так, — скрипучим деревянным голосом сказал Токарев. — Так, приехали.

Непослушными негнущимися пальцами он стал набирать номер домашнего телефона, потом бросил и заорал:

— Лаптев! Сергей!!!

Лаптев нарисовался через секунду — после имевших место событий все опера сидели на своих местах тихо, как мышки, и «на всякий пожарный» приводили в порядок документацию.

— Да, Василь Палыч!

Токарев выскочил к Лаптеву в коридор и быстро, нервно стал обрисовывать задачу…

…Артем выслушал долгий рассказ отца, ни разу не перебив и мучаясь от того, что ему ужасно хотелось закурить, а при отце он еще немного стеснялся. Да и курил-то Токарев младший мало — больше так, баловался…

Повисла звенящая пауза. Наконец Артем улыбнулся и ехидно спросил:

— И ты, стало быть, решил, что я — при делах? Спасибо вам за доверие, папенька… И потому Лаптева послал — сам испугался сорваться… или — что не сможешь не покрыть?

— Да ничего я не решил! — взорвался Василий Павлович. — Подъебывать меня еще будешь! Но нервяк, конечно, словил… Сыночек… А прецеденты были. Были, были!

Несмотря на раздраженный тон, Артем видел, что отец рад, но скрывает это, — потому что у ребят-то, у Вадима и Анатолия, дела, действительно, — швах… Когда кто-то из знакомых гибнет, порядочному человеку трудно радоваться тому, что его самого не «зацепило»…

Помолчали еще. Потом сын уже без улыбки внимательно посмотрел на отца и осторожно спросил:

— Ты думаешь, это как-то связано с той Лехиной историей? Вы же с Петровым-Водкиным сами говорили мне тогда — ерунда, мол, случайность…

— Говорили, — Токарев-старший как-то странно вздохнул, и Артем понял, что отец ему что-то недорассказал. — Говорить-то говорили… Ладно, пойдем глянем, как там Леху твоего мучают…

А Алексея действительно «мучили» — в тесном кабинете громкий разговор на пятерых шел неровно и нервно. Суворова заставляли вспоминать — он и пытался вспомнить. Но как вспомнишь то, чего не видел?! Леха все уже понимал, но помочь ничем не мог и потому злился:

— Чего вы меня грузите, как ишака?! Неужели бы я не сказал?!

Резюме было правильным, но неутешительным — конечно, о том, что Суворова уделали в парадной, знал тот, кто, собственно, и уделал… И еще несколько десятков человек…

Через пару часов абсолютно вымотавшиеся Токаревы побрели домой. Василий Павлович долго молчал, а потом вдруг сказал:

— Между этими выходками есть какая-то связь… Логику я не ищу — это дело неблагодарное… Информации — ноль… Ну, почти ноль, но… Наш мозг фиксирует все, но вытащить из него мы не всегда можем то, что нужно… Не умеем грамотно пользоваться этим компьютером… Но иногда кажется… Наверное, это интуиция… Помнишь, на прошлый День милиции было двойное убийство?

Артем наморщил лоб, действительно что-то смутно припоминая:

— Да, что-то такое ты мне говорил, что дело мутное… А что?

Василий Павлович пожал плечами:

— Была серьезная информация, что в той истории один интересный молодой человек проявился… Проявился — и исчез. Но его один очень серьезный человек видел. Говорит, что видел. И не верить ему у меня оснований нет никаких… Так вот — тот фантом крайне нестандартно вопросы решает. Необычно действует. А Леху твоего нестандартно ведром отоварили. И ребят сегодня развели — просто блеск! И та мокруха двойная… А еще с шахматами история…

— С какими шахматами? — не понял Артем. Токарев-старший помотал головой:

— Да так, была история с дорогими шахматами, когда двое блатных по странному набою сели… Были такие — ЧирканИ и Бест, кореш его… Скоро откинуться должны, если уже не откинулись… А терпилу, хозяина шахмат, шишку горкомовскую, потом «комитет» сжевал вместе с обкомом…

— И что? — все равно не врубился Артем, и Василий Павлович начал злиться сам на себя — потому что сам понимал — говорит путано… Собственно, он хотел не столько сына проинформировать, сколько просто рассуждал вслух. Посопев еще немного, Токарев-старший сказал нечто совсем уже странное: