Таежный тупик. История семьи староверов Лыковых - Василий Михайлович Песков

пулей скрылся в зарослях огорода. Агафья нам объяснила: с котятами в доме нянчится не кошка, а кот. Серая кошка-мама, как только бросила кормить выводок молоком, предпочла возне с малышами охоту в тайге. Там все время и пропадает, принося семейству добычу.

Обсуждая эту историю, мы сели у костерка, и разговор пошел и о том, что бегает и летает тут во дворе и что близко подходит ко двору из тайги. Кое-что мы могли тут же и наблюдать. Близко к костру у грядки с бобами опустился, как нам показалось сначала, ястреб-тетеревятник. Оказалось – кукушка! Агафья, чтобы развеять сомнения, изобразила характерные звуки, какие слышит весной… Потом на обломок кедра опустился дятел-желна. Под его кузнечную музыку мы говорили о козах, курах, о собаке, которая радостно чавкала, как только слышала слово «Пестряк».

Пестряк (белое с черным) служил охотнику, но показал опасную трусость – при встрече с медведем не задержал зверя, а бросился к хозяину, обняв его лапами. Такого «помощника» никто в тайге рядом с собою держать не будет. И пестрый выродок лайки был Агафье оставлен в подарок. Любопытно, что он не рвался вслед за охотником, сообразил: спокойная жизнь у Агафьи предпочтительней интересной, но опасной жизни в тайге.

При нас Агафья доила коз, объясняя, что одна из них зимой заболела. «Кашляла. Я стала ее лечить…» Любопытно, что не травами, висящими пучками под крышей, пользовала Агафья свою пациентку. «Лечила козу баралгином, тройчаткой, ампинозолином…» Мы, трое мужиков «из мира», с изумлением слушали четкое перечисление знакомых и незнакомых названий и переглядывались. Лет десять назад о таблетках Агафья не желала и слышать, замаливала каждую, если приходилось все-таки проглотить. Теперь вот вера в таблетки.

Коза поправилась. Но от болезни, а может быть, от лекарств, козленка родила мертвого. Сейчас у Агафьи три козы, козел и одно просто ангельское существо, баловень хозяйки – белый козленочек.

Кур тут было пятнадцать. Мы привезли еще трех. И с интересом наблюдали кратковременную драку в загоне. Три рослых новосела сразу заняли первые места в иерархии и вместе со старожилами кинулись клевать мешанку из зерна и мелко рубленной крапивы. Жизнь таежная соприкасается со двором постоянно. Одолевают мыши, привлеченные запасом зерна и крупы. Кошки явно не справляются с превосходящими силами мелкоты – Агафья, как это делали прежде семьей, ставит ловушки-давилки.

Зайцы украдкой наведываются в огород – погрызть капусты. Одного Ерофей подстрелил. «Жарил зайчатину. Когда ел – меня чуть не вырвало…» По принятому Лыковыми уставу «зверя с лапой» (например, медведя, зайца, лису) есть нельзя. Только если с копытом…

По весне прямо в окошко избушки, не страшась собаки, заглянула маралуха с теленком. Что ее привело, непонятно. А вот медведей сюда постоянно влекут аппетитные запахи. Медведя тут можно встретить, спускаясь за водой к речке. Иногда медведи подходят близко к ограде двора, топчутся, оставляя кучи помета. Оборона против них прежняя: линялые красные тряпки на кольях и кастрюли «для торканья». Появилась еще новинка. Три года назад привез я Агафье ботала – железные колокольцы, которые надевают на шею коровам и лошадям. Ботала пригодились. Агафья повесила их на границе огорода с тайгою и протянула от них веревки до дверей хижины. Чуть что – она ударяет в набат, не переступая порога избы.

Один из медведей стал проявлять опасную настойчивость в приближениях ко двору. Пришлось принять меры решительные. Сергей с Ерофеем в нужном месте насторожили петлю, и медведь в нее угодил. Добили зверя выстрелом из ружья.

Сама Агафья ружье со стены не снимает. Мы с Николаем Николаевичем уговорили ее все же попробовать пострелять. Агафья, поколебавшись, вынесла ржавое одноствольное ружьецо, укрепила на склоне огорода кусок бересты, долго тщательно целилась, но только одна дробинка оставила след в бересте. Самолюбие было задето, и Агафья зарядила ружье еще раз. Результат был таким же. «Да нет уж, пусть висит на стене…» – сказала она с улыбкой взрослого человека, подбитого участвовать в детской забаве.

Сидение у костра закончилось разговором о воробьях и колорадском жуке. По словам Агафьи, прошлой осенью невесть откуда появились тут воробьи, коих скоро переловили заматеревшие на таежных охотах кошки. Я усомнился: воробьи ли? Агафья в точности описала внешность всюду льнущих к человеку мелких воришек. И рассказала: «Два воробья жили у нас и раньше под крышей избы на горе – кормились конопляными семенами и оба погибли зимой от мороза».

О колорадском жуке первой заговорила с тревогой Агафья. Кто-то сказал ей, что жук появился в Горном Алтае. Мы подтвердили это известие. И я подробно рассказал о жуке. Агафья хорошо поняла, какая напасть может обрушиться на ее огород. Попросила нарисовать ей жука. «Наказание Божье. Надо молиться, чтоб миновало». Мы постарались Агафье внушить, что, кроме молитвы, нужен еще карантин, и пояснили, что это значит. «Никакие подарки новых сортов картошки ты не должна принимать». «Едак!» – согласилась хозяйка «усадьбы».

День, проведенный у костра во дворе, закончился ловлей рыбы. Дело это столь важное для Агафьи и столь интересное, что о нем особо следует рассказать.

Река-кормилица

При хорошей погоде вертолет движется высоко, и летчики ориентируются по вершинам гор. Если погода прижмет, вертолет ныряет в каньон, по которому вьется безлюдный в этих местах Абакан. Не заблудишься, но надо повторять все изгибы реки, лишь кое-где срезая углы поворотов.

Справа и слева тянутся к Абакану ручьи и речки – летом от пены белые, зимой по белому снегу вода в них видится черным шнурком.

Еринат – левый приток Абакана в самом его верховье. Пролетая не очень далеко от устья реки, видишь синий дымок жилья. Сделав разворот, вертолет садится прямо у речки на каменную дресву. К дому Агафьи от вертолета надо преодолеть протоку и подняться метров на двадцать в гору. Отсюда речку видишь как на ладони. Серебристым прозрачным потоком, стиснутым с двух сторон лесистыми скалами, Еринат летит встретиться с Абаканом. И разве что выдры, норки да птицы рискуют проникнуть в узкую горную щель с бурным потоком на дне.

Встретив на пути воду, мы непременно заглянем в нее – что там в ней обитает? Еринат с первого взгляда кажется безжизненным. Снеговая вода прозрачно-чиста – ни козявки, ни стрекозы у камней. Но если постоять неподвижно, то видишь – вдруг что-то мелькнуло над галичным дном. Рыба! Спина ее серая, как и камни, и что-то она, как видно, находит в этой «дистиллированной» стихии. Ей надо быть зоркой, чтобы не проморгать упавшего в воду жучка, она издали замечает червяка на крючке и бросается на него с хваткой голодного существа. На базе геологов, в пятнадцати километрах ниже впадения в Абакан Ерината,