Славянская мифология - Николай Иванович Костомаров

доме венок из руты, то есть остаться непорочною девицею, но отец отвечает, что и так уже она сносила не один и не два венка из руты и не раз пренебрегала добрыми людьми.

«Не дай мене, мий батенько, од себе,

Най же я схожу з рути виночок ще в тебе!» —

«Не един-есь не два з рути виночки зходила,

Не раз-есь не два добрими людьми згордила».

Свадебные дружки поют невесте: «Отчего ты печальна? Ведь твоя рута зелена», —

Чого, Марьечко, смутненька:

Твоя рутонька зелененька! —

разумея чистоту ее до замужества. Брачное нарушение девства выражается образом рассыпанной руты.

Розсипалася руточка

З золотого кубочка.

Как молодой девице, чуждой еще любовного чувства, идет рута, так она некстати замужней женщине, особенно пожилой; в одной насмешливой песне говорится о пожилой женщине, которая имеет притязание казаться подобною молодой девице, что она себе заткнула руту за намитку.

Захотила вража баба молодою бути:

Напихала за намитку зеленой рути.

Молодцу, ищущему взаимности от девицы, естественно, не нравится строгость девицы, и он просит ее не поливать руты.

Ой перестань, дивчинонько, руту пидливати;

Нехай же я перестану тяженько вздихати.

Сама девица, желая предаться любви, говорит, что ей досадно, зачем рута растет в огороде и разрастается по берегу:

Крута рута берегами поре, —

ей за врагами, подмечающими ее свидания, нельзя любить милого, и она решается истребить суровую траву: ее враги лягут спать, а она погуляет.

Ой, пиду я рути крутий верхи позриваю;

Вороженьки спати ляжуть, а я погуляю.

Образ срывания руты, а также увядания означает прекращение девства и податливость девицы любовным ощущениям. Рута увядает под ногами девицы, которая стоит (выражение само по себе в народном языке означающее или предполагающее любовь) с молодцом.

Де Маруся з Иваньком стояла,

Там ярая рутонька зивьяла.

Лишение невинности девицы выражается также срыванием венка из руты. Девица, сознаваясь матери, что она потеряла невинность, говорит, что с нее сорвал венок из руты молодой козак.

Иихав полем козак молоденький,

Зирвав з мене винок рутяненький.

Если половая любовь не терпит руты, то любовь родственная не чуждается ее, выражается такими образами, относящимися к руте, которыми обыкновенно означается удаление от половой любви.

Подолянка руту сие,

Сие-сие, пидливае,

Ой, брат сестру обиймае,

Обиймае не чужую.

Рута не всегда непременно соединяется с представлением о девственности, но иногда означает удаление от половой любви, разлуку с предметом любви и одинокую жизнь, хотя бы это относилось к лицам, не сохранившим девства, или, по крайней мере, уже знакомым с любовным чувством. Молодец, разлучаясь с возлюбленною, просит ее каждый день утром и вечером прикладывать зеленую руту к голове, чтобы быть здоровою:

Приложи ти, моя мила, до головки рути,

Клади рано, из вечира, щоб здоровий бути, —

то есть не предаваться любовной тоске и удаляться от любовных ощущений вообще. Быть может, прежде здесь был смысл буквальный: рута действительно признавалась со свойством утоления любовных побуждений. Умерший из супругов завещает оставшемуся в живых не вступать в брак и не печалиться, а посеять ярую руту на надгробном камне.

Не кажу тоби женитоньки,

Не кажу тоби тужитоньки,

Посий же ти руту круту на сим каменю.

Девица-сирота, живя между врагами, не имея никого близкого сердцу, выражает свое житье образом посеянной руты:

Насняла крутой рути помиж берегами;

Ой, як мини тяжко-важко промиж ворогами.

А также девица, разлучившись с милым, зная, что ей уже не сойтись с ним, говорит, что у нее в саду три куста руты.

Ой, у мене у городи три копчики рути;

Кохавшися, любившися, вкупи нам не бути.

Рута также символ неприветливости женщины:

У запичку рута,

Господиня крута, —

и даже жестокости и злодеяния, совершаемого над личностью другого пола. Так, в песне, в которой описывается отравление молодца посредством яда, данного ему девицею в пироге, говорится, что в одном конце этого пирога была крутая рута (по другому варианту шевлия и рута), а в другом – гибельный яд.

В першим рози у пирози та крутая рута,

В другим рози у пирози лихая отрута.

В другой песне муж, отравленный своею женою, которая потом на его могиле раскаивается в своем поступке, отвечая ей из могилы, называет ее крутою рутою.

Руто моя круто, зеленая руто,

Першесь мене истроила, не далась ми жити,

А тепер ми не даеш щей в гроби лежати.

Наконец, рута вырастает на могиле пана, убитого своею паньею:

Пани пана забила,

В огородку его сховала,

Рутку на нем посияла:

«Росни, рутко, високо,

Як пан в земли глибоко».

А рутка ся збахтала,

Аж до викна достала.

(Белорусский вариант этой песни послужил Мицкевичу основою для его баллады «Лилии».)

В тех же значениях, в каких является в песнях рута одна, она является вместе с мятою и даже как бы составляя одно растение с двойным названием рута-мята. В свадебных песнях дружки спрашивают невесту: зачем она более не ходит в сад и не полет своей руты-мяты? Невесте влагается такой ответ: «Уже мне теперь, подружки, не до руты, когда связали с Иваном руки»:

«Чому ти, Марусенько, у сад не ходиш,

Ой, чому ти рути-мяти не полеш?» —

«Ой, тепер мини, дивочки, не до рути,

Що звязали из Иваньком руки», —

то есть теперь уже она лишается девства, выходя замуж. Оставляя родительский дом, невеста хочет выразить мысль, что мать, разлучившись с дочерью, будет скучать о ней и, вспомнив лета ее девства, заплачет; она говорит к матери: «Вставай, матушка, раненько, поливай мою руту-мяту частенько, поздними вечерними зорями – своими частыми слезами».

Ой, оддаеш мене, матинко, од себе