Попаданка ректора-архивампира в Академии драконов (СИ) - Свадьбина Любовь

Складываю в большую кучу кроссворды, головоломки из металла и дерева, шахматы, карты и кубик Рубика (не собранный).

Удивляет многочисленность всяких бусин и камушков. Сувениры из мест путешествий?

Странными тёплыми кристаллами набиваю целый ящик. Деньги отправляю в соседний (не грабители здесь работали – они бы такую горку золота и серебра не оставили).

Книжные интересы у Санаду разнообразнейшие: художественная литература, алхимия, мемуары, математика (в том числе задачники, набитые листами с решениями примеров), магическая наука, история Эёрана и других миров. Много стихов о природе. И совсем маленький, затёртый – сильно затёртый прикосновениями – томик баллад о любви. Его я забрасываю за шкаф – что-то мне подсказывает, что Санаду этой зачитанной книжечки устыдится.

Как и я, он делает пометки на страницах. Некоторые надписи за давностью лет почти выцвели. Порой это отсылки к другим книгам или данным. Иногда всякие «опровергнуто», «доказано иное, см…», «подтверждено», «обратить внимание».

Всё это рассказывает о его характере, надо лишь верно интерпретировать.

Возможно, я иду на поводу у шаблонов, но яркие, притягивающие взгляд вещицы, слишком разнообразные интересы в чтении, головоломки, исчёрканные листы блокнотов кажутся мне отчаянной попыткой Санаду себя занять.

Последний ящик стола нахожу не сразу: слишком завален книгами. Он перевёрнут вверх дном. Сначала складываю книги в стопку, затем берусь за ручку и дёргаю вверх. Из ящика вываливаются папки.

Рыться в документах я не собираюсь, так, если только мельком глянуть, и пока встречались лишь финансовые расчёты, характеристики студентов, записи о лекциях. Сейчас я бы тоже лишь поверхностно скользнула взглядом, но слово «иномиряне» заставляет сосредоточиться.

«Иномиряне, отказавшиеся от обучения, №197»

Лишь прочитав название несколько раз, осознаю, что сжимающие ручку пальцы дрожат от напряжения. Опустив ящик на пол, беру папку.

Листаю, скользя взглядом по протоколам с незнакомыми именами, пока среди относящихся к «Терре» не нахожу знакомое. И протокол заполнен знакомым по книгам почерком.

«Мир: Терра (непризнанный)

Пол: ж

Имя: Алевтина Пропадалова

Возраст: 18 лет

Прибытие: стандартное, через манок при схождении миров

Обучение: отказалась

Магия: отказалась, стандартный протокол

Отказ прошёл без осложнений, последствий для здоровья не зафиксировано

Направление: поселение Отверженных

Куратор прибытия: Санаду Лофтийский».

На этом же листе, ниже, заполнен протокол возврата.

«Имя: Алевтина Пропадалова

Возраст: 22 года

Проявления источника: не фиксируются

Память: стёрта дежурным менталистом Д. Адисом

Отбытие: стандартное, через манок при схождении миров

Возврат прошёл без осложнений.

Куратор отправки: Энтон Харт».

Бабушка. Это ведь моя бабушка! И никто не обратил внимания на её беременность.

Дыхание перехватывает, живот стискивает спазмом. Вокруг темнеет, мир сужается до моих судорожно дрожащих рук и листов с ровными чернильными надписями, которые я перебираю и перебираю, вчитываясь в сухие сведения, за которыми – судьбы людей.

Кураторами от Академии в протоколах числятся то Санаду, то Эзалон. Каждый лист в этих папках – сведения о тех, кто отказался от магии и вернулся домой, потеряв несколько лет жизни и память об Эёране.

Здесь есть мама – её прибытие, как и моего отца, курировал Санаду. Они одновременно тут оказались! Возможно, их отношения начались ещё в Эёране! Просто они об этом не помнили. А вот дядю встречал Эзалон. Прабабушку – Санаду. Она сразу после замужества пропала, вернулась через два года. Зато прапрабабушку – опять Эзалон.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

И вроде понимаю, что это было давно, но меня лихорадит. Трясёт. И челюсть сводит спазмом, до скрипа зубов.

Сколько проблем пережила бабушка из-за беременности неизвестно от кого. Как трудно было прабабушке, когда все считали, что она сбежала с любовником, а потом тот её бросил? Муж её не простил, не поверил, хотя даже бабушкина девичья фамилия напоминает о семейной проблеме. Сколько раз моим маме и папе, остальным говорили, что они сумасшедшие.

Не были они сумасшедшими. Их чуткость к эмоциям других людей – не безумие. Это проявление ментализма, потому что (если верить учебнику) самое базовое в нём – острое восприятие окружающих – основано не на магии. Эти способности не смогли уничтожить полностью. И ощущение огня у отца, наверное, просто отголосок его магических способностей.

А ведь до попадания сюда я тоже была уверена, что мои родители тронулись умом, а бабушка рассказывает о том, что её инопланетяне похитили, из-за старческого маразма.

Дышать невозможно. Кабинет теперь кажется  сумрачным и враждебным, словно шкафы хищно щерятся полками, а стол – затаившееся чудовище.

Руки подрагивают, когда я складываю папки и накрываю их ящиком стола. Поднявшись, пинком опрокидываю на него стопки книг, снова погребая под ними.

Меня будто шатает, когда я подхожу к окну и рывком открываю раму. Вдыхаю свежий воздух. Дышу как можно глубже, старательно расправляя стиснутые спазмом рёбра, заставляя мышцы живота расслабиться.

И вроде с самого начала поняла, что мои родные попадали сюда, отказывались от магии и возвращались домой без воспоминаний. Но убедиться в этом вот так, по сухим протоколам, видеть, что с ними поработал мужчина, вроде бы проявляющий ко мне доброту – мужчина, которому я жаловалась на эту несправедливость, рыдала на его плече, а он утешал! – противно.

Просто противно, как будто он меня в чём-то обманул или предал.

***

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Мне надо отлучиться, – развеивающий письмо Мары Санаду понимает, что с голосом что-то не так, ещё раньше, чем Эзалон удивлённо к нему поворачивается.

Эзалон наклоняет сотканную из нитей голову. Его алые глаза, из которых «вытекают» и колышутся вместе с чёрными такие же алые нити, меняют форму. Это может значить полный подозрения прищур, но Санаду плевать.

Главное – оказаться как можно дальше.

Чтобы не чувствовать на периферии нервов зудом и дрожью, ускоряющимся сердцем, как отчётливее становится ощущение присутствия Мары.

Она от него не скрывается.

Она достаточно безумна, чтобы, как и обещала в записке, прогуляться по лесу возле Академии.

А он просто должен оказаться как можно дальше.

Не встречаться.

Даже близко не оказываться.

– Хорошо, – жутко шелестит в этой форме голос Эзалона. – Я сам их накажу.

Кивнув и ощутив, как подтверждение Эзалона на миг приоткрывает защиту, усиленную из-за навязчивости архивампиров, Санаду телепортируется не задумываясь, по наитию.

Дымка телепортационного заклинания не успевает опасть, когда он понимает, что переместился к ресторану Столице, в котором часто бывал с Марой.

Или с Марой и её подругой Нильсэм, хвостиком за которой ходил её старший брат Танарэс.

Вздрогнув, Санаду вспоминает самые дальние из известных ему координат и телепортируется в горы. Ледяной ветер ударяет его в лицо, пробирается под лёгкую одежду, позволяя немного отвлечься от воспоминаний – до сих пор острых, как лезвия бритвы.

***

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Волкооборотня я замечаю издалека по торчащему из-за дерева хвосту. Студент, отдыхающий на полпути между центральной площадью и общежитием, удивления не вызывает: мало ли какие у него дела. А я просто тяну за ниточку парящую платформу с учебниками по некромантии.