Фантастический Калейдоскоп: Йа, Шуб-Ниггурат! Том I - Владимир Михайлович Волков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты куда? – испугалась Любка. – Стой, Гришка, погоди…
Но я уже не слушал. Схватив большую ветку, я зашагал туда, где скрылся Сашка. Я еще не знал, скажу ли что-то или просто огрею его палкой и плюну в наглую рожу. Люба семенила следом и просила остановиться, но я был слишком поглощен злостью, чтобы прислушаться к голосу разума. Я даже не подумал о том, что Сашка сильнее и это скорее он побьет меня, чем я его.
И вдруг раздался дикий вопль. Я невольно замер и переглянулся с сестрой.
– Это Сашка, – пролепетала она, – надо ему помочь.
Меня раздирали противоречия. Сейчас я отвечал за сестру и должен был вернуть ее домой; с другой стороны, если Филин попал в беду…
– Мы приведем помощь, – сказал я, но Люба уже шагала через деревья. – Стой! Так нельзя, надо вернуться!
Она меня не слушала. Я никак не мог понять, почему Люба так бежала к тому, кто ее обидел и обесчестил? Любовь? Но это не могла быть любовь. Вот мои родители – другое дело. Все чин по чину, а тут…
Первое, что мы почувствовали, еще до того, как увидели развалины, был дикий смрад. Несло чем-то кисловатым, протухшим, будто кто-то выпотрошил свинью и бросил под палящим солнцем.
Зажав носы руками, мы осторожно вышли из-за деревьев. Поселение располагалось на довольно большой поляне. Обгорелый остов самого большого здания – вероятно, это и была церквушка – словно великан высился среди заросших травой мелких избушек. Хотя они больше походили на шалаши, чем на дома, в которых жили люди. Мы испуганно переглянулись. Даже Тишка заскулил и мелко задрожал.
– Нехорошо тут, – произнесла сестра севшим голосом, – тихо и мураши бегают.
Я поежился. На поляне не пели птицы, не квакали лягушки. Не было даже вездесущих комаров. Только мухи. Сотни мух, рассевшихся на траве, на листьях, и кружащих над головой беззвучным роем.
Вместе с тишиной и смрадом на голову будто что-то давило. Прижимало к земле, проверяло нас, можем ли выстоять перед невидимой силой. Вдобавок тут царил полумрак, солнце почти не пробивалось через густые кроны деревьев.
– Пойдем отсюда, – сказал я, чувствуя, как внутри все переворачивается.
– Сашка, – охнула Любка и ткнула пальцем.
Филин лежал на спине, раскинув руки в стороны. Один его глаз заплыл и превратился в кровавый бугорок, другой остекленело уставился вверх. На лице застыло выражение такого ужаса, что я невольно отшатнулся. Живот Сашки вспороли и кишки лежали рядом, как дохлые червяки. Меня замутило. Я облокотился о дерево, быстро вдыхая воздух ртом.
– Да что же это… мамочки… кто же так мог… – причитала Люба.
Она не могла оторваться от своего ухажера. И тут я услышал тихий шелест травы. Тишка поднял голову, принюхался и зарычал. Я никогда прежде не видел, как этот пес скалит зубы.
– Волки, – прошептал я, – пойдем, скорее.
– А как же Сашка.
– Ему не поможешь.
Я чувствовал, что вот-вот грохнусь в обморок от страха. Живот урчал, а тело била дрожь. Но я должен был быть сильнее. На фронте ребята и помладше воевали. Я собрался, схватил Любу за руку и потащил за собой. Вдруг Тишка залаял и бросился вперед. Он забежал за останки церквушки, послышалась возня, потом удар и жалобный скулеж. Я попятился, выставив перед собой палку, Люба вцепилась в мой рукав.
Тварь показалась не сразу. Сперва длинные черные, покрытые волосами, пальцы, затем костлявые ноги, больше похожие на волчьи лапы, измазанные землей и глиной, а следом и все остальное. Зверь покачивался, словно пытался удержать равновесие. Горбился и напоминал нечто среднее между собакой и человеком: острые уши, чутко подрагивали, ловя каждый шорох, приплюснутый нос на вытянутой морде по-собачьи вдыхал воздух, тело грязное, худое, кожа напоминала свисавшую резину. С темно-желтых зубов капала слюна вперемешку с кровью и слизью.
Ни волк, ни собака не могли так долго стоять на задних лапах, но эта тварь стояла и смотрела на нас так, словно изучала. Так человек изучает бабочку, попавшую в сачок. Я посмотрел в его глаза и онемел. В кроваво-красных зрачках царил такой голод, что коленки задрожали.
Тварь прыгнула. Я дернулся назад, споткнулся и растянулся на земле.
– Гриша, – выдохнула Люба.
Сестра потянулась ко мне, но тут перед ней возникло существо. Люба разинула рот и без чувств упала прямо в когтистые лапы. Зверь завозил носом по шее сестры, сорвал пуговицы с кофты и облизал белую кожу.
– Пусти ее, – просипел я и выставил палку.
Тварь повернулась и вместе с сестрой скрылась за церквушкой. Я поднялся, пошатываясь от ужаса и злости. Хоть внутри и росла ненависть, но тело сковала дрожь, а трусливый голос в голове велел бежать прочь.
– Люба! – крикнул я. – Люба!
Я подошел к деревянному остову, и тут из кустов вышла еще одна тварь. Она прыгнула на меня и сбила с ног. Удар был такой сильный, что зазвенело в ушах. Голова раскалывалась, а из носа капала кровь. Я махнул палкой и, кажется, попал по зверю, но того это только разозлило. Он схватил меня и разинул пасть. И тут кто-то влетел в нас. Черно-белое пятно. Тишка! Пес яростно лаял и наскакивал на врага. А потом одинокий луч солнца каким-то чудом прорвался через листву и осветил монстра. Кажется, это сбило тварь с толку. Существо зашипело и уползло в кусты.
Испытывать удачу в третий раз я не стал. Прихрамывая и едва сдерживая боль, я мчался по лесу домой. Тишка бежал следом. Один его бок покраснел, шерсть пропиталась кровью, но он не обращал на это внимание, то и дело пихая меня носом, словно подгонял.
В дом я вбежал из последних сил. Рухнул прямо посреди комнаты, а рядом завалился Тишка.
– Гриша, что за игры? – возмутилась мать. Она хотела отругать меня, но тут увидела кровь и охнула. – Что это? Ты упал? Где ты был? Где сестра?
– Гриша, что случилось?
Сильные руки отца подняли меня и усадили на стул.
– Там… лес… монстры… черная церковь… из газеты…
Понадобилось несколько минут и два стакана воды, чтобы я смог внятно все рассказать. Мать охала и трясла головой, словно была не в силах поверить, а отец сидел черный как туча и только играл желваками.
– Клянусь не вру, – рыдал я, – оно ее забрало. А другое чуть не убило нас.
– Сиди тут, – буркнул отец и вышел из дома.
Я успел успокоиться, мне вытерли кровь и даже Тишку обмыли и перевязали. Уже ближе к вечеру отец вернулся назад. Устало развалился на стуле и одним махом выпил стакан самогонки.
– Нашли Филина, – немного заплетающимся языком сказал отец, – подрали его хорошенько, руки-ноги отгрызли.
– Гришка же, – кивнула на меня мать, но отец только отмахнулся.
– Не знаю, кто это был, но не волки. Будто кто на задних лапах прыгал. Любку не видели, зато в церкви этой… – тут он покосился на меня, словно раздумывая, погнать прочь или оставить на взрослые разговоры, – там люк есть. Открыли его, а внутри костей полно. Некоторые чудные, а другие мелкие, будто детские.
– Страсть какая…
– Еще совсем крошечные были, ну как от младенцев. Эй, что ты? На, держи, – он плеснул в стакан мутной жидкости. Мать залпом выпила и поморщилась. – А дальше норы были, как мышиные или заячьи, но только большие. Волки таких не роют, нет. Уж как я ни уламывал, как ни просил, да только Михалыч послал меня. Нельзя, мол, лезть прям в ихнее логово. Надо, говорит, помощь запросить. Да только пока мы дождемся, Любку сожрут, если уже не съели.
Он выдохнул и резко встал.
– Куда ты? – запричитала мать.
– Дочку выручать. Если они не могут, так хоть я попробую!
– Стой! Сгинешь же!
Она потянула к нему руки, но отец оттолкнул их и нетвердой походкой подошел к стене. Снял ружье, засунул в карман
