Чаща - Джо Р. Лансдейл

и положил ее мне на колено. Я опустил руку на его твердый загривок, закрыл глаза и снова погрузился в сон.* * *

Когда Коротыш решил, что прошло достаточно времени, он поднял остальных, и мы повели своих лошадей в ту сторону, где исчезли Юстас и Уинтон. Они протоптали хорошо заметную тропу, так что даже я не сбился бы со следа. Какое-то время мы шли через лес, пока не вышли на просеку, проложенную через самую чащу. Здесь повсюду торчали пни, но между ними был ровный участок, расчищенный с помощью динамита. Почти ничего не напоминало о лесе, который зеленел здесь прежде. Деревья с твердой древесиной свалили в кучи и подпалили, а все сосны срубили и отправили на распилку. Даже птицы здесь не пели.

Мы двигались дальше по просеке, пока не наткнулись на груду сваленных металлических бидонов из-под молока, нескольких перевернутых плетеных корзин с бататом и мертвого пса. Черный некрупный пес, несомненно, подстреленный, лежал посреди клубней батата и молочных бидонов, частью со слетевшими крышками, так что его кровь смешалась с вытекшим молоком и раскиданным бататом.

К тому времени мы уже ехали верхом, ведя оставшихся лошадей в поводу, но, видя такое дело, остановились осмотреться. Указав на дорогу, Спот сказал:

– Я, понятно, не Дэниэл Бун[6], но тут следы от недавно проехавшей повозки.

Что до меня, я не отличил бы свежих следов от тех, что оставили неделю назад, но Спот, похоже, не сомневался, и я решил ему поверить. Как и Коротыш. Он спешился, наклонился пониже, уперев руки в колени, оглядел дорогу, выпрямился и кивнул.

Тогда и все мы слезли с лошадей и принялись осматриваться в надежде найти что-то, объясняющее ситуацию.

Указав на дорогу, Коротыш сказал:

– Повозка проехала здесь недавно, а вот следы тех, кто шел пешком. Здесь и другие следы, более свежие, и я узнаю следы Юстаса по отпечаткам каблуков, так что это он и Уинтон. Юстас распределяет свой вес так, что каблуки снаружи снашиваются быстрее, чем изнутри, что мы здесь и видим.

– Но ты вроде бы не следопыт, – сказал я.

– Так и есть, – сказал Коротыш. – Это я перенял у Юстаса. Из кладезей его познаний.

– Он верно говорит, – сказал Спот. – Вон те более свежие следы. Я и сам не следопыт, но случалось выслеживать оленей, так что я разбираюсь.

– Знаете, может и молоко еще свежее, – сказала Джимми Сью. – А я бы не отказалась. Так я открою бидон?

Никто не стал возражать, тем более оставалось несколько плотно закрытых бидонов. Я помог вытащить один, а Спот помог ей открутить крышку. Молоко пахло так, будто еще не скисло, разве что нагрелось на жаре. Мы достали из сумок кружки и приступили. Я приканчивал третью, когда Коротыш сказал, что нам следует остановиться, поскольку в жару много молока вредно для желудка, особенно если едешь верхом.

Джимми Сью оставила молоко и стала отбирать целые бататы, чтобы захватить с собой. Как раз в этот момент Спот, который поднес ко рту свою кружку, сказал:

– Ох, черт. Гляньте-ка туда.

Он опустил кружку и вытянул руку.

Мы посмотрели, и там из-за бревна торчала босая нога. Когда мы подошли, оказалось, что вместе с ногой был и целый человек. Белый мужчина лет, как мне показалось, около сорока, а шляпа его так завернулась, что лицо почти утопло в ней, а сама шляпа утопла в грязи. Мертвый, как и пес. Боров, который отлучился в лес, теперь вернулся и подошел взглянуть.

– Нет, Боров, – сказал Коротыш. – Оставь его. Пойди съешь собаку.

Боров не тронул человека и даже не прикоснулся к собаке. Я заключил, что он успел нажраться желудей и корешков и еда его пока не занимала.

– Его застрелили в голову, – сказал Коротыш. – Теперь ясно, как все было. Жирдяй топал пешком по этой дороге, и провидению было угодно послать ему этого мужчину с собакой, которые везли на рынок в своей повозке молоко и картофель. Жирдяй подстерег мужчину и застрелил, а заодно и собаку – возможно, та пыталась его укусить, или просто на всякий случай. Потом выбросил из повозки все товары, чтобы ехать быстрее. Ну и отправился дальше. А там появились Уинтон и наш легендарный следопыт Юстас, которые теперь пешком преследуют запряженную лошадьми повозку.

В тот самый момент я понял, что услышанные мной три щелчка как раз и были выстрелами. Один для собаки, один для ее хозяина, третий, возможно, промах.

Мы вернулись в седла и направились по следу. Сейчас я не заикнулся о том, чтобы кого-то хоронить. Все, о чем я думал, это догнать смертоносного негодяя. Никогда прежде я не встречал никого, готового убивать по поводу и без повода, одинаково жестокого с лошадьми, собаками и людьми, в придачу гнусного уничтожителя молочных бидонов и корзин с бататом.

(17)

Мы ехали быстрой рысью, не переходя на галоп. Коротыш не сомневался, что вскоре мы встретим Юстаса и Уинтона, идущих по следу Жирдяя.

Джимми Сью со Спотом немного подотстали и ехали бок о бок – по какой-то известной только им причине вид рассыпанных бататов послужил началом диспута о лучшем способе их приготовления. Джимми Сью придерживалась мнения, что следует разрезать клубень, положить внутрь масло и сахар, а потом запекать. Спот же считал, что проткнутый вилкой клубень следует сначала запекать, а потом, уже готовый, разрезать и добавить масло и сахар. Отдельной темой стало приготовление жареных бататов, которые прежде следовало обмакнуть в молоко, – но, пусть для них это было не менее важно, чем толкование заповедей, мне было сложно уследить за всеми поворотами, да и вообще неинтересно. Так что я решил составить компанию Коротышу.

Спустя короткое время мы позволили лошадям перейти на шаг, чтобы не слишком их утомлять – тем более уже стало припекать, и в скором времени жара грозила стать совсем невыносимой.

– Я не разбираюсь в женщинах, – сказал я. – И не могу разобраться в Джимми Сью.

– Следует понимать это так, что ты просишь совета? – сказал Коротыш.

– Пожалуй.

– Видишь ли, я не большой специалист в любви, как и в ее составляющих, хотя признаю, что не чужд ей в принципе.

– Так ты был влюблен?

– Я был жертвой страсти. В молодости мне было непросто различать любовь и страсть, поскольку в обоих случаях присутствует перепихон. И хоть разница, надо полагать, существует, в тот момент мне казалось, что я влюблен. Сейчас я убедился, что потребность в ком-то еще обычно вызвана собственной слабостью.

– Ты не можешь в это верить, – сказал я.

– Могу, Джек, и я верю. Но существовала Черри Уилсон. Она была шлюхой, как Джимми Сью, и такая же миловидная. Подозреваю, у нее ко мне тоже были чувства. Но дело было в