Превращения Арсена Люпена - Морис Леблан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Больше двадцати минут, отдыхая и наблюдая, как солнце поднимается над холмами, Рауль пытался осознать суровую действительность, в которой потонули его мечты о мировом владычестве; он был так погружен в свои мысли, что даже не услышал шума экипажа, остановившегося на дороге, не видел троих мужчин, которые вышли из него, миновали межевой столб и пересекли луг; очнулся юноша только тогда, когда один из них, подойдя к холмику, испустил крик отчаяния.
Это был Боманьян. Двое его друзей, д’Этиг и Беннето, поддерживали его под руки; его рана кровоточила, и на повязке уже выступили алые пятна.
Разочарование Рауля было глубоко, но оно не могло идти ни в какое сравнение с потрясением, которое должен был испытывать человек, посвятивший поискам этого таинственного клада всю свою жизнь! Мертвенно-бледный, с окровавленной повязкой на ране, он безумным взглядом озирал эту ужасающую картину – оскверненную землю и разбитый на куски заветный камень.
Казалось, что мир на его глазах рушится и проваливается в темную бездну.
Рауль вышел вперед и пробормотал:
– Это она.
Боманьян не ответил. Разве могли быть в этом хоть какие-то сомнения? Разве не эта женщина была всему причиной – причиной катастрофы, краха, адских страданий? Хотелось ли ему, подобно его товарищам, бросаться на землю и лихорадочно рыть ее в надежде найти случайный камешек? Нет! Нет! После этой ведьмы всегда оставался только прах и пепел! Она была чумой, которая опустошает и убивает. Она была настоящим исчадьем ада. Она олицетворяла собой Небытие и Смерть!
Боманьян выпрямился с привычным для него выражением трагизма на лице, обвел присутствующих лихорадочно-воспаленным взглядом и вдруг, перекрестившись, ударил себя в грудь кинжалом – тем самым, что принадлежал Жозефине Бальзамо.
Это движение оказалось таким резким и неожиданным, что предотвратить его было невозможно. Прежде чем его друзья и Рауль осознали, что произошло, Боманьян уже рухнул в яму, прямо в обломки того, что еще недавно служило монахам сейфом. Его спутники бросились к нему. Он еще дышал и бормотал:
– Священника… священника…
Беннето поспешно пошел через луг, к появившимся вдалеке крестьянам. Он расспросил их и бросился к экипажу.
Стоя на коленях на краю ямы, Годфруа д’Этиг истово молился и бил себя в грудь. Боманьян несомненно открыл ему, что Жозефина Бальзамо жива и знает обо всех их преступлениях. Это, а также самоубийство Боманьяна почти свело его с ума. На его лице был написан ужас.
Рауль наклонился над Боманьяном и сказал ему:
– Клянусь вам, я найду ее. Клянусь, что отниму у нее драгоценности.
В сердце умирающего еще жили ненависть и любовь. Только такие слова могли ненадолго продлить его существование. В эти минуты агонии, когда все его мечты превратились в прах, он отчаянно жаждал возмездия.
Глаза Боманьяна умоляюще смотрели на Рауля. Молодой человек наклонился ниже и услышал его предсмертный шепот:
– Кларисса… Кларисса д’Этиг… ты должен жениться на ней… Послушай… Кларисса – не дочь барона… он мне признался… она дочь другого, которого любила…
Рауль торжественно произнес:
– Клянусь вам, что женюсь на ней… Клянусь в этом…
– Годфруа… – позвал Боманьян.
Барон продолжал молиться. Рауль ударил его по плечу и заставил наклониться к Боманьяну, который, с трудом выговаривая слова, прошептал:
– Кларисса выйдет замуж за д’Андрези… я так хочу…
– Да… да… – сказал барон, не в силах сопротивляться.
– Поклянись.
– Клянусь.
– Вечным спасением?
– Вечным спасением.
– Ты отдашь ему свои деньги, чтобы он отомстил за нас. Все богатства, которые ты украл… Клянешься?
– Клянусь вечным спасением.
– Он знает обо всех твоих преступлениях. И у него есть доказательства. Если ты нарушишь клятву, он выдаст тебя правосудию.
– Я исполню клятву.
– Будь ты проклят, если солжешь.
Из горла Боманьяна вырывалось хриплое дыхание, заглушая речь, которая становилась все более неразборчивой. Рауль оставался рядом с ним, ловя каждое слово.
– Рауль… ты будешь преследовать ее… ты отнимешь у нее драгоценности… это дьявол… слушай… я узнал… в Гавре… у нее есть яхта… «Светлячок»…
Его силы были на исходе. Однако Рауль успел услышать:
– Уходи… найди ее… немедленно… сегодня же…
Его глаза закрылись.
Он захрипел.
Годфруа д’Этиг продолжал бить себя в грудь, стоя перед Боманьяном на коленях.
Рауль ушел.
В тот же день некая парижская газета напечатала в вечернем выпуске:
Господин Боманьян, адвокат, хорошо известный в кругах непримиримых роялистов, о смерти которого в Испании мы ошибочно сообщали ранее, покончил с собой сегодня утром в нормандской деревне Мениль-су-Жюмьеж на берегу Сены.
Причины этого самоубийства совершенно загадочны. Двое его друзей, господа Годфруа д’Этиг и Оскар де Беннето, которые его сопровождали, говорят, что в ту ночь, когда они спали в замке Танкарвиль, где гостили уже несколько дней, Боманьян разбудил их. Он был ранен, сильно возбужден и потребовал от друзей, чтобы они немедленно запрягли лошадь и поехали с ним в Жюмьеж, а оттуда – в Мениль-су-Жюмьеж. Зачем? В чем был смысл этой экспедиции на какой-то богом забытый луг? В чем причина самоубийства? Столько вопросов, и ни на один у них нет ответа.
Спустя два дня гаврские газеты опубликовали серию новостей, которые довольно точно резюмирует следующая заметка:
На днях князь Лаворнев, прибывший в Гавр, чтобы спустить на воду свою новую яхту, стал свидетелем ужасающей трагедии. Вечером, возвращаясь в порт, он увидел, как примерно в полумиле от его яхты взметнулось пламя, а затем раздался взрыв.
Заметим попутно, что этот взрыв слышали в разных местах побережья.
Князь Лаворнев немедленно направил яхту к месту катастрофы, где обнаружил плавающие обломки судна.
На одном из них находился матрос, которого удалось спасти.
Но едва у него успели выяснить, что яхта называлась «Светлячок» и принадлежала графине Калиостро, как с криком «Вон она!.. Вон она…» он бросился обратно в воду.
И действительно, при свете фонарей был обнаружен другой обломок судна с державшейся за него женщиной; над водой виднелась только ее голова. Матросу удалось дотянуться до утопающей и чуть ее приподнять, но она так отчаянно вцепилась
