Темнее дня - Чарлз Шеффилд

Панорама Марса никакого облегчения Яне не предлагала. Планета как раз переживала одну из своих периодических, в месяц длиной, пылевых бурь, что затуманивали ее румяную физиономию почти до самых полюсов. День там еще только начинался, и Яна различила — или представила себе, что различила — гигантскую трещину Долины Маринера. Но это было все. Марс силился подобраться к своему довоенному населению в семнадцать миллионов человек, однако никто, видя этот мир с наблюдательного поста Янины, не узрел бы никаких свидетельств их существования.

Совершенно внезапно, после, как показалось, целой вечности ожидания, Яна почувствовала, что ее трогают за локоть. Это оказался Себастьян, который по своему обыкновению двигался неслышно как кот. Бросив краткий взгляд в иллюминатор, он пренебрежительно отверг панораму — «Никаких облаков!» — и сказал:

— Твоя очередь.

— К доктору Блум? Что она тебе сказала? Что ей нужно? Как вообще все прошло?

— Отлично. — Себастьян улыбнулся. — Очень хорошо.

На большее Яне, скорее всего, рассчитывать не приходилось. Она кивнула, резко развернулась и на максимальной скорости устремилась к каюте, где Вальния Блум устроила свой временный кабинет. Подойдя к двери, Яна заколебалась. Ей вовсе не хотелось показаться сильно озабоченной или нервозной. Она пригладила волосы, выждала еще пять секунд, затем постучала в дверь и вошла.

Вид у Вальнии Блум был, как всегда, какой-то напряженно-изможденный. Ее словно бы все время тошнило. Она кивнула Яне, махнула в сторону кресла и сказала:

— Это ненадолго.

Наверное, доктор Блум думала, что этим она Яну утешит. Однако выражение ее лица производило обратный эффект. Следующие ее слова были и того хуже.

— Итак, Янина Яннекс, во время предыдущей нашей встречи вы сказали, что знаете Себастьяна Берча более тридцати лет, с тех пор, как вы были маленькими детьми. И, насколько вам известно, его никогда по той или иной причине не помещали в какое-либо лечебное учреждение?

— Нет! — Отклик буквально вырвался из Яны. Всю свою жизнь она защищала Себастьяна, доказывая, что он нормальный, оправдываясь за него, когда он делал что-то особенно чудное, объясняя недостаток его интереса к обычной учебе. И вот теперь, когда она было подумала, что все это в прошлом, оно снова вернулось.

— Он просто медленно схватывает, только и всего, — сказала Яна. — Зато если он что-то для себя уяснил, это уже навсегда.

— Охотно верю. — Вальния Блум изучала дисплей, специально развернутый так, чтобы Яна его не видела. — Не подвергался ли он какого-либо рода операции на головном мозге?

— Нет. — В голове у Яны немедленно выскочило слово «опухоль». — С ним ведь все хорошо, правда?

— Физически он в очень хорошей кондиции. Иначе бы его на этом корабле не было. Однако сканирование его головного мозга показывает весьма неравномерную мозговую активность. В добавление к странной активности медиатора, отмеченной Кристой Мэтлофф, в одном из отделов существует дополнительная ткань. Функции этой ткани остаются загадкой. И что касается его умственных способностей, то они также весьма необычны. Есть признаки классического случая «умственно дефективного лица», хотя он под эту категорию не вполне подпадает. Его врожденное понимание сложных динамических систем погоды является, насколько я могу судить, беспрецедентным. Он говорит, что может воображать себе, как зарождаются и развиваются бури на Юпитере и Сатурне. Причем, что еще более странно, гораздо отчетливее, чем он представляет себе погодные системы Земли.

Вальния Блум хмуро глазела на дисплей. Яна тем временем внутренне содрогалась и недоумевала: «Зачем она мне все это рассказывает?»

— И ничего похожего на эпилептический припадок? — наконец спросила доктор Блум. — Никакой потери физического контроля или вспышек буйства?

— Никогда. — Яне хотелось расхохотаться — такой нелепой ей казалась идея о буйстве применительно к Себастьяну. — Он самый добродушный человек на свете.

— Он определенно самый флегматичный. — Вальния Блум кивала, но скорее себе самой, нежели Яне. — Еще я хотела бы убедиться, что вы не прикрывали Себастьяна способами, о которых предпочли бы не упоминать. У меня есть причина считать это весьма существенным. Я знаю, что вы оба настаиваете на том, чтобы вас рассматривали как единую команду, что в высшей степени необычно для людей, не являющихся половыми партнерами.

— Мы не половые партнеры.

— Я знаю.

— И никогда ими не были. Он мне как брат.

— Именно поэтому я хотела встретиться с вами, прежде чем что-либо предпринимать. Итак, вы пришли как единая команда. Я понимаю это и ценю. Но что бы вы сказали, если бы мне пришлось, так сказать, взять Себастьяна под свое крыло?

— В смысле… что вы хотите сказать?

— Я бы хотела с ним поработать и понять, почему он так отличается от других людей. Он станет одним из моих персональных научно-исследовательских проектов. Нет-нет, вы по-прежнему будете проводить вместе столько времени, сколько вам захочется, и видеться тогда, когда вы пожелаете. Но вы совершенно определенно не сможете ежедневно работать бок о бок. Вы больше не будете единой командой. Я хочу знать, насколько это для вас приемлемо?

В каком-то смысле это было самой старой и заветной мечтой Яны — чтобы Себастьяна ценили за то, что он мог делать, и чтобы он не нуждался в защите из-за того, что было в нем странного и непонятного. Но поскольку Яна уже очень долго играла свою роль, ей пришлось спросить:

— А если станет похоже, что у Себастьяна возникают сложности…

— Вы первая о них узнаете и первая будете призваны на помощь.

— Тогда я согласна. По-моему, это чудесная возможность. Скажу вам откровенно, доктор Блум, когда вы его узнаете, вы поймете, что он самый милый, самый безропотный человек на Земле… нет, не только на Земле, на всем белом свете. Я страшна рада за Себастьяна. И спасибо вам за то, что вы делаете.

Яна хотелось податься вперед и обнять суровую, узкоплечую женщину, что сидела напротив нее. Но она подумала, что это не будет оценено по достоинству. Тогда ей пришлось ограничиться всего лишь улыбкой до ушей.

— Не стоит меня благодарить. — Вальния Блум потянулась к незримому для Яны дисплею и с какой-то окончательностью во взгляде ткнула одну из клавиш. Затем она подняла глаза и нехарактерно улыбнулась Яне в ответ. — Прежде чем вы, Янина Яннекс, уйдете, я хочу, чтобы вы поняли — я это делаю вовсе не потому, что я, подобно Себастьяну Берчу, самый милый человек на Земле или где-то еще в Солнечной системе. Я это делаю по своим собственным эгоистическим мотивам. Мне так же сильно хочется изучить Себастьяна Берча, как вам — позаботиться о том, чтобы никто не причинил ему вреда. Это все.