Роксолана: Королева Востока - Осип Назарук

Ей стало стыдно, что она редко вспоминает о них, между тем, они были так добры к ней… Дважды она посылала с купцами разведчиков в Польшу, чтобы узнать, что с ними случилось. Но купцы лишь привезли весть о том, что все слухи о них исчезли. Что же ей еще было делать? Теперь все ее мысли были поглощены сыном и войной. Кровавый кристалл власти, который лишь раз сиял перед ней, пленил ее навсегда.

Она думала, что необходимо сначала увидеть и понять этот кристалл, чтобы им овладеть. Думала до утра.* * *

На другой день султан лично приказал привести к себе евнуха Хассана и выслушал его без свидетелей. Хассан все время трясся, как осиновый лист. И все повторял:

– Все неправда! Это великий визирь мне сказал так говорить.

– Зачем же ты говорил это, если знал, что это неправда?

– Визирь сказал.

– Значит, ты знал, что это ложь:

– Знал.

– Почему же ничего не говорил об этом?

– Визирь сказал.

– И пообещал деньги?

– Пообещал.

– Поэтому ты так и говорил?

– Да. Но я больше не буду.

– Конечно, не будешь, – закончил султан допрос.

Вечером евнуха зашили в мешок и понесли топить в Босфоре. Он даже в мешке кричал:

– Это неправда! Это великий визирь Ахмед-баши сказал мне говорить так! И обещал за это много денег и дом в Скутаре!..

– Там деньги посчитаешь, – сказал один из янычар, топивших его. Вспенилось море, но только круги пошли по воде после… Так погиб Хассан, евнух Роксоланы.

И так закончились крестины султанского сына Селима.

* * *

Хасеки Хюррем приказала, чтобы ей подробно рассказали, как топили Хассана. И после несколько раз она ходила на место его казни. Еще долго потом беспокоил ее черный Хассан: снился ей считающим золотые на дне моря, на мелком песке среди красных кораллов…

А кристалл власти над гаремом уже был в ее руках! Теперь перед ней простиралось целое море, кристально чистое и красное как кровь… Солнце над Стамбулом садилось в таком кровавом закате, что правоверные мусульмане стояли удивленные и молились всемогущему Аллаху об отвращении несчастий от рода падишаха. Все верили, что его горе было бы горем для народа и государства.

* * *

Как продемонстрировать всему двору султана победу над гаремом? Об этом думала теперь султанша Эль Хюррем. Она хотела сделать это как можно более аккуратно, но и выразительно. Разные мысли приходили ей на ум. Она отобрала две. Послала своего учителя в совет улемов, имамов и хатибов с сообщением о том, что она начинает строительство величественной святыни во славу Аллаха.

– Да благословится имя ее, как имя Хадиджи – жены Пророка, – сказал, услышав эту новость, старый Пашазаде, с которым все науки когда-то уйдут в могилу. За ним весь высокий совет ислама повторил эти слова, обращаясь к Мекке.

Тогда молодая султанша Эль-Хюррем дала знать прислуге султанской кухни, что лично будет следить за ней. Никто не верил, что такое возможно, ни ее служанки, переведенные на кухню, ни работавшие там люди.

Но любимая жена султана действительно пришла в скромном белом платье, без украшений и в белом фартуке.

Даже казнь великого визиря Ахмед-баши не вызвала такого переполоха, как это событие. Весь сарай словно загорелся! Громко начали говорить про уязвленное достоинство жены падишаха. Перепуганный Кизляр-ага сообщил об этом самому падишаху. Вечером же к султану пришли специально вызванные Пашазаде и Пашкепризаде.

Султан Сулейман позволил им сесть на диван и долго молчал. Не знал, что говорить сначала. Наконец сказал:

– Вы можете себе представить, по какому делу я вас вызвал?

– Кажется мы знаем, в чем дело, – Кемаль Пашазаде.

– Что же вы скажете на это? Бывало ли подобное у меня в роду?

– Давным-давно твоя мудрая прапрабабка, жена султана Эртогрула, сама доила кобылиц для своих детей и сама готовила пищу своему мужу – пекла и варила. В том, что делает султанша Эль Хюррем, нет ничего постыдного, – ответил Кемаль Пашазаде.

Пашкепризаде повторил за ним:

– Давным-давно твоя мудрая прапрабабка, жена султана Эртогрула, сама доила кобылиц для своих детей и сама готовила пищу своему мужу – пекла и варила. В том, что делает султанша Эль Хюррем, нет ничего постыдного.

Султан вздохнул. Он уже по опыту знал, что борьба с суевериями и привычками людей тяжела. Знал, что временами легче взять сильнейшую крепость, чем изжить один предрассудок, если больше не на что опереться в прошлом.

Вскоре, во всех мечетях Стамбула стали славить жену Эртогрула, ставя ее в пример всем женам правоверных мусульман. Возмущение, которое начало подниматься в связи с нравами молодой султанши, превратилось в восхищение и уважение. Ведь образ мыслей любого народа изменчив более, чем волна на морском просторе. Благословенны те, что противопоставляют ему свою мысль и свое дело, ощущая свою правоту и почитая законы Божьи.

Тлько теперь Эль Хюррем перестала бояться мысленно усаживать своего сына на престол. Эта блестящая мечта потрясла ее, а кровь била в глаза.

Но что делать с первенцем Сулеймана от первой жены?.. Она знала, чувствовала и понимала, что законодатель Османов не уступит в этом деле, как уступал в иных случаях. Ей был известен твердый извечный закон Османов, священный для любого мусульманина, в любом уголке грандиозной империи султана Сулеймана, наместника Пророка на земле.

Будто жгучая искра возгорелась в сердце султанши Эль Хюррем. Жгла, горела, щемила и палящим огнем поднималась к ее головке. Султанша Эль Хюррем побежала к колыбельке сына Селима…

Она баюкала его, пеленала в белые муслины, укладывала спать, смотрела в глазки, целовала его маленькие ручки. Но она задумывала страшное дело над золотой колыбелью своего сына, а в прекрасных покоях, мраморных палатах, в царском саду, над прекрасным морем, над Золотым Рогом, что весь кипел жизнью и сиял под синим небом в блеске солнца, будто витала улыбка ребенка.

Бог дал человеку свободную волю, выбор между добром и злом. И тот, кто сразу не воспротивится злу, будет поглощен им, как дом пожаром. Тогда неудержимо созревают плоды людской мысли, как зреет буря в грозовой туче.

* * *

На следующий после утопления в Босфоре Хассана день встретились Мухиддин Сирек и Кемаль Пашазаде при входе в Айя Софию – крупнейшую мечеть Царьграда.

Первым говорил Мухиддин Сирек:

– Правда ли, друг мой, что ты был с Пашкепризаде у султана Сулеймана – пусть живет он вечно! – и что вы открыли ему тайну его прапрабабки, жены султана Эртогрула?

– Это правда, друг. Я был у султана – пусть он живет вечно – вместе с Пашкепризаде, но насчет тайны его прабабки все обстояло иначе – сначала Пашкепризаде открыл ее мне, а затем уже я поведал ее султану.