Сполохи детства - Степан Калита

Обида хлестнула, обожгла внутренности. Я попятился, крутанулся. Вокруг гоготали, оскалив щербатые рты, жуткие рожи похмельного быдла. И побежал вниз по ступеням. А в горле застыл ком, не продохнуть. Хотелось ответить, бросить им что-то обидное в ответ. Но я не нашелся — что…

Прошел этот день и следующий. И еще два.

— Мама, — спросил я. — А что такое еврей?

— Евреи — это такая национальность, — пояснила мама и добавила, подумав: — Такие же люди, как мы. А где ты это услышал?

— Так, — ответил я уклончиво, — ребята говорили «еврей, еврей», я думал, это ругательство.

— Так ругаются только дураки, — заключила мама. — Среди евреев, как и среди других национальностей, есть люди хорошие и есть плохие. А делить людей по национальному признаку — просто глупость.

Презрение. Это чувство необходимо каждому, у кого есть убеждения. Не обязательно отвечать каждому, кто пытается тебя оскорбить. Можно просто отнестись к нему с презрением. Дурной тон — лаять в ответ на собаку, спорить с недостойным человеком. Именно поэтому мне всегда жалко тех, кто лается с толпой идиотов. Или пытается дискутировать с националистом. Конструктивный диалог возможен только с равным. А презираемый, и это мнение глубоко во мне укоренилось, достоин сочувствия. Бог обделил его разумом.

Хороший управленец всегда видит в людях даже те черты, какие они сами не способны в себе заметить. Умело направляя талант сотрудника в нужное русло, он позволяет ему расти над собой и приносить пользу общему делу. Рыжий, мне кажется, зрил прямо в корень в отношении меня, он умел замечательно разбираться в людях. Но при этом, в отличие от топ-менеджера откапывал отнюдь не конструктивные таланты, а находил индивидуумов с деструктивным даром. Понятия не имею, почему он вбил себе в голову, будто я могу придумать что-нибудь эдакое, что поспособствовало бы обогащению Банды. Но, как вскоре выяснилось, он был прав. Схемы отъема денег я изобретал самозабвенно, по две в неделю. При этом сам устрашился внезапно открывшегося во мне таланта в разработке разнообразных афер, и старался, чтобы о моих эфемерных прожектах никто не узнал. Особенно Рыжий. Держал свои мысли при себе.

А фантазии мои были поистине безграничны. Неплохо было бы, думал я, к примеру, получить лицензию на убийство одного человека. Да, достаточно было бы всего одного. Я бы никогда не применил эту лицензию. Зачем вообще кого-то убивать? Но все знали бы, что она у меня есть. Это позволило бы мне всех запугать, укрепило бы мое влияние в обществе. Благодаря этой лицензии я приобрел бы тысячи сторонников. И выстроил на страхе собственную империю…

Многочисленные секты тоже будоражили фантазию. Хотелось создать свою. Но далекую от христианства. Пусть это будет секта свободной любви. Мне представлялась коммуна, где я живу в окружении десятков жен. Бесправных, безмолвных, лишенных права голоса, покорных. И чтобы день и ночь они работали в поле и по дому, поддерживали порядок.

Мне не давали покоя лавры Синей Бороды. Правда, о Синей Бороде я в то время совсем ничего не знал. Можно жениться на девушке, когда повзрослею, размышлял я, застраховать ее жизнь, и устроить несчастный случай. По страховке Госстрах выплачивает, конечно, мало. Но если девушек будет несколько — это уже немалая сумма. Раскручивался и сюжет несчастного случая. Злодей едет с женой на море, берет напрокат лодку, и, отплыв подальше от берега, сталкивает несчастную в воду, затем бьет ее веслом по голове. Лучше всего привязать к ногам или шее жертвы камешек, чтобы сразу пошла на дно. И там ее сожрали рыбы. Нет тела — нет дела.

Иногда я строил глобальные планы по уничтожению всей человеческой цивилизации. Эта идея представлялась мне особенно волнительной и исполненной смысла. Что может быть увлекательнее гибели человечества?!

Но и на бренной земле хватало дел. Рыжему я вскоре изложил простую и действенную схему безболезненного отъема средств у трудящихся. Хотелось, чтобы не было жертв. Хотя Рыжий заверил меня, что убийство — не проблема. Но только если это нужно для дела. Помятуя о судьбе Володи Камышина, я все же надеялся, что он отчасти бравирует собственной лихостью. Напрасно я так думал. Для Рыжего все было всерьез, он бы ни перед чем не остановился.

Как-то раз мы сидели на скамейке на набережной Москва-реки и наблюдали за парой ребят, которые неподалеку крутились вокруг старенькой иномарки. Один из них, открыв капот, демонстрировал другому двигатель.

— Вот же суки, — сказал вдруг Рыжий и сплюнул сквозь зубы, — таких на перо надо сажать. Папенькины сыночки. Ты не думал никогда — почему одним все, а другим ничего? Вот мы с тобой, обычные дворовые пацаны. Никогда ничего не имели. А у этих все есть. С самого рождения. А за что им такое?.. Я их, сук, буду резать. И забирать все, что у них есть. — Он сжал кулаки. — Резать — и забирать. Вот это справедливо.

Он вскочил с лавки и быстро пошел, расправив плечи и чуть опустив голову, по-бычьи, к иномарке. Одного из ребят он сходу ударил наотмашь, и тот упал на асфальт. Другого толкнул в грудь и стал что-то кричать. Тот сразу понял, что дело плохо, запрыгнул в машину и дал по газам. Его приятель с разбитым лицом побежал следом. Авто тормознуло, паренек забрался на пассажирское сиденье, и они уехали.

Рыжий некоторое время постоял, покачиваясь с пятки на носок, глядя им вслед, потом развернулся, подошел и сел на лавку. Он тяжело дышал. И молчал. Я тоже не говорил ни слова.

— Не-на-ви-жу, — наконец выдавил он…

Когда я изложил придуманную мной схему, Рыжий хмыкнул.

— А чего, прикольно. Только кто на это купится?

— Да хотя бы Хоккеист, — сказал я. У меня были к любителю «оценивающих рукопожатий» свои счеты. Обиды я не забывал.

— Да ни хрена.

— Хрена.

Рыжий улыбнулся.

— Ну давай попробуем. А что дадим ему?

— Я думал над этим. В принципе, вообще неважно. Можно кусок любого металла. Или закрытую коробку. Еще — зубной порошок. Только этикетку надо оторвать.

— Погоди, зубной порошок?

— Ну да.

— И чего, Хоккеист купится на зубной порошок?

Я кивнул.

— Бля, тема, — Рыжий заржал, хлопая себя по ляжкам, — ну давай попробуем…

Через несколько дней состоялся их разговор, я при нем присутствовал.

— Хоккеист, дело есть.

— Ну…

— Короче, ты же сам просил тебя подтянуть к делам. Вот. Подтягиваю. Пацаны в курсе, но они другим заняты. Это для тебя лично. Справишься?

— А что делать надо? — пробасил Хоккеист.

— Смотри, — Рыжий достал из тумбочки завернутую в целофановый пакет коробку с зубным порошком с оторванной этикеткой и отвернулся, чтобы скрыть улыбку…

— Что это? — поинтересовался Хоккеист хмуро.

— Порошок, — честно ответил Рыжий. — Надо отвезти на Автозаводскую. Там передать одному человеку. Он за него заплатит. Прибыль пополам. Идет?

— Ну-у, идет… — Хоккеист почесал в затылке.

— Только смотри какое дело. Не то, чтобы я тебе не доверяю. Но будет неплохо, если ты мне за порошок сразу отдашь десять. Это копейки, сам понимаешь. Он выдаст сто. Девяносто — чистого навара. По сорок пять тебе и мне. Идет?

— Сра-а-азу?

— Чего ты ноешь? Я тебя обманывать что ли буду? Человек берет — сто пудов. Ты давай думай быстрее, а то я вон Степку отправлю. Он шустрик.

— А чего ты правда его не отправишь?

— Да хер ему! — рявкнул Рыжий. — Я хочу, чтобы ты тоже поднялся. Был при делах. Понял?

Хоккеист, немного подумав, согласился… Порошок он легко реализовал на Автозаводской, в трамвайном депо, предварительно отправленному туда Рыжим соучастнику аферы. Затем — вторую партию. Потом стал ездить туда два раза в неделю. И за несколько месяцев привык к постоянной прибыли, воспринимал ее уже как должное. Даже заявил Рыжему как-то раз:

— Вообще, нечестно выходит. Езжу я один. А деньги делим пополам.

— Нечестно, — согласился Рыжий. — Только порошок я достаю.

— Ну ладно, — снизошел Хоккеист. — Так и быть.

Вскоре запустился последний этап схемы. Покупатель поведал, что ему нужна крупная партия. В двести раз больше, чем обычно. И сразу.

— Плачу наличными, — заявил он. — Принесу дипломат. А то как ты такую кучу денег в авоське понесешь? Несолидно.

Хоккеист примчался в подвал Банды перевозбужденный от открывшейся перспективы мгновенного обогащения, глаза застили ассигнации. Рыжий поначалу отнекивался, говорил: «Да ты что, где я возьму столько порошка? И потом опасно это».

— Ты же ничем не рискуешь! — орал Хоккеист. — Только прибылью! Я тебе сразу отдаю нал за всю партию… Ну давай, давай это сделаем!

На следующий день он стал обладателем нескольких килограммов зубного порошка. Деньги, чтобы рассчитаться с Рыжим, занял и у родителей, и у тренера, и еще у каких-то родственников и знакомых… На точке его ожидал сюрприз. В трамвайном депо покупателя не обнаружилось. Выяснилось, что он здесь вообще человек левый. Вроде бы, приходил к какому-то знакомому, крутился тут постоянно, говорил, что ищет работу. А потом исчез…