'Фантастика 2025-31'. Компиляция. Книги 1-27 - Роман Корнеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стэнли видел собственными живыми глазами, как бьётся на полу в конвульсиях человек, как чернеет его лицо, покуда скрюченные пальцы с мясом вырывают из глазниц дешёвые зрительные имплантаты с речного рынка.
О да, корпорации пытались этим воспользоваться, по привычке пропагандируя «потребляй у своих». Мол, линзы «Сейко» или микромаршрутизаторы «Джи И» помогут вам не получить приступ посреди дэйли-стэндапа. Когда прямо во время совещания в падучей забился один из супердиректоров «Групо Карсо», все поняли, что шутки кончились.
Стэнли же по привычке спрятался в уютном запустении интервеба, благополучно дожидаясь там возвращения «Сайриуса», ибо на него были все надежды. Вернутся Хранители, Стэнли снова станет их глазами и ушами. Лучше бы они не возвращались вовсе.
Скрипнув зубами, одинокий путник махнул рукой в сторону развалин Колизея. К чёрту воспоминания, к чёрту былые радости и мечты.
Если бы он тогда смог догадаться, симптомом чего была киберчума, он бы с удовольствием променял все былые знания на блаженное неведение. Да, несведущим страшно от их незнания, но куда страшнее – единожды узревшим неизбежность того, что тебе предстоит пережить.
Здесь налево. Налево и вверх по холму. Смешно. В интервебе не было никакого «вверх», это простая иллюзия, игра света и тени, шарада архитектора, который задумал и спроектировал это место так, что как не иди, тебе будет казаться, что ты с каждым шагом куда-то восходишь.
Стэнли был знаком с тем архитектором. Его Волосейшество-и-Грубейшество мастер Принцип были преизрядным искусником. Чувак умер не своей смертью, говорят, бросился с тупым столовым ножом на «красножетонника» в броне. Царство ему поднебесное.
Что его сподвигло на подобные подвиги в реале, кто знает. Может, чёрная весть Предупреждения, что несли человечеству вернувшиеся Соратники, хотя вряд ли мастер отнёсся к нему серьёзно. Вуаль смерти, покрывающая по квадратам Сол-систему, экая пошлость и экая невидаль, мало ли какие сумасшедшие уверовали в сто-очередной конец света. Сколько тех концов венчали своё в виртреалиях больших и малых театров? И не счесть.
Не было то и знамением подступившей к архитектору киберчумы, она приступы агрессии не вызывала.
Скорее всего, мастер острее других чувствовал то, что другие переживали разве что в кошмарных снах, где собственные руки душили и душили тебя, пока ты не просыпался в холодном поту среди ночи.
Так приближалось неминуемое.
И то, о чём Стэнли знал из первых рук – кажется, после одного тягостного разговора с Ильмари – проявлялось для всей остальной Матушки. Миллиарды душ день за днём видят один и тот же кошмар, изнемогая в попытках избавиться от наваждения. Кто-то решался со всем покончить, кто-то, как мастер Принцип, действовал иначе.
Холм, на который поднимался сейчас Стэнли, и был этим действием. Не та суицидальная глупость, нет. Се был лишь мастерский росчерк, последняя подпись автора на холсте собственной жизни. Но сам мастерпис состоял не в банальной акции неповиновения системе, пусть и прерванной очередью от бедра.
Нет, мастер Принцип сперва сделал то, что оставит его имя в веках.
Пускай никто кроме Стэнли его никогда и не увидит.
Одного Стэнли достаточно.
Его памяти.
Его злости.
Поднявшись на холм, Стэнли обернулся.
Над руинами Колизея, над аренами и цирками, над обглоданным временем Большим гоночным треком по-прежнему нависала тяжесть Колосса.
Колени сами собой подогнулись, настолько острые чувства порождала в нём статуя.
Только так, распростёршись ниц в униженной позе, Стэнли был способен здесь справиться с чувствами. Что может быть глупее – чувак, заливающийся слезами в виртсьюте. Однажды его так коротнёт до смерти. Впрочем, ему было плевать.
Даже не глядя ввысь, он помнил каждую мраморную складочку на теле Колосса.
При всех масштабах статуи, она была исполнена донельзя грубо, будто скульптор только начал над ней работу, отойдя буквально на минуту и грозя спустя мгновение вернуться. На поверхности мокрой глины до сих пор остались случайные борозды от его грубых ладоней. Пропорции нависающей над градом и миром не слишком антропоморфной и почти бесполой фигуры – в ней слегка угадывались женские черты в некоторой округлости бёдер и едва намеченных сосках груди – не выглядели хоть сколько-нибудь совершенными. Отпечатанные папиллярными линиями пальцы художника ещё не завершили свой труд, они ещё должны были работать… увы, Стэнли знал, что некому было отважиться на подобное кощунство – завершить то, что не было завершено.
Эта песня была прервана на высокой ноте, но прервана была задолго до коды.
И в этом также была своя задумка автора. Колосс не был исполнен символом природного совершенства. То, что олицетворяла статуя, не было ни совершенным, ни природным. Ни его существование, ни его безвременная кончина.
Колосс печально глядел в пустые небеса интервеба безглазым своим лицом, отнеся левую руку чуть назад в загораживающем жесте, правой же гигантская фигура хваталась за вонзившийся ей в грудь предательский кинжал.
Стэнли мог только догадываться, благодаря каким анатомическим буграм мышц статуя создавала подобное ощущение у зрителя, но по ней с первого же взгляда становилось понятно, что Колосс изображал отнюдь не сцену благородного суицида во имя защиты тех, кто остался позади. Несмотря на исступлённую жертвенность, усматриваемую в изгибе этих плеч и подъёме головы, зрителям была явлена финальная сцена именно убийства. Если хотите, ритуального жертвоприношения.
Фигура Колосса не желала такой смерти, она и понятия-то такого «смерть» не знала, умирали другие, но не она. Но заклание состоялось, клинок был обнажён и, придя в движение, завершил начатое. Колосс замер в момент осознания тягчайшего из предательств, осознания вящей неспособности что-либо исправить или повернуть вспять, осталось сделать так, чтобы тот, кто узрит эту жертву, тотчас осознал, во имя чего она состоялась.
Опустошённый Стэнли поднялся на ноги и тотчас поспешил отвернуться.
Ромул вернулся из своего похода незримой тенью. За него глаголило Предупреждение, за него действовали Соратники, тотчас принявшиеся восстанавливать разбросанные повсюду сети агентов Корпорации. Но он молчал. Самый полёт «Сайриуса», никак не объявленный и оставшийся неизвестным большинству жителей Матушки, продолжил лежать под спудом слухов и городских легенд. Законсервированный корпус корабля также был брошен бесхозным где-то там, во внешней Сол-системе, за поясом Койпера.
Тем не менее, и безо всякого Предупреждения, какой символизм ему ни придавай, и полёт этот тридцатилетний, и тихое, крадущееся после него возвращение – они несли для человечества свои неизбежные плоды. И масштаб последствий того, что случилось, не опишет никакой Колосс.
Стэнли часто думал, что было бы, если бы Ромул остался, не улетал бы со всем ядром командной и управленческой цепочки Корпорации в дальний путь. Помогло бы это? Быть может, не покидай они Матушку так надолго, не стоял бы тут сейчас Колосс, и всё было бы хорошо.
Нет, не было бы.
Да, без малого тридцать лет, на который срок агенты Корпорации – да и Стэнли лично – постарались уйти как можно ниже радаров и залечь на дно так, чтобы ни одна корпоративная сволочь не зацепилась, нет, они бы не ушли впустую. Многих хороших друзей Стэнли за эти годы тишины и безвременья потерял. Именно на эти годы пришлись первые пандемии киберчумы, и тогда же заварилась всеобщая паранойя по поводу зловредной Корпорации. Но главное, именно на время вояжа «Сайриуса» пришёлся расцвет того, что впоследствии назовут Помрачением.
Внезапные бунты вспыхивали по всему Мегаполису, оставляя после себя сожжённые башни.
Эпидемия немотивированной жестокости и аутоагрессии постепенно захватила всю Матушку.
Это ощущалось как чёрная волна, катившаяся по миру. Волна безумия, словно вирусная болезнь, передавалась от человека к человеку, неважно при личном контакте или посредством голосовухи через «айри». Срывало с катушек случайных людей без разбора. Мафусаилов третьей фазы и совсем зелёных мальков, едва покинувших ясли. Корпоративных шишек с их десятилетиями дорогущей терапии за плечами и опустившихся нарколыг, живущих от дозы к дозе на нижних ярусах агломераций.
Безумие косило всех, не оставляя шанса и людям пропащей Корпорации.
Стэнли с трудом вспоминал себя в те тяжкие времена.
Просыпаешься с утра





