Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 7 - Вальтер Скотт

— Не намерены?

— Нет, клянусь небом, — решительно заявил сэр Эштон. — Я готов исполнить любое требование, не противоречащее общепринятым приличиям, скажем — прекратить знакомство постепенно.., или что-нибудь в таком роде… Но выгнать Рэвенсвуда из замка — нет, на это я не могу и не хочу согласиться.

— В таком случае, мне и на этот раз придется поддержать честь семейства самой, как это нередко случалось и прежде.

Леди Эштон села к столу и быстро набросала не сколько строк. Лорд-хранитель попытался было еще раз предостеречь жену от столь опрометчивого шага, но она отворила дверь и позвала камеристку, находившуюся в соседней комнате.

— Подумайте, что вы делаете, сударыня. Вы превращаете в смертельного врага человека, у которого вскоре не будет недостатка в средствах, чтобы вредить нам.

— Вы когда-нибудь видели, чтобы Дугласы боялись врага? — презрительно улыбнулась леди Эштон.

— Рэвенсвуд горд и злопамятен, как сотня Дугласов и сто дьяволов в придачу. Повремените хотя бы до утра.

— Ни одной минуты, — ответила леди Эштон. — Миссис Патулло, отнесите эту записку молодому Рэвенсвуду.

— Мастеру Рэвенсвуду, сударыня? — переспросила служанка.

— Пусть мастеру, если вам так больше нравится.

— Я умываю руки, — сказал лорд-хранитель. — Спущусь в сад посмотреть, собрал ли садовник фрукты к десерту.

— Ступайте, — промолвила леди Эштон, награждая его взглядом, полным бесконечного презрения. — Благодарите бога, что он дал вам жену, способную радеть о чести семьи с не меньшим рвением, чем вы — о яблоках и грушах.

Лорд-хранитель оставался в саду ровно столько времени, сколько, по его расчетам, нужно было, чтобы переждать, пока отбушует леди Эштон и пройдет по крайней мере первая вспышка гнева у Рэвенсвуда. Вернувшись в зал, он застал там маркиза, отдававшего распоряжения своим слугам: маркиз был явно разгневан, и когда сэр Уильям рассыпался в извинениях за свое продолжительное отсутствие, резко его прервал:

— Я полагаю, сэр Уильям, вам известна странная записка, которую ваша супруга соизволила написать моему родственнику Рэвенсвуду, — маркиз сделал особое ударение на слове «моему», — и вас едва ли может удивить, что я собираюсь покинуть ваш дом.

Мой родственник уже уехал, не считая нужным проститься с вами, так как все ваше прежнее гостеприимство зачеркнуто этим неслыханным оскорблением.

— Уверяю вас, милорд, — ответил сэр Уильям, принимая от маркиза записку леди Эштон, — я не причастен к этому письму, и мне неизвестно его содержание: я знаю только, что леди Эштон питает неприязнь к Рэвенсвуду и что она очень вспыльчива. Я искренне огорчен, если она чем-то обидела вашего родственника или если он обиделся на нее. Но, надеюсь, вы понимаете, что женщина…

— Должна вести себя по отношению к высокопоставленным лицам так, как подобает ее собственному высокому положению в свете, — докончил за него маркиз.

— Разумеется, милорд, — согласился бедный лорд-хранитель, — но примите во внимание, что леди Эштон все-таки женщина…

— И как таковая, мне кажется, — снова перебил его маркиз, — должна знать свои обязанности хозяйки дома. Но вот и она. Надеюсь, я узнаю из ее собственных уст, что побудило ее нанести такое неслыханное и неожиданное оскорбление моему родственнику, который, как и я, находился в гостях у ее светлости.

В эту минуту в зал действительно вошла леди Эштон. Бурное объяснение с мужем и последующий затем разговор с дочерью не помешали ей позаботиться о туалете — наряд ее был очень красив. Любезное выражение лица и величественные манеры придавали ей в эту минуту то особое великолепие, с каким знатная дама должна появляться в подобных случаях.

Маркиз надменно ей поклонился, и она ответила ему с равным высокомерием и холодностью. Тогда, взяв из неподвижной руки сэра Уильяма пресловутое послание, маркиз подошел к виновнице происшествия, намереваясь потребовать у нее объяснения, но она предупредила его:

— Я вижу, милорд, вы хотите начать неприятный разговор. Мне очень жаль, что подобный разговор возникает между нами, особенно сейчас, когда он может омрачить, пусть на короткое время, почтительный прием, который нам подобает оказать вашей светлости. Но таковы обстоятельства. Мистер Эдгар Рэвенсвуд, которому я адресовала эту записку, злоупотребил гостеприимством нашей семьи и доверчивостью сэра Уильяма, вырвав у молодой девушки обещание вступить с ним в брак без ведома ее родителей, которые никогда не дали бы на это свое согласие.

— Это непохоже на моего родственника! — воскликнул маркиз.

— Еще менее это похоже на мою дочь!.. — запротестовал лорд-хранитель.

Но леди Эштон перебила их обоих:

— Ваш родственник, милорд, если мистер Рэвенсвуд действительно имеет честь быть таковым, попытался тайком овладеть сердцем юного и неопытного создания. А ваша дочь, сэр Уильям, была столь глупа, что позволила себе поощрять домогательства этого совершенно неподходящего поклонника.

— Если это все, сударыня, что вы собирались сообщить нам, — гневно воскликнул лорд-хранитель, изменяя своей обычной осторожности и сдержанности, — то вам лучше было бы помолчать и не предавать огласке семейную тайну.

— Простите меня, сэр Уильям, — спокойно ответила леди Эштон, — но милорд вправе знать причину, заставившую меня отказать от дома джентльмену, которого он называет своим родственником.

— Эта причина, — воскликнул разгневанный лорд-хранитель, — если в ней есть хоть крупица правды, явилась уже потом. Тогда, когда вы писали вашу записку Рэвенсвуду, вам ничего еще не было известно.

— Я впервые слышу обо всем этом, — сказал маркиз. — Но поскольку вы сами затронули такой щекотливый вопрос, миледи, то позвольте мне сказать: происхождение и положение в свете моего родственника Обязывали вас выслушать его предложение и отказать ему в приличной форме, даже если он дерзнул поднять взоры на дочь сэра Уильяма Эштона.

— Надеюсь, вы не забыли, милорд, что в моей дочери течет благородная кровь Дугласов.

— Ваша родословная мне хорошо известна, миледи, — сказал маркиз. — Вы происходите от младшей ветви Ангюса, а Рэвенсвуды — прошу прощения, миледи, но я вынужден напомнить вам об этом — трижды женились на девушках из старшей ветви. Право, мне достаточно хорошо известна истинная причина вашего гнева, миледи. Я понимаю, что трудно превозмочь старинные предубеждения, и готов считаться с вашими чувствами. Я только потому и не последовал за моим родственником, с позором изгнанным из вашего дома, что не теряю надежды примирить вас. Даже сейчас мне не хотелось бы доводить дело до ссоры, и потому я решил остаться здесь до вечера. Вечером же я отправлюсь вслед за Рэвенсвудом, который ждет меня в нескольких милях отсюда. Итак, постараемся обсудить это дело хладнокровно.

— Я только этого и желаю, милорд! — поспешил вмешаться сэр Уильям.

— Леди Эштон, неужели мы допустим, чтобы маркиз покинул наш дом с обидой в душе! Мы должны упросить его остаться и отобедать с нами.

— Пока милорду угодно быть нашим гостем, замок и все, чем мы владеем, к его услугам, — сказала леди Эштон. — Что же касается того, чтобы продолжить этот неприятный разговор…

— Простите, миледи, — перебил ее маркиз. — Не будем принимать необдуманных решений в столь важном деле. Мне выпало счастье возобновить знакомство с леди Эштон, и я надеюсь, сударыня, вы не заставите меня рисковать вашим расположением из-за какого-то неприятного разговора. По крайней мере прежде чем вернуться к нему, позвольте мне насладиться вашим обществом. К тому же в замок, кажется, прибыли новые гости.

Леди Эштон поклонилась и, улыбнувшись, подала руку маркизу, который повел ее в столовую, галантно соблюдая правила старинного этикета, не позволявшего джентльмену брать даму под руку, как это принято на праздниках среди простонародья.

В столовой они нашли Бакло, Крайгенгельта и нескольких соседей, заранее приглашенных лордом-хранителем по случаю приезда маркиза. Мисс Эштон, сославшись на легкое недомогание, не вышла к столу. Обед был великолепен и затянулся до позднего вечера.

Глава XXIII

Хоть горек был отца удел,

Все ж лучше моего:

В изгнанье друга он имел,

А я — я никого.

Не стану описывать гнев и негодование, которые охватили Рэвенсвуда, когда он покидал замок, некогда принадлежавший его предкам. Содержание записки леди Эштон было таково, что человек, даже менее гордый и самолюбивый, чем Рэвенсвуд, — а его нельзя было упрекнуть в недостатке этих чувств, — не остался бы у Эштонов ни минутой долее. Маркизу также была нанесена обида; однако он все еще не терял надежды примирить враждующие стороны и поэтому отпустил своего молодого родственника одного, взяв с него слово остановиться в «Лисьей норе» — маленькой харчевне, расположенной, как это, возможно, помнит любезный читатель, на полпути между замком Рэвенсвуд и «Волчьей скалой», в пяти милях от каждого из означенных мест. Маркиз предполагал встретиться с Рэвенсвудом либо в тот же вечер, либо на следующее утро. Разумеется, он также немедленно покинул бы замок, но ему не хотелось так легко отказываться от возможных выгод, которые сулил ему визит к лорду-хранителю. Впрочем, и сам Рэвенсвуд, даже в пылу жесточайшего гнева, не собирался отрезать себе пути к примирению, надеясь на благосклонность сэра Эштона и вмешательство влиятельного родственника. Тем не менее он уехал тотчас же и значительно дальше, чем того требовали обстоятельства.