Мед и яд любви - Юрий Рюриков

Экстраверт, видимо, уступает им обоим в домашности, но это совсем не значит, что он плохой семьянин. Речь ведь идет сейчас только об одной «части» характера — о нервно-эмоциональном складе человека, а какой он семьянин, зависит не от одной такой части, а от их сплава — от всего характера человека, от всей его личности. И экстраверт, если он не эгоист, может быть гораздо лучшим семьянином, чем эгоист-интроверт или эгоист-биверт.

Какой ты как семьянин, зависит от равнодействия всех сторон личности, всех достоинств и недостатков каждой такой стороны. Недостатки нервного склада можно уравновесить достоинствами других сторон человека. И, наоборот, любые достоинства темперамента или характера могут быть подавлены недостатками нашего поведения, отношения к близким.

Что касается экстраверта, то в его нервно-психологическом устройстве есть и крупные преимущества над бивертом и интровертом. Его нервы не так впечатлительны, и потому они попросту не замечают многое из того, что задевает остальных. Мелочи семейного обихода, шероховатости будней меньше ранят его, меньше включают в нем раздорные чувства.

Поэтому экстраверт может быть гораздо незлобивее и покладистее интроверта и биверта: он отходчивее их, быстрее прощает обиды, легче мирится после ссоры — он миролюбивее их как семьянин.

Впрочем, у сниженной чувствительности его нервов есть и оборотная сторона. Не ощущая мелких уколов жизни, он не ощущает и их вреда и может неосознанно наносить такие уколы близким.

И покладистость экстраверта может становиться покладистостью к своим недостаткам.

Нервы экстраверта могут по-детски переключаться с одного ощущения на другое; он как бы сохраняет продленное детство чувств — их подвижную легкость, незастревающее перепархивание ощущений. Но чувства его от этого менее стойки, могут быстрее выветриваться.

У интроверта чувства гнездятся глубже, вживляются в душу прочнее. Любовь может жить в нем дольше, и его подсознание больше дорожит ею, часто стремится возвести ее в культ. Многие великие поэты, которые воспевали любовь как высшую ценность жизни, были интровертами…

Но нервы у интроверта ранимее, чем у других; от этого он испытывает гораздо больше тягостных ощущений, и злые, раздорные чувства глубже входят в него, больше правят его поведением. Кроме того, из-за своей полуоткрытости он меньше, чем остальные, отдает близким свою любовь, больше замыкает ее в себе.

Экстраверт — больше человек действия, чем переживания, интроверт — больше переживания, чем действия. Чувства живут у экстраверта как бы ближе к поверхности, в верхних слоях души, и от этого ему легче отдавать их. И проявления чувств у него радужнее, праздничнее, он щедро расточает их, но быстрее исчерпывает.

Интроверт проявляет свои чувства скупее. Чувства запрятаны в нем глубже, и им труднее пробиваться наружу из скрытых слоев души. Потому и любовь у интроверта не такая праздничная, не такая сверкающая, и она гораздо больше живет у него под спудом, внутри, чем в поведении, снаружи.

В биверте как бы сливаются чувства интроверта и экстраверта; причем достоинства этих чувств как бы складываются, усиливают друг друга, а их недостатки — так как они противоположны — взаимно уменьшают, ослабляют друг друга. (Повышенная чувствительность, соединяясь с пониженной, создает нормальную чувствительность. Излишнее замыкание в себе и излишнее отключение от себя тоже уравновешивают друг друга.)

Биверт, двуцентрист — человек и действия, и переживания вместе. Он может ощущать любовь глубоко, как интроверт, и отдавать ее ярко, как экстраверт, — хотя, пожалуй, умереннее их, не так глубоко, как один, и не так ярко, как другой.

Он отходчивее и уживчивее интроверта, и так как нервы у него выносливее, его меньше ранят мелочи обихода. Но его нервы чувствительнее, чем у экстраверта, его подсознание понимает, как могут уязвлять мелкие уколы жизни, и потому он расточает их бережнее.

Чувства у двуцентриста тоже залегают глубоко и дольше не проходят. Но и тягостные ощущения вспыхивают в нем часто, хотя и реже, чем у интроверта. Зато длятся они протяженнее, потому что в более выносливых нервах ощущения проигрываются дольше. Потому-то неприятные эмоции возникают у биверта чаще, чем у экстраверта, и жалят его болезненнее, чем интроверта.

Недостатки двуцентриста как семьянина заложены в тех же самых его свойствах, что и достоинства. Его эмоции устойчивее и требовательнее, чем у экстраверта, и потому он менее миролюбив. А так как нервы у него выносливее, чем у интроверта, он может быть выносливее его и в раздорах.

Вообще сила его нервного склада может усиливать и его достоинства, и его недостатки. Двуцентрист может быть гораздо тверже остальных в недобрых чувствах и враждебных отношениях. Силовые струны его души могут делать его и очень мирным, и очень воинственным: все зависит от того, какая музыка разыгрывается на этих струнах — музыка лада или разлада.

«Газеты пишут, что сегодняшние мужья и жены мало разговаривают друг с другом, причем это наблюдается в разных странах. Может быть, причина в том, что становится все больше интровертов, которые зацикливаются на себе и больше разговаривают с собой, чем с другими? И не интроверты ли составляют сословие родителей, которым не до детей?» (г. Горький, клуб молодежного общения «Я и ты», май, 1987.)

Раньше уже встречался похожий вопрос: необщительных людей сейчас все больше, значит ли это, что интровертов стало больше? Пожалуй, это и так, и не так. Необщительность и интроверсия (внутри-центризм) — разные вещи. Интроверсия — это внутреннее измерение характера, сфокусированность и уклад его эмоций. А необщительность — внешнее, поведенческое измерение характера. Ее может рождать и интроверсия, и другие причины — болезнь, усталость, сосредоточенность человека на чем-то очень важном…

Впрочем, интроверсия бывает не только врожденная, а и нажитая, приобретенная. Ее вызывает и долгий упадок духа, и хроническая болезнь, и затяжные нервные перегрузки: все они расшатывают нервы людей, взвинчивают их возбудимость, обращают их подсознание внутрь себя…

Биверт или экстраверт, который страдает неврозом, становится настоящим интровертом, внутри-центристом: его нервы делаются ранимыми, их чувствительность резко растет, возбуждение становится сильнее торможения. Психиатры знают, как разлад нервов делает людей более замкнутыми, болезненно сосредоточивает их на себе.

Но интроверсия — это не эгоизм, и в сословие родителей, которым не до детей, входят не интроверты, а эгоисты. Вспомним еще раз — наши нервно-психологические пружины и пружины моральные лежат в разных измерениях. Экстраверты и биверты могут быть и альтруистами, и заядлыми эгоистами, а интроверт, как и любой другой человек, может быть и эгоистом и неэгоистом…

А можно ли семейную неразговорчивость объяснить одним только ростом интровертов? Сегодня меньше говорят друг с другом и биверты, и экстраверты, и это вызвано глубокими переменами во всем семейном обиходе.

Семейная жизнь стала во многом другой, когда в дом пришел новый член семьи, часто ее новый глава — телевизор. Это великое детище НТР ведет себя как враг и разрушитель семейного общения: он рвет ниточки общения между мужем и женой, детьми и родителями и стягивает все эти ниточки к себе. Говорит только телевизор, остальные молчат и слушают его, а не друг друга.

Кроме того, в нынешнем семейном обиходе становится все меньше общих занятий и все больше обособленных — отдельных у жены, мужа, детей. И даже отдельные комнаты — мечта каждой семьи — тоже уменьшают домашнее общение, делают семейные разговоры более редкими и короткими.

Впрочем, и телевизор, и выросшая обособленность меняют и обиход, и человеческую психологию. Они как бы вселяют во многих из нас кусочки души интроверта — вовсю «интровертят» нами (прошу прощения за каламбур)…

Чем больше телевизор ведет себя как экстраверт, тем больше мы вынуждены вести себя как интроверты. Семейная жизнь все больше становится от этого полунемой, молчаливой, души людей все меньше встречаются друг с другом в разговорах. Это новое бедствие, с которым стоило бы усиленно воевать…

А как уживаются между собой экстраверт и интроверт? Им непросто друг с другом, потому что у них много несходящихся влечений и один часто тяготеет к тому, что тяготит другого. Одному больше нужно спокойствие, другому беспокойство, одному — компания, другому — одиночество вдвоем, одному — много впечатлений, другому — мало…

Такие несхождения обязательно будут рождать разлады, недовольство друг другом. Но любишь смородину — терпи и оскомину, — это, наверно, закон законов всякой любви, всякой семейной жизни, да и всех человеческих отношений вообще.

К тому же (вспомним еще раз), интроверсия или экстраверсия — это не основа, не сердцевина человеческой личности, и какие мы в семье, куда больше зависит от нашей доброты или недоброты, заботливости или незаботливости, теплоты или холодности. Именно от состояния души зависит, создадут ли себе муж и жена — через поиски, уступки, самоограничение — такую жизнь, которая будет больше сближать их, чем разделять…