Кровь аистов - Сергей Климовцев

Он подошел к высокому темноволосому мужчине, в страшных корчах застывшему на простом деревянном топчане, и, видя, что тот не справляется, устало вздохнул, присел рядом и взял его за руку. Через мгновение тугая горячая волна втянула обоих в свое мощное течение.

Мать переживала смерть отца так сильно, что свою беду ему пришлось загнать глубоко внутрь. Тимке – пять лет, поздний ребенок, маленький и беззащитный, – организация похорон и вся дальнейшая ответственность за больную мать и младшего брата ложится на его плечи, хотя ему самому-то едва стукнуло двадцать пять. Нормальная жизнь, с интересами и увлечениями, свойственными его возрасту, закончились. Дальше его ждали три года беспросветной поденной работы и постоянного безденежья. Вдобавок у матери, так и не оправившейся от горя, развился стойкий психоз. Она стала нервной, раздражительной, срывалась на крик по любому поводу, и парень жил в постоянном страхе, что она может сотворить что-то с собой или с ребенком, к которому он был очень привязан.

Наконец судьба, как та избушка, начала разворачиваться передом. Мать пришла в себя, тревоги улеглись, а тут еще бывший одноклассник пригласил его в свой бизнес. Через пару лет, наработав опыт и связи, он открыл собственное весьма неплохое дело. Это было самое счастливое время в его жизни: он смог наконец проявить свои таланты в полной мере, вкалывая по двадцать часов в сутки. Умный, волевой, прирожденный лидер: едва он попал в свою стихию, как тут же начал стремительно расти как личность.

И когда в нем укрепилась надежда, что все у него будет очень даже неплохо, когда появились серьезные деньги, красивые подружки и интересные друзья, оказалось, что судьба просто выпустила его нагулять немного жирку, прежде чем приложить по-настоящему. Грянул кризис, и все начало стремительно рушиться.

В отличие от своего товарища, рассказывать о мерзостях жизни ему было не нужно. Ему столько раз приходилось давать взятки свинорылым чинушам всех мастей, что он мог сам уже написать об этом книгу. Мужчина прекрасно понимал, где живет и при каких обстоятельствах. Всемирное перераспределение собственности дошло даже до «африканских» стран, таких, как Украина и Россия, – вот и весь кризис. Крепкий, толковый бизнес богатеи прибирали к рукам с помощью властей, и после первого такого наезда банк затребовал всю сумму по кредиту сразу. Его молодая жена поняла, что богатенький муж очень скоро станет таким же, как все, и сбежала, постаравшись обобрать его до нитки при разводе.

Беды, как известно, поодиночке не приходят, а в его случае они предпочитали ходить толпами. Через полгода умирает мать. Пятнадцатилетний Тимка вызывает тревог все больше, но измученному жестокой борьбой за выживание брату едва хватает сил, чтобы ночью украдкой осмотреть его руки – не появились ли там страшные дырочки от шприца.

А потом приходит Зона, и какое-то время властям не до него. Человек получает передышку, бизнес немного налаживается, заводятся денежки, и война вроде как отступает. В это время у него с друзьями даже появляется новое увлечение: они ездят в Зону охотиться и заодно в легкую приторговывают найденными артефактами. Несмотря на опасность и со стороны Зоны, и со стороны охраняющих ее людей, он повсюду таскает за собой младшего брата, боясь выпустить его из-под своего контроля хоть на минуту.

Судьба, как смертнику перед казнью, дала ему возможность хорошенько выпить и закурить. Через год жизнь его разбилась вдребезги и он потерял последнее, что удерживало его на этом свете.

И сейчас ему было не просто плохо – ему была хана. Необоримая сила вытянула из него боль всей его жизни, удесятерила все потери, что годами выжигали душу, и разом обрушила на человека. От такой чудовищной пытки он и сошел с ума, но кто-то властной рукой вправил ему мозги, не ослабляя напора. Он не мог впасть в безумие или покончить с собой и лишь молча трясся в дикой судороге, как разделанное заживо животное. А потом он переступил через эту боль и, сделав шаг вперед, видел, как она догрызает его разрушенное тело. Нечеловеческая боль его убила и возродила вновь, оставив небольшие зарубки в душе, чтоб человек помнил о ней. Теперь он был свободен.

А вот пятеро других еще были в «процессе». Егор с Анной попали сюда на сутки позже остальных и сейчас проходили самую острую фазу. Помогая девушке справиться с ее болью, Андрей испытывал сильнейшую неловкость: девичьи мысли и фантазии переполнили его до краев, так что какое-то время он перестал отличать их от своих собственных. Сиротское детство, яркое созревание, страх одиночества и, как следствие, такая горячая и такая запутанная любовь к мужчине, заменившему ей и отца, и мать, и весь мир.

А у этого мужчины «тараканы» в голове тоже ходили толпами. Тут были и нежные чувства к младшей сестре, чей неудачный брак быстро свел ее в могилу, сумасшедшее чувство вины из-за этого, и, в результате, болезненная привязанность к ее ребенку. И еще много чего, но все же Егор с Аней мало-помалу справлялись.

Сложнее было с англичанином – этому доставалось по полной. Он «болел» дольше всех, винил себя больше всех, и жизнь его все время висела на волоске. Раз за разом он задавал себе один и тот же вопрос: что заставляло его всю жизнь плевать на близких людей? Он всегда с маниакальным упорством лез в пекло, не удосужившись при этом понять, зачем он это делает и ради чего он принес в жертву тех, кто его любил. Ради благой цели?

Чушь. Когда мчишься в джипе по ночной саванне вместе с правящей группировкой местных каннибалов, отстреливаясь на ходу от других таких же каннибалов, только не правящих, думаешь лишь о том, как бы выжить. А после сладкий адреналин вставляет почище опиума. Там, где кафры мочили друг дружку почем зря, он, как и все прочие «гринго», делал бизнес, выдавая его за заботу о людях и мире. Нельзя изменить людей, привыкших жить подножным кормом, тем паче, что климат позволяет. Или он не видел этих «патриотов» в местных «армиях», которых белые щедро снабжают оружием? Припрется такой из джунглей в набедренной повязке, из-под которой по земле волочится здоровенный черный болт, похожий на спящего удава. Нажрется каши с мясом от пуза, через неделю сложит форму на коечку и в привычной с детства повязке ломанется обратно в саванну, помахивая добром на ходу.

Кто расписал миру красных кхмеров отморозками и щедро навесил на людей, вытащивших страну в критический период, три миллиона жертв, хотя вся Камбоджа и до семи не дотягивает? Арабские террористы, тигры Тамил-Илама, сомалийские пираты, южноафриканские «борцы за независимость» – кто их всех создает, рекламирует, накачивает оружием и натравливает на других? Он, белый человек, носитель западной культуры и демократии. А зачем? Деньги. Миром правят деньги.

Он – холодный, злобный, сытый выкидыш народа, достигшего высшей формы мягкого фашизма, привыкшего инстинктивно делить мир на своих (то есть людей) и чужих (тоже, конечно, людей, но не совсем правильных). Как ребенок с папиным пистолетом, он играл с африканской Зоной, не представляя, какие мощные древние силы пришли на землю вместе с ней и какие силы здесь боятся их и противятся им. Зона пришла с огнем и мечом – она камня на камне тут не оставит. И может, это и к лучшему, потому что зло в этом мире достигло наивысшего расцвета и правит безнаказанно.

В конце концов сил у Барта не осталось и он сломался. Душа его и раньше была пуста, так что теперь ему попросту не на что было опереться. Он умирал, и, сколько ни бился над ним Андрей, едва сам не испустив дух, все было тщетно. Через сутки англичанин тихо угас на руках полумертвого от боли Мельниченко. Осторожно спустив на пол бездыханное тело, Андрей побрел прочь, и путь привел его в соседнюю комнату. Окно в ней, как и все окна в этом странном доме, выходило в самое неожиданное место, которое только можно представить посреди выбеленной до блеска голой меловой степи, окружавшей дом со всех сторон. Пустой оконный проем обрывался в глубокий скалистый каньон с пурпурно-медными стенами, уходящими далеко за горизонт.

Так тяжело Андрею не было даже тогда, когда он проходил через все это сам. Пять душ со своими страданиями его просто раздавили, и, беспомощно навалившись на широкий каменный подоконник, он с облегчением поглядывал на острые как бритва камни на дне пропасти. У него закончились силы, и он чувствовал, что еще одно движение, и агонизирующий мозг взорвется от напряжения.

Но оставались еще двое, и с ними дело было просто швах. Один, с непроглядными черными глазами, забился в угол и все время мычал от страха. Другой, одутловатый толстяк, отказался войти в дом категорически, проведя три ночи подряд на улице. Их время подходило к концу, тела неумолимо разрушались, но они явно предпочитали смерть тому, с чем могли столкнуться в собственной душе. Они тянули назад других и изматывали его самого.

Вспомнив о них, Андрей вскипел от гнева. Ярость дала ему силы – выскочив из дома, он схватил за шкирку толстяка и втащил его внутрь, как упирающееся животное. Тот завопил благим матом, цепляясь за все, что можно, но, едва мощный пинок загнал его за порог, тут же осекся и, схватившись за сердце, судорожно захрипел. Лицо его посинело, но Мельниченко было на это наплевать; схватив его за горло, он рывком поднял захлебывающегося от сердечного приступа человека и припечатал к стене, удерживая его над полом одной рукой.