Голубые молнии - Александр Кулешов

А главное, сумеют ли десантники выполнить это задание, то есть занять оборону и сдерживать яростное наступление неизмеримо превосходящих сил противника? Те самые сутки, которые как воздух нужны были «северным», чтобы подойти к реке и переправиться через нее?

«Южные» — бесконечные колонны машин, танков, бронетранспортеров, ракетных и артиллерийских установок — мчались по шоссе, по дорогам и просто полями к реке.

Командир десанта мог противопоставить им не так уж много с точки зрения огневой мощи.

Его главным оружием были искусство, мужество, стойкость десантников, правильный выбор позиций и действий.

На это в первую очередь полагался Красин. На это же полагался и командир сил прорыва «северных» генерал Национальной народной армии ГДР Рутенберг.

Возглавлявший авангард «южных» полковник Гнедков хорошо знал, что такое «голубые береты», и не строил себе иллюзий относительно легкости предстоящего сражения. Ведь его задача заключалась не просто в том, чтобы раздавить десант, а в том, чтобы сделать это за сутки.

Ох, какая непростая задача!

…И еще один человек наблюдал за приземлением десантников. То был генерал Ладейников, приземлившийся одним из первых. В комбинезоне и шлеме, с широкой белой повязкой на рукаве, он стоял у опушки леса, задрав голову и не спуская глаз с покрывавших небо белых куполов.

Вот они, его ребята! Вот они в деле! Павлов Павловым, Красин Красиным, но в конечном итоге все понимали, что решающее слово было сказано им. Он, в сущности, принял решение о выброске. Несмотря на тучи, несмотря на ветер, несмотря на это «лунное» поле, на котором он теперь стоял, И спроси его еще двадцать раз, он все двадцать ответил бы так же.

Он-то знал, что такое война. А если б то, что происходило сейчас, происходило на войне? Разве можно сравнить потери, которые понес бы (а может, и нет) десант при выброске, с теми, которые понесли бы главные силы, штурмуя левый, занятый противником берег?

Так ведь это не война, могли возразить ему, а учения. Порой на войне уничтоженный полк — неизбежная жертва в ходе большой операции, а здесь сломанная нога — чрезвычайное, недопустимое происшествие!

Но кто бы стал так возражать. Генерал Гофмайер? Генерал Павлов? Полковник Красин? Уж они-то понимают значение подобных учений. Кто б из них согласился сказать солдатам: «В бою еще не в таких условиях придется прыгать, а здесь маневры, погода неважная, так что поворачивайте обратно, а то еще с этим встречным ветром опоздаете на обед». Кто?

Здесь идет бой. Хоть условный, но бой. И пусть действуют, как в боевых условиях.

А парашютисты между тем один за другим опускались на землю, катились по ней или упирались, хватаясь за куст, а иной раз оставались на ногах.

Проходили секунды, и, отстегнувшись от подвесной системы, они стремительно бежали, каждый к своей цели. В разных местах поля, сливаясь с его неровной зеленой поверхностью, неподвижно возвышались платформы с машинами и орудиями.

Ручьев мчался к своей машине, догнав на пути Дойникова.

Они бежали быстро, но размеренно, глядя под ноги, избегая ям, перепрыгивая через мелкие кусты и кротовые холмики.

— Ребята, эй, ребята! — услышал Ручьев чей-то натужный голос. Он обернулся.

Возле одной особенно большой ямы возились десантники третьего отделения. Их машина приземлилась на самом краю ямы, опасно накренившись. Втроем они никак не могли выпрямить платформу.

Ручьев и Дойников, не говоря ни слова, подбежали к платформе, откуда-то вынырнул четвертый, отставший боец отделения. Подбежали еще двое. Поднажали. Платформа выпрямилась, стала ровно. И те, что были из других отделении, побежали дальше. В благодарностях никто не рассыпался. Некогда. А как иначе? Пройти мимо? На всем этом поле, среди всех этих людей вряд ли хоть у одного могла мелькнуть такая мысль.

А что время затрачено, что теперь надо бежать быстрей, это очевидно. И Ручьев помчался что есть силы, слыша за собой частое дыхание Дойникова.

Вот и машина. Сосновский и Щукин уже суетятся вокруг. Прибежавшие включаются в работу, торопятся наверстать опоздание.

Наконец машина съезжает с платформы, захлопывается крышка люка, Сосновский смотрит на часы — с момента приземления считанные минуты. Неплохо. Но могло быть лучше, Сосновский всегда считает, что могло быть лучше.

— «Ландыш-один», я «Ландыш-два», я «Ландыш-два»! — говорит он в шлемофон.

В ответ слышится потрескивающий голос Копылова:

— Я «Ландыш-один», я «Ландыш-один», «Ландыш-два», вам двигаться в направлении юг — юго-запад, азимут двадцать пять градусов, между лесными массивами. Ориентиры — слева железная дорога, справа развалины мельницы на холме. Задача: обнаружить передовые подразделения наступающего противника, вести скрытое наблюдение и установить их силы. Особое внимание обратить на танки и направление их движения. Удаленность двадцать пять — тридцать километров. Обо всем докладывать мне. Выполняйте!

— «Ландыш-один», вас понял, — отвечает Сосновский. — Приступаю к выполнению. — И командует: — Вперед!

Ручьев молча включает скорость. Тяжелая машина, подпрыгивая и дрожа, устремляется по неровному полю вперед.

Тем временем полковник Красин не теряет минут даром. Дозоры роты Копылова ушли по шоссе и полю, скрылись из глаз. Саперы уже минируют дороги и лесные промежутки; артиллеристы, пунцовые, потные, отрывают позиции для орудий, натягивают маскировочные сетки.

Вдоль опушки окапываются батальоны.

Работа идет вовсю, быстрая, спорая, привычная.

На своем командном пункте полковник Красин располагается, как всегда, по-хозяйски. Стенки оплетают хворостом, устанавливают раскладные столы, укрепляют ступени, по дну прокладывают мостки (а вдруг дождь?).

Рядом с ним старший посредник — генерал Ладейников и участковый посредник — генерал Народной армии, в петлице его серого плаща посреднический знак, небольшой красно-белый флажок, такой же флажок и у пунктовых посредников — на переправе и на поле — тоже офицеров Народной армии.

Красин действовал уверенно. Маленький, раскрасневшийся, он выкрикивал в микрофон свои команды, кого-то распекал, кого-то подбадривал, шутил. На посредников он не обращал ни малейшего внимания. Лишь изредка Ладейников ловил на себе его тревожный, внимательный взгляд. Красин торопился, все время подстегивал комбатов, командиров дивизиона и саперной роты. Ставил задачи, отдавал приказы.

Особенно настойчиво он инструктировал командира первого батальона, частенько объясняя ему задачи и второго батальона.

Ладейников улыбнулся. Он понимал Красина. Каждую минуту тот мог ждать «гибели». Скажет старший посредник: «Командир полка убит, командование переходит к командиру первого батальона!» И все. И Красин отойдет в сторонку, станет наблюдателем, зрителем, «курортником», как выразился генерал Павлов.

Вот он и торопился осуществить принятые решения, довести до своего возможного преемника свои мысли, планы, предположения.

И вдруг Ладейников нахмурился. Это никуда не годилось! То ли в спешке, то ли от невнимания Красин допустил ошибку: оставил без присмотра еще одно, хоть и неприметное, но вполне реальное направление, на котором мог появиться противник: зажатую между болотом и лесом железную дорогу.

Ладейников покосился на участкового посредника. Тот стоял рядом и внимательно разглядывал именно этот участок. Опустив бинокль, повернулся к Ладейникову, чуть заметно улыбнулся.

Они поняли друг друга.

Ладейников помрачнел еще больше. Вот черт. Уж кто-кто, а Красин не должен ошибаться. Эх, сказать бы ему пару теплых слов, не будь этой белой повязки на рукаве! Как дать понять? Никак! Пусть пеняет на себя. Нет, теперь я его не «убью», злорадно рассуждал Ладейников. Теперь пусть сам выходит из положения. А то будет за него комбат один расхлебывать. Заварил кашу…

Ладейников накручивал себя, потому что особенной «каши» никакой не было. Возможно, даже Красин отлично видел, что противник может атаковать вдоль железной дороги, но просто пренебрег этой опасностью, считая ее маловероятной. У него и так каждый человек на счету, в крайнем случае перебросит что-нибудь, залатает прореху. Но Ладейникова такое рассуждение не устраивало, и он продолжал ворчать про себя.

И… не выдержал.

— Доложите обстановку, товарищ полковник, — обратился он к Красину, не поворачивая головы.

«Товарищ полковник» мгновенно насторожило командира десанта. «Товарищ полковник» — значит, что-то не так. Однако, как всегда точно и кратко, он начал доклад.

В тот момент, когда он произнес: «…на возможных направлениях атаки противника произведено минирование и высланы дозоры…», Ладейников, дотоле молча слушавший, неожиданно перебил:

— На всех возможных направлениях?