История Андрея Бабицкого - Панфилов Валентинович

Женщина (ее фамилия Месриева) по просьбе племянника приютила Андрея на ночь в своем доме, не зная, что это журналист Бабицкий. Потом у нее дважды провели обыск, в результате пропала большая сумма денег. Жертвой произвола в отношении Андрея можно назвать и министра внутренних дел Дагестана Адильгерея Магомедтагирова, который искренне обрадовался появлению Андрея 25 февраля в Махачкале и наградил трех милиционеров, доставивших его в МВД Дагестана, денежными премиями за спасение человека, а не за поимку преступника.

После суда

После блистательной работы защиты у многих была уверенность, что Андрей будет оправдан. И, конечно, после оглашения обвинительного приговора были разочарование и печаль.

Но я сказал Андрею, что это не повод для грусти: «Когда в начале января высшие российские чиновники и генералы сообщили, что в Грозном не осталось мирных жителей, оправдывая тем самым массированные бомбардировки, ты разоблачил эту ложь, показав в своих репортажах женщин и детей, оставшихся под бомбами. И я знаю, это спасло десятки и сотни невинных человеческих жизней».

И еще я, офицер, прошедший Афганистан и Чечню, в течение почти пяти лет занимающийся вызволением из неволи в Чечне пленных и заложников, имею моральное право сказать, почему мы защищаем тебя, Андрей, от беспрецедентного произвола власти. Мы не хотим позволить этой власти убивать на преступных необъявленных войнах наших и не наших детей, женщин, стариков, а также потребительски-бездарного отношения к российскому солдату.

Поэтому, Андрей, мы, твои друзья, которых очень-очень много, — с тобой до конца. До нашей общей победы в судебных инстанциях.

А моральную победу мы уже одержали.

Журнал «Итоги», 10 октября:

В назидание свободе

Устроители суда над Андреем Бабицким ставили перед собой одну задачу — дискредитировать журналиста. Их планы с треском провалились

Александр Рыклин

«Такой доброжелательной атмосферы в зале суда мне наблюдать до сих пор не доводилось». Из уст адвоката Генри Резника подобное утверждение дорогого стоит. Наш суд традиционно не благоволит защите, а в случае с Бабицким ввиду крайней слабости обвинения тем более можно было ожидать и жесткого давления со стороны прокурора, и постоянных придирок судьи, и провокаций вне зала заседаний. Но за все пять дней процесса судья не отклонил ни одного ходатайства защиты (хотя имел для этого вполне законные основания) и ни разу не одернул распоясавшуюся прессу — телевизионщики устанавливали свои камеры где заблагорассудится, радиожурналисты бегали с микрофонами по всему залу, а фотографы беспрерывно слепили вспышками выступавших. Судья был подчеркнуто корректен, а в кулуарах судебные приставы брали у обвиняемого автографы. За отсутствием программок Бабицкому приходилось расписываться на первых попавшихся клочках бумаги. Посетивший заседание высокопоставленный сотрудник республиканской прокуратуры подарил ему свою визитную карточку. Благожелательная атмосфера царила и на улицах Махачкалы (суд проходил в столице Дагестана, поскольку именно там было возбуждено уголовное дело). Шествие обвиняемого в окружении адвокатов, сотрудников Радио «Свобода» и приехавших из Москвы журналистов из гостиницы в суд Советского района напоминало встречу героев-олимпийцев. Люди подходили к Бабицкому, желали успеха, жали руку, просили автографы. Только что цветы под ноги не бросали. Не меньшим успехом среди местного населения пользовались Генри Резник и шеф-редактор Радио «Свобода» Савик Шустер. Резника терзали родственники подследственных, умоляя защитить их близких. Шустера главным образом донимали вопросами о футболе. Гости Махачкалы в свою очередь вели себя доброжелательно — улыбались и раскланивались. И только один из адвокатов Бабицкого, Александр Зозуля, неустанно твердил: «Ребята, не стоит обольщаться, подобный демократизм вовсе не означает, что дело идет к оправдательному приговору. Вполне возможно, они просто выбрали такую тактику».

Справедливости ради надо заметить, что благодушие и непринужденность всех участников и зрителей судебного процесса определялись прежде всего тем обстоятельством, что обвиняемому ничто не грозило — даже в случае обвинительного приговора он подпадал под амнистию. Что, конечно, не умаляло значимости происходящего — для московских властей принципиально важно было в судебном порядке добиться признания Андрея Бабицкого преступником. Пусть даже по третьей части незначительной 327-й статьи — «Использование заведомо подложного документа». Это позволило бы все случившееся с Бабицким до приезда в Махачкалу 24 февраля — арест под Грозным, содержание в фильтрационном лагере, «обмен», плен в чеченском селе, вывоз в Дагестан в багажнике автомобиля — представить общественности рядовыми эпизодами из жизни человека, осужденного российским судом за уголовное преступление. Защита же, наоборот, пыталась доказать, что на использование поддельного паспорта журналиста подтолкнула, говоря юридическим языком, «крайняя необходимость». На простом языке это означает, что Бабицкий сунулся с поддельным паспортом в гостиницу «Дагестан», поскольку у него просто не было другого выхода. Собственно, эпизод с пропиской в «Дагестане» — единственный доказанный следствием случай, когда Андрей Бабицкий, предъявив поддельный паспорт, пытался «получить блага». Большую часть своей заключительной речи Резник посвятил описанию этих «благ»: один туалет на этаж, отсутствие воды и т. д. Кроме того, Генри Маркович говорил о том, что право на жилье — это никакое не «благо», а неотъемлемое конституционное право каждого гражданина России.

Прокурору Рашидхану Магомедову предстояло решить две задачи: во-первых, отсечь всю «чеченскую» предысторию и сконцентрировать внимание суда на «преступной деятельности» Бабицкого в Махачкале, а во-вторых, убедить суд, что на территории Дагестана обвиняемому ничто не угрожало и, следовательно, у него не было никаких оснований использовать поддельный паспорт. Задачи практически не выполнимые, поскольку, настаивая на полной безопасности Бабицкого в Махачкале, прокурор волей-неволей был вынужден проводить параллели с чеченской частью всей эпопеи. Поэтому нет ничего удивительного в том, что все его аргументы звучали неубедительно. Искусственный пафос прокурорских речей моментально гасил остроумными и точными репликами Генри Резник. Казалось, в суде не было ни одного человека (за исключением разве что двух молодых людей, внешность которых не оставляла сомнений в их принадлежности к спецслужбам), кто бы действительно поверил, что Андрей Бабицкий — преступник и достоин наказания.

Вообще все поведение прокурора Магомедова во время процесса — постоянно опущенные глаза, ерзанье на стуле — говорило о том, что он проклинает тот день, когда ему выпала эта неблагодарная роль. Корреспондент «Итогов» невольно стал свидетелем того, как, спускаясь однажды по лестнице, прокурор взглянул на часы и со вздохом пробурчал себе под нос: «Ну, полдня прошло». Каждый раз, когда Генри Резник поднимался со своего места, чтобы в очередной раз изящно отразить неловкие прокурорские нападки, Магомедов вжимался в стул, а в его глазах читались раздражение и испуг. При этом надо отметить, что Генри Маркович оппонента щадил и не позволял себе откровенно над ним издеваться. Прокурора можно понять — он-то привык доминировать на любом процессе, постоянно ощущать значимость своей персоны, от которой зависят судьбы людей. А тут понаехали московские знаменитости (и Бабицкого, и Резника живьем он видел впервые), и непонятно, чего глумятся — ведь не расстрельная же статья.

Другое дело судья Игорь Гончаров. По тому, как он, вальяжно развалившись в кресле, благожелательно выслушивал обе стороны и широко улыбался в камеры, было ясно, что этот процесс — его звездный час. И то, что так удручало прокурора, — вся эта суета, поднятая заезжими московскими знаменитостями, — грело душу служителя Фемиды. Психологически очень понятно. Судье-то не надо, как прокурору, выставлять себя на посмешище, отстаивая абсурдное и ничтожное обвинение известному человеку. Судья — над схваткой. Будучи человеком умным, он избрал чрезвычайно выгодную для себя тактику ведения процесса — в мелочах во всем потворствовать защите. Тем самым прослыть на всю страну не душителем свободы, а человеком цивилизованным, для которого адвокат Генри Резник не враг, а партнер. А то, что приговор в итоге все равно обвинительный, ну так что ж поделаешь? Вы ж, господа, из Москвы, люди опытные, знаете, в какой стране живете, и на оправдательный приговор вряд ли рассчитывали. Да и не результат вам был нужен, а процесс. Процесс вы получили хоть куда.

Несколько раз во время предварительного следствия адвокаты Резник и Зозуля предлагали следственному комитету при МВД России закрыть дело, тем самым сохранить лицо или по крайней мере то, что от него осталось. Но у власти совсем иное представление о сохранении лица. Для нее закрыть дело или оправдать Бабицкого — значит уронить свое достоинство. Сделав ставку на то, что осуждение Андрея Бабицкого скомпрометирует его в глазах общества, власти добились обратного результата — в виновность журналиста перестали верить даже его недоброжелатели. Зато в памяти всплыли подробности того, как эта самая власть пыталась приструнить неугодного журналиста, пойдя ради этого на действительные, а не выдуманные нарушения закона.