Смертельное шоу - Игорь Христофоров

-- Дурдом! -- подвел итог Эразм.

В своей узорчатой вязаной шапочке и черных очках с круглыми стеклами он больше любого другого из группы напоминал иностранца. Или слепого. Во всяком случае, хозяйка дома, пронося мимо них полные ведра с вонючей серой жижей, посмотрела на Эразма с жалостью.

-- Акустика в этом колхозе -- закачаешься! Зал Большого театра! Не

больше, не меньше! -- оценил он звучание после пары аккордов.

-- А ты на полтона ниже сделай, -- предложил Виталий, ладненько

устроившийся за синтезатором.

Стена дома стала спинкой его сидения. Несмотря на тень, она была теплой, словно это и не стена вовсе, а огромная грелка.

-- Ну смотри на полтона, знаток! -- провел по струнам Эразм, но третий аккорд никто почему-то не услышал.

Бормотали что-то на своем птичьем языке куры, гавкала вдали собака, бодро шурудила лопатой внутри сарая хозяйка. У всех звуки были. У гитары -нет.

-- Шнур, что ли, отсоединился? -- пробежал взглядом по проводу Эразм.

-- У меня тоже... того, -- провел пальцами по клавишам Виталий.

Получилось шуршание. Как будто ветер пошевелил оторванным куском толи, свисающим с навеса. Но ветра не было. И кусок не шевелился. Он висел черным языком за спиной Эразма.

Ударом в большой барабан Андрей встряхнул всех сразу. Барабан, в отличие от своих музыкальных собратьев, умирать не собирался.

-- Наверно, с электричеством чего-то, -- предположил Санька.

-- Мамуленька! -- окликнул Эразм выбравшуюся из сарая с новой сочной порцией грязи хозяйку. -- Можно вас на секундочку для интервью по первой программе телевидения?

Поставив ведра, тетка отерла ладони о цветастый передник, прошаркала, не поднимая ног, будто лыжница, под тент, и Санька впервые заметил, что ее босые ступни толкают под собой галоши, как минимум, сорок восьмого размера. Откуда в жаркие курортные края забрели эти резиновые корыта, он даже не мог представить.

-- Мамуль, у тебя счетчик где? -- спросил ее Эразм. -- Пробку выбило.

-- Ничего и не выбило, -- с достоинством ответила хозяйка. -- Плановое отключение, значит, света.

-- Так планы ж еще при комуняках отменили! -- не согласился Эразм.

-- Это при ком чего там отменили, я не знаю, а только дадут через два часа. Не раньше.

-- А что ж вы сразу не сказали? -- покраснев, спросил Санька.

-- А вы и не спрашивали. А если насчет удобств, то у меня все не хуже, чем у других. Вы в Перевальном лучше ничего не найдете.

Голос у тетки был мягким, просительным. Ей очень не хотелось, чтобы такие выгодные постояльцы неожиданно съехали, и она неожиданно произнесла:

-- А в обед я вас пельменями угощу... Вот. У меня свежина с той недели есть. Сама растила.

-- Это можно! -- сдвинув очки на кончик носа, уже с интересом посмотрел на хозяйку Эразм. -- А водочка в вашем тауне есть?

-- Водочка есть! -- воспрянула духом тетка. -- В кинотеатре. Там магазин. А тауна... Нет, тауна нету...

-- Это заметно, -- обрадовался Эразм.

-- Точно свет через два часа дадут? -- недовольно спросил Андрей.

-- Так по плану ж! Завсегда давали! Если...

-- Андрюха, дай ноты вашего "Воробышка", -- оборвал хозяйку Эразм. -Надо ж знать мировые хиты!

-- На, -- протянул два листка вместо Андрея Виталий. -- Шедевр -- не шедевр, а идет на ура...

-- Этого мало, -- вздохнул Андрей. -- В финале, если выйдем, нужно две вещи прогнать...

-- Сделаем что-нибудь из старого, -- изобразив вошедшего в раж гитариста, подергал безмолвные струны Игорек. -- Роковое что-нибудь!

-- Лучше попсу, -- покачал головой Андрей. -- Председатель жюри -Покаровская, лирическая певица, звезда восьмидесятых. Она рок не переварит...

-- Ты ж сам говорил, что в жюри есть рок-мэны. И металлисты есть, -прогудел Эразм. -- Как раз в масть попадем!

Ничего не понимающая тетка пожевала обветренными губами и лениво всплеснула руками.

-- Вот куры-дуры! Опять в огород полезли!

Ее галоши-лодки заскользили по земле. Казалось, что они сами плыли к злодейским курам, а хозяйка вынуждена была уже за ними передвигать ногами.

Эразм, мгновенно забыв о споре, углубился в ноты. Его губы шевелились, будто он знал буквы, которыми зашифрованы нотные знаки, и первым на земле проговаривал их.

-- Ре-бимоль, до, ля-бимоль, фа, -- шептал Эразм загадочные слова, но шептал так громко, что галоши хозяйки замерли на дорожке. -- Мужики, я это где-то слышал. Типа одной древней песенки. Помните, там что-то типа "Мы едем, едем, едем в далекие края, хорошие соседи, веселые друзья"...

-- Уже проехали, -- напомнил ему Виталий. -- Там фа-мажор, а у нас -фа-минор. Врубился?

-- Плагиат в чистом виде! -- не согласился Эразм.

-- Ты учи ноты и помалкивай, а то еще заставим оранжировку делать.

Галоши опять заширкали по дорожке. Хозяйка уносила в огород такое ошарашенное выражение лица, будто только сейчас узнала, что поселила в дом не музыкантов, а инопланетян.

Подойдя к барабанщику, Санька загадочно попросил:

-- Андрей, тебя можно на минутку?.. Выйдем на улицу...

Барабанщик без слов подчинился его команде. Он один-единственный заметил ночью, что Санька куда-то ходил, но упрямо молчал до этой минуты. Иногда ему даже казалось, что солист группы -- заодно с бандитами. От этой мысли становилось жарко, хотя куда уж было жарче, если термометр под навесом стонал от тридцати двух градусов тепла. И когда Санька его позвал, ему вдруг стало стыдно.

Он сглотнул это едкое чувство, молча выслушал рассказ о роллере Ковбое, о ночной погоне и двадцати с лишним записках-предупреждениях, и ощущение вины снова вернулось.

-- И что ты об этом думаешь? -- тихим вопросом отдал он Саньке инициативу.

Он снова переставал быть менеджером. Сейчас это уже давалось с облегчением.

-- Ясно одно, -- посмотрел вдоль пустой, иссушенной улицы Санька. -Мы лично, точнее, наша группа никому персонально не нужны. Угрозы пришли всем. Или почти всем...

-- Глупо получается, -- поморщил уже красный, прихваченный курортным солнцем лоб Андрей. -- Тот или те, кто хочет выиграть конкурс, пытается убрать всех конкурентов сразу. Один останется -- ему и первый приз, эту раковину, дадут? Да ничего ему тогда не дадут! Фигня это все. Если хоть два-три человека останется, уже конкурс развалится. Уже его никто проводить не будет...

-- Ты точно сказал -- разваливается, -- похвалил его Санька. -- Дело не в музыкантах. Девяносто девять из ста, что никакой войны с конкурентами-исполнителями нет. Кто-то хочет развалить сам конкурс...

-- Точно! -- соглашаясь, рубанул воздух рукой Андрей. -- Этот богатей местный... Ну, как его?..

-- Буйнос.

-- Во-во, он! Он стал у какого-то местного барыги на пути. Может, по бизнесу в Приморске, может, конкурент по казино или там ночному клубу... У них есть еще ночные клубы в городе?

Санька фыркнул с резвостью лошади:

-- А то! Целых пять! Это же курорт! Сюда люди приезжают денежки спускать.

-- Значит, среди хозяев тех клубов нужно искать врагов Буйноса. Или среди хозяев казино...

-- А зачем? -- не понял Санька. -- Зачем искать-то? Что нам от этого?

-- Но ты же милиционер!

-- Бывший, Андрюша! Бывший! И не более. И не наши это дела по большому счету. Я уж подумываю, что можно в гостиницу вернуться. Зачем эта конспирация? Бандитам нужны не мы. Совсем не мы...

-- А если мы все-таки ошибаемся?

Истошный вибрирующий звук вспорол сонную тишину улицы. Санька и Андрей одновременно вздрогнули, будто на время став единым живым существом.

-- Свет дали! -- заорал со двора Эразм. -- Ни хрена они не научились планы выполнять! Давайте репетировать, юные таланты! А то я музыку так люблю, что аж пельменей хочется!

_ Глава двенадцатая

ИНТЕРВЬЮ С ПАМЯТНИКОМ

День и ночь. Свет и темень. Жара и холод.

С первым же шагом в кабинет Буйноса Санька ощутил себя погружающимся в ледяную воду. Кондиционер мощной сплит-системы, белоснежный брикет у потолка, со старательностью сделавших его японцев гнал и гнал в комнату холод, и оттого сам кабинет после изнуряющей жары на улице почудился чем-то инородным, совсем не являющимся частью Приморска. Город плавился в зное и, явно зная, что внутри него еще есть не завоеванный клочок, накатывал и накатывал на стены здания иссушающими волнами. Город дышал на офис доменной печью, но ничего не мог поделать.

-- Здравствуй. У меня не больше пяти минут, -- с резкостью человека, принадлежащего не себе, а делу, выстрелил словами

Буйнос и протянул мощную кисть.

-- Я -- от Нины.

-- Понятно. Она мне сказала.

Мозоли на пальцах Буйноса ощущались каменными. Такие мозоли бывают только у гимнастов. А гимнасты -- гибкие люди.

-- Честно говоря, я не хотел бы беседовать здесь, -- осматривая кабинет, озабоченно произнес Санька.

Офис не отличался от сотен других офисов в Москве, Мюнхене или Нью-Йорке. Строгие линии столов, компьютер, принтер, факс, пара телефонов, черный брикет мобильного, открытые шкафы с красными и белыми корешками скоросшивателей, дурацкие абстрактные картины по стенам, покрытым чем-то синтетическим, серые полосы жалюзи и, конечно, кондиционер. Впрочем, на нижней полки у шкафа стояла вещь, которой не было ни в одном офисе Москвы, Мюнхена или Нью-Йорка.