Авиатор: назад в СССР 10 (СИ) - Дорин Михаил

Не хочется мне идти на работу и оставлять Веру сегодня одну. Однако у меня важный день. Есть большое дело, которое следует обсудить с Гнётовым, Бажаняном и командиром.

— Тебе вонючесть не идёт, — улыбнулась Вера и нежно поцеловала меня. — Завтракать будешь?

— В столовой поем. Надо всех командиров поймать с утра. Дело же важное, — ответил я.

— Не забудь, что тебе ещё предстоит устроить застолье по случаю ухода. А главное, меня об этом предупредить, чтобы я приготовила тебе с собой, — сказала Вера, перелезая через меня и аккуратно дотронувшись грудью до моего носа.

Так и хотелось сейчас снять военные брюки и немного задержаться дома! Но надо идти.

После утреннего построения, пока Григорий Максимович не убежал на совещание, я решил к нему сразу обратиться с рапортом.

— Сергей, сейчас не время. Давай, как в штаб эскадрильи вернусь, — ответил Гнётов, который только недавно восстановился после перелома и смог выйти на службу.

— Григорий Максимыч, так вы сейчас и Бажаняна увидите, и с Ивановым встретитесь. Заодно и рапорт мой подпишите, — сказал я, доставая бумагу из портфеля.

Гнётов поправил галстук на рубашке и взял рапорт из моих рук. Он внимательно его прочитал, затем присвистнул и снова прочитал.

— И как давно ты принял такое решение? — спросил Максимович, убирая рапорт в папку.

— Достаточно давно, чтобы считать его взвешенным, — ответил я и протянул три пригласительных. — Тут вам, Араратовичу и командиру.

— Думаю, что за твои заслуги мы тебя на три дня и так отпустим, — ответил Гнётов.

— Надо пять, — сказал я.

— Ну, ты не наглей! Четыре хватит?

— Согласен, — ответил я.

Максимович пошёл в штаб, а я направился за обходным листом. Через пару часов, мы с Гнётовым снова увиделись.

— Вы пригласительные всем отдали? — спросил я.

— Конечно. Что Араратович, что командир были приятно удивлены. Обещали прийти, — улыбнулся Гнётов.

— Вы тоже придёте, как я понял?

Максимович промолчал и убрал пригласительное, предназначенное ему, в стол,.

— Не знаю, Сергей. Я обхожу стороной такие мероприятия, — ответил заместитель командира эскадрильи, подошёл к столу с чайником и включил его в розетку.

— Это потому что вас так и не продвигают? — спросил я.

Со мной Гнётов мог разговаривать на подобные личные темы. Всё же, я ухожу из армии и уезжаю. Плюс, мы с ним немало прошли за недолгое время службы в Осмоне.

— Сложно сказать. Чёрная метка продолжает действовать, — ответил Максимович. — Как минимум майором уволюсь из армии и то хорошо.

В кабинете зазвонил телефон и Гнётов, не торопясь, поднял трубку.

— Майор Гнётов, слушаю. Да, Трефилыч! На своих двоих хожу, как и ты, — посмеялся Григорий Максимович и посмотрел на меня. — Чай допьёт и подойдёт, хорошо? До связи!

Максимович положил трубку и отклонился на спинку кресла.

— В кадры зайдёшь потом. Данные какие-то там нужны твои, — сказал он и показал мне на чайный столик, где уже закипал чайник.

— Я настаиваю на том, чтобы вы пришли, Григорий Максимович. Из всей нашей Афганской команды остались в Осмоне только вы и Бажанян. Марк и Савелич ещё в Анголе…

— А как же твой любимый доктор? — посмеялся Гнётов, намекая на Вещевую.

— Думаю, что не надо её звать. Не тот случай. Иначе вы опять начнёте спорить на наши с ней отношения, а моей невесте это не понравится, — ответил я.

Мы посмеялись над той самой ситуацией, когда в Афганистане только ленивый не пытался спорить по поводу меня и Ольги. Пока мы пили чай, Гнётов мне признался, что спорил на то, что у нас с Вещевой ничего не будет.

— И много выиграли? — спросил я.

— Всё, что выиграл, с горя в первый же отпуск выпил. Жаль, конечно. Коньяки хорошие были.

Закончив беседу, я отправился в кадры, чтобы закрыть вопрос с Трефиловичем. Кадровик, как обычно, работал в поте лица в своём кабинете. Его помощница Карина приветливо мне помахала и тоже вернулась к работе. Слышал, что она с кем-то встречается из нашего полка. Девчонка-то хорошая, так что даст Бог и с личной жизнью наладятся дела.

— Тёзка! Ну, пока с тобой ещё мороки много. Вот уволился бы ты чуть раньше и уже бы не я тобой занимался в этом вопросе, — улыбнулся Трефилович, указывая на стул перед собой. — Шучу! Всегда рад буду тебе помочь. Пока читай вот это, — сказал он и положил передо мной газету «Правда», датированную 27 сентября 1982 года.

На первой полосе рассказывается о визите в Азербайджан Брежнева, о вручении республике ордена Ленина.

— «За большие достижения в рамках десятой пятилетки», — прочитал я, за что одна из советских республик получила высшую награду Родины. — Можно поздравить всех азербайджанцев. Это всё?

— Нет-нет! — замахал руками Трефилович. — На второй странице.

Я перелистнул газету и обнаружил большое фото президента Анголы, вручающего награду советскому партийному деятелю. Лицо этого человека было мне очень знакомо.

Прочитав статью, я обнаружил, что были приняты поправки в закон, который устанавливал льготы для ветеранов Афганистана. Теперь к ним приравняли и специалистов, работавших в Анголе, Мозамбике и других странах.

— «Свой интернациональный долг эти люди выполняют с достоинством. Наравне с ними работают и кубинские специалисты…», — прочитал я. — Про военных ни слова, Трефилыч.

— Официально, конечно, нет. Но по всем округам разослано указание обеспечить вас льготами, как и «афганцев». Делаем запрос в 10е управление ГШ и оттуда приходит выписка, сколько дней ты был в той или иной стране. И неважно, участвовал ли ты в боях или нет.

— Мы же там не участвуем в боях. Ты же знаешь, — улыбнулся я.

— Само собой. Теперь будет, как в Афгане. Только въехал в Анголу — день за три пошёл, — сказал Трефилович. — А выписка придёт. Мы её вошьём в личное дело. Неплохо, да?

Это и, правда, уже что-то. А то ведь, сколько людей, прошедших через многие горячие точки, не имело возможности получить хоть какие-то льготы. Пускай теперь этот процесс и будет несколько затянут, но безнадёжным положение дел назвать нельзя.

Майор Балтин сверил мои данные по командировке и отложил их к себе в папку.

— Мне тут уезжать через пару недель. Разве успеешь на меня запрос сделать? — спросил я.

— Я тебе Бобрин с центра, что ли⁈ Конечно, успею, — воскликнул кадровик.

Не любит он своего начальника, который сидит в штабе Осмонского 137го центра. Тот и правда не самый одарённый парень и вечно спрашивает совета у Трефиловича.

— Вы наш самый любимый кадровик, Сергей Трефилович, — нежным голосом успокоила Балтина Карина, поднеся ему чай.

— Как видите, любят вас, товарищ майор, — улыбнулся я.

— Завидуешь? — спросил Трефилович, отпив ароматный напиток, от которого шёл запах мяты и шиповника. — Завидуй, завидуй. Всё же, люблю я этот полк и только вперёд ногами отсюда уйду.

Вот именно по таким людям, я и буду скучать в Циолковске.

Я уже собирался уходить, но решил задать вопрос, который меня по-прежнему интересовал. Уж слишком знакомым мне показалось лицо члена политбюро, которого награждали в Анголе.

— Трефилыч, а кто этот человек? — указал я на политического деятеля, пожимающего руку Душ Сантушу.

Посмотрев на лицо представителя политбюро, я узнал в нём того самого человека, который был на одном из награждений в Шинданде. Говорил он с трибуны хорошо, внятно и по делу.

— Да тут же написано — Григорий Русов. О, как просто! — указал он на подпись под фотографией мелким шрифтом. — Секретарь ЦК КПСС, как пишут здесь. Никогда о нём не слышал.

— Он в Афганистан к нам прилетал. Объявлял, что основная часть контингента будет выведена, — сказал я.

— Странно. И никто его не знает? — спросил Трефилович, почесав затылок.

— Не-а. Ну да ладно. Пойду дальше, — сказал я и вышел из кабинета.

Проходя мимо строевого отдела, меня окликнула девушка с большими серьгами, которую звали Диляра.

— Родин, да как же так⁈ Ты, что женишься и не на одной из нас? Зачем?