«...Ваш дядя и друг Соломон» - Наоми Френкель
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Болек пошел дальше без чайника, а я пойду за ним в столовую завтракать. Хватит мне прятаться в моей квартире. Вернусь, буду продолжать писать, с Божьей помощью…
Наконец-то вернулся в прохладную комнату. Несмотря на утро, жара вступила в полную силу. Хамсин. Особенно он силен летом. Два стакана лимонада со льдом вернули меня к жизни. Как я благодарен этому маленькому холодильнику. До чего тогда умно поступил, голосуя за покупку небольших холодильников фирмы «Амкор». Амалия голосовала против. Всегда голосовала с большинством, а я – с меньшинством, но в деле с холодильниками все оказалось наоборот. Почему? Это обнаружилось после возвращения с собрания. Прямо ссора вспыхнула между нами, что случалось у нас весьма редко. Рука накручивает будильник, а слова выкатываются из ее рта:
«Почему ты голосовал «за», Соломон?»
«Потому что я «за», Амалия».
«Но я спросила – почему?»
«Потому что холодильник обновит нашу жизнь, изменит ее порядок. А я – за обновление. В кибуце надо все обновлять».
«Обновлять, обновлять! Почему бы не обновить старое, Соломон? Старые наши добрые традиции, доброе старое кибуцное общество?»
«Потому что нечего обновлять старое, которое устарело, а потребности остались такими же».
«Это-то и плохо».
«Это-то и хорошо».
«Что же хорошего?»
«Вещи хорошие. У нас должна появиться потребность к хорошим вещам. Смысл человеческого прогресса – разбудить в человеке потребность. У примитивного человека нет никаких потребностей».
Амалия стоит передо мной, рука ее на пуговице, и я ожидаю, что она сейчас побежит гасить в комнате свет. Но платье остается застегнутым, свет горит, Амалия повышает голос:
«Нет у него? Чего у него нет? Ты считаешь, что мы были примитивными, когда довольствовались малым в дни молодости в кибуце?»
«Нет, Амалия, нет».
«Да, Соломон, да».
«Что – да?»
«Ты сказал, что мы были примитивными, потому что когда-то охлаждали воду в кувшине, а не в холодильнике. И что? Именно твой «Амкор» сделает нас культурными людьми?»
«Кто знает, Амалия?»
«Я говорю тебе, что я права, Соломон».
«Нет, ты не права, Амалия».
«Почему я не права?»
«Потому что ты не помнишь. Ты уже забыла старые добрые дни».
«Я забыла, я?»
«Да, ты. Забыла голод, и жажду, и потребность в новой одежде и мебели, в каждой копейке».
«Нет. Я не забыла».
«Забыла, как мы заходили столовую и ели нищенскую нашу еду, и глаза наши были жадны даже до соли в солонке. Нет, Амалия, голод и нищета не добрая пара для нормальной жизни. Я тебе говорю, что жизнь в голоде, жажде, нищете просто невыносима».
«Так?! Невыносима! А я говорю, что жизнь тогда была намного лучше, чем сейчас. Вот, что я говорю!»
«А я говорю, что нет. Нищета была нам всегда плохим советчиком. Как ты ненавидела это прожаренное с луком подсолнечное масло, которое мы мазали на хлеб. Это масло было мне просто душевным врагом. Я любил фасолевый суп, потому что он был мне душевным другом.
«Можно подумать, что сегодня ты не любишь фасолевый суп. Еще как любишь. Хотя в твоем возрасте это тяжело переваривать».
«Я перевариваю все, Амалия, кроме разговоров о добром прекрасном прошлом. Ведь в те дни суп, масло, одежда, копейка – были проблемами духовными».
«Ну, что ты говоришь, Соломон».
«То, что ты слышишь. Не помнишь, что большинство проблем было связано с материальным недостатком. Всегда мы хотели освободиться от материальной нужды, мечтая об изобилии».
«Мечта, мечты! Каждое второе предложение у тебя начинается и кончается мечтой».
«Да».
«Что – да? Если так, то я права».
«В чем ты права, Амалия?»
«Что с тобой никто не может поговорить по делу».
«По какому делу?»
«Ну, в данном случае, речь идет о холодильнике».
«Я просто предвижу эру холодильников в кибуце».
«Предвидишь! Ты что, еще и пророк?»
«Еще убедишься, что я прав. Этот электрический белый ящик изменит всю нашу жизнь. В кибуце возникнет пищевая промышленность в каждой семье. Торты и печенье станут более вкусными, сметана потечет потоком, холодильник наполнится мясом, супами, такими продуктами, которые мы себе и представить не могли».
«И это хорошо, Соломон?»
«А что в этом плохого? Придут дети, внуки, близкие и друзья, сядут вокруг праздничного стола, и холодильник откроет им свои богатства».
«Соломон, ты галлюцинируешь. Что с тобой, Соломон?»
«А что? Будут семейные трапезы, большие компании. Может, они вообще изменят характер семьи в кибуце. Да, да, целые революции, быть может, связаны с этим «Амкором», маленьким холодильником, душевным другом. Так движутся духовные проблемы от материальной нужды к материальному изобилию».
«И куда мы поставим эту твою мечту, этот белый ящик, в нашей тесной квартирке?»
«Это и есть твоя проблема?»
«Да, это моя проблема».
«Но такая проблема у всех».
«Так что? Если эта проблема у всех, она не может быть и моей?»
Господи, недобрый мой Бог, когда я сейчас вернулся после завтрака в столовой, я не находил себе места в квартире, а не то что места холодильнику, как в ту ночь нашего диспута о нем. Из-за него в ту ночь Амалия нарушила все свои привычки. Не легла, вытянувшись в струнку под одеялом, а схватила меня за руку, повела в салон и зажгла все восемь ламп люстры. Излившийся на нас успокаивающим потоком свет был явно заодно с Амалией, пытавшейся сдержать мой пыл.
«После того, как получили мебель, мы поставим в салон и холодильник?»
Нет, конечно».
«Здесь, в нашей тесной спальне?»
«Почему бы нет?»
«Почему бы нет? Я хочу тебя видеть упирающимся в холодильник то головой, то ногами».
«Почему это – то головой, то ногами?»
«Потому что всю ночь будешь переворачиваться. Холодильник твой храпит. Каждые несколько минут он издает храп. Тебе, может быть, это не мешает. Ты даже от звона будильника не просыпаешь «Да, не просыпаюсь».
«Так почему ты покраснел? Мне вовсе не мешает твой глубокий сон. Это полезно для здоровья. Но у меня нет охоты поворачиваться то головой, то ногами к твоему душевному другу. Я хочу спать так же спокойно, как спала в эру кувшина со льдом».
Нырнула Амалия под одеяло, натянула его до подбородка и тут же уснула.
И это, заметьте, все было еще до того, как появился у нас холодильник. Когда же пришел этот час, оказалось, что Амалия была абсолютно права. Не было для него места, хотя холодильник и маленький, специально спроектирован для кибуцного движения. Конечно, в нем нет места большим закупкам в супермаркете, но все же его достаточно, чтобы загрузить продуктами из большого холодильника в общей кухне. Но как быть с местом? Был найден патент. В кибуце любят находить патенты. Решено было разобрать шкафчик в коридоре и на его место водворить холодильник. Но шкафчик тоже нужен, ведь в нем держат метлу, ведро, тряпки для мытья полов, запас разного мыла, зубную пасту и зубные щетки, шнурки для ботинок, спички – все то, что можно получить в магазинчике Хилека без ограничений в бюджете. Амалия же держала там огромный запас всего этого, словно собиралась оставить в наследство Адас и Мойшеле.
А тут вместо шкафа – холодильник. И не ее он, а – мой. День, когда двое наемных рабочих пришли, разобрали шкафчик и поставили на его место холодильник, был для Амалии черным днем. Холодильник уже поблескивал белизной, как она встала передо мной, со старым ведром, полным мыла и всякой всячины в одной руке, и метлой – в руке другой. В голосе ее слышалось отчаяние.
«А это все куда деть? Во всей квартире нет места для метлы».
«В чем же я виноват? Не я же планировал этот квартал старожилов».
«Но кто же виноват? Мог ли кто-либо когда-либо представить, что в кибуце будет у каждого личный холодильник?»
Но что поделаешь, жизнь в кибуце меняется с головокружительной быстротой, так что приходится хромать за нею. Жизнь-то у нас меняется быстро, но мышление отстает. Только вникнешь в реальность, а она же изменилась. Неприятно чувствовать себя неуспевающим учеником в школе окружающей действительности.
Так вот, место холодильнику нашли, метла же осталась беспризорной. Так всегда, решишь одну проблему, возникает другая. Поставишь метлу в коридоре, у вазона, – мозолит глаза. Поставишь в тесную нашу душевую, становится мокрой. Раздеваешься или одеваешься, она все время путается под ногами, с ней, как говорят, и черт ногу сломит. Словно бы эта метла пытается вымести нас из квартиры.
Амалия смирилась с холодильником, и даже признала, что я был прав. Жизнь наша изменилась. Каждую субботу начала собираться у нас большая компания на праздничную трапезу. Пищевая промышленность, естественно, обосновалась в нашем доме. Амалия стала готовить торты с шоколадной коркой, приносить яйца два раза в неделю. Один раз – для торта, другой – для мороженого. Мне все это не мешало, кроме этого ее вечного трубного восклицания: «Вот и торт, приготовленный Соломоном». А я всего-то смешивал порошок какао с яйцом, сахаром и маргарином.
