Бунт Афродиты. Tunc - Лоренс Даррел

— О Господи! — проговорил он в испуге. — Надеюсь, это не так.

Некоторое время мы шутливо препирались, продолжая есть, запивая еду обжигающим кофе; шофёр бродил среди руин, уязвлённый amour propre тем, что умудрился ошибиться дорогой.

— Что до Джулиана… да черт с ним. Я и не горю желанием снова с ним встречаться. — Он хихикнул. — Вообщето, однажды мне показалось, что я видел его, — а я не способен на фантазии. Както он попросил меня занести ему домой коекакие чертежи и оставить там. Когда я приехал, там в лифте был только один какойто хмырь очень примечательной внешности. Лицо в глубоких морщинах, глазки как дохлые змеи, среднего роста, одетый как биржевой маклер, на шее бабочка в крапинку. Коричневое кольцо с печаткой. Он ждал меня в лифте. Я попытался его разговорить, потому что узнал голос, но не тутто было. Поэтому я просто сказал: «Второй этаж» — и позволил ему нажать кнопку. Я обратился к нему с вопросом, но он не ответил, только покачал головой и эдак грустно улыбнулся — потерянной улыбкой. На втором этаже я вышел, а он поднялся на верхний этаж. Ну, я позвонил в колокольчик, но слуга чертовски долго не открывал мне. Все это время я слышал этого типа в лифте — то есть его дыхание, чувствовал запах его сигары. Он не выходил из лифта, просто стоял в нем и ждал. Ну а когда дверь открылась и меня впустили, я услышал, — стоя в холле, пока слуга закрывал дверь, — как лифт снова поехал вниз. Тут слуга и говорит: «Сэр, вы разминулись с мистером Пехлеви всего на несколько секунд. Он только что ушёл». Так как, с ним я разминулся или нет? Вот что интересно.

Он опять засмеялся, как школьник.

— Но ты ведь не очень расстроился?

— Нет. — А вот я был и расстроен, и сбит с толку. — Что касается Джулиана, — продолжал он, — то я, как уже говорил, махнул на него рукой. Но любопытно, как такой пустяк, вроде упорного монашеского затворничества, даёт повод разным слухам. И конечно, ни за что не узнаешь, откуда пошла молва, все всегда говорят, что сами от когото услышали. Но ктото слышал, что лицо у него обезображено волчанкой и потому он стыдится показываться на людях; другой парень в офисе слышал, что Джулиану предстоит длительная и сложная операция у пластического хирурга. Чтото во всем этом, вероятно, есть. С речью перед директорами выступал человек в чёрных очках и с огромной повязкой на лбу. Думаю, все это подозрительно, но я уже привык. Странней всего история с Боливаром, это такой чудной художник; Джулиан приобрёл несколько его вещей для фирмы. Вы, может, видели их. Так вот, по его словам, он написал портрет Джулиана, основываясь на свидетельствах тех, кто утверждал, что видел его, — фоторобот, так это, кажется, сегодня называется. Тайком, конечно. Боливар был запойным пьяницей и жил в подвальной комнатёнке в КэмпденХилл, питаясь мерзкими кошачьими консервами. Он уже умер, бедняга; но в последний свой запой он позвонил мне и сказал, что хочет оставить этот портрет мне и я должен поискать его в ящике стола у него дома. Я все обшарил, но он был уже в предсмертном бреду, а в столе ничего не было. Говорю тебе, Чарлок, плюнь ты на все это. Когда цивилизация решает спрятать голову в песок, что ещё остаётся делать, кроме как щекотать ей задницу пёрышком? — Маршан поднял бледный и грязный палец и воззвал к античным мудрецам: — О Аристотель, твоя цивилизация тоже стояла на рабстве и развращении несовершеннолетних.

Был почти полдень, когда мы погрузились в машину, чтобы отправиться домой, и к тому времени смутный пейзаж обрёл почти прежнюю резкость. Север и запад ещё были затянуты туманом, но ближние окрестности совершенно очистились. Как приятно было вновь почувствовать, что машина наконец может набрать предельную скорость, и смотреть на уносящиеся назад живые изгороди. Вдалеке, среди последних клоков тумана, через долину ползла муравьиная цепочка военных машин; мы же мчались все быстрей, и колёса пели на отличной щебёночной дороге. Я устроился поудобней на заднем сиденье, уткнулся в поднятый до ушей воротник пальто и задремал. Не знаю, как долго я спал, но когда наконец проснулся, то вздрогнул от неожиданности. Вокруг был лес, и мы почти в полной темноте двигались сквозь туман ещё гуще прежнего; двигались тем не менее в медленном потоке машин по главному шоссе, за длинной цепочкой задних огней, словно участники похоронной процессии.

— Опять он вернулся, — зло сказал Маршан. — Так мы и за неделю не доберёмся до Лондона. — И было похоже, что так оно и будет.

Мы продвигались медленно и осторожно, выдерживая дистанцию; на некоторых перекрёстках вдоль цепочки машин ходили призрачные полицейские с фонариками, разводя заторы на дороге. Долгие необъяснимые остановки сменялись коротким продвижением вперёд, затем опять остановка. В одну из таких остановок я вдруг увидел в белом свете наших фар группу машин впереди — «роллсройсы» Джулиана! Мы едва не упёрлись в его номерные знаки.

— Господи, это Джулиан! — закричал я Маршану. — Должно быть, повернул назад.

И без разговоров, — поддавшись мгновенному порыву, — открыл дверцу и выскочил на дорогу. Я бежал вдоль «роллса», крича «Джулиан!» и стуча по боковым стёклам. Но стекла, как и у нашей машины, запотели так, что ничего не было видно. Только перед водителем был чистый треугольник, очищенный «дворниками».

Я пытался привлечь его внимание, но он не сводил глаз с дороги и не смотрел на меня. Я снова застучал в заднеё боковое стекло, и оно приспустилось на дюйм. Голос, не принадлежавший Джулиану, спросил:

— Кто это?

Я провёл рукой по стеклу, вытирая его.

— Мистер Пехлеви с вами? — И из тёмного нутра машины раздражённо ответили, возможно министр:

— Да, кто его спрашивает?

Стекло медленно опустилось, и я сказал, как какойнибудь дурачок:

— Джулиан, это я, Чарлок. — В тёмной глубине лимузина виднелись две фигуры, но лица были неразличимы. Только контуры чёрных шляп. — Я очень хочу наконец встретиться с вами, — наивно продолжал я. Одна из шляп повернулась к другой, словно спрашивая, что ответить; но Джулиан молчал. Я с волнением ждал, цепляясь за машину, но тут требовательно загудели клаксоны, и раздался нетерпеливый крик регулировщика:

— Пожалуйста, проезжайте быстрей. Гдето близко светляком вспыхнул фонарь.

— Джулиан! — вопил, взывал я.

Но «роллс» уже тронулся с места — поползла и вся колонна машин, растворяясь во мгле. Стекло со стуком поднялось; разозлённый и разочарованный, я вынужден был вернуться в нашу машину к Маршану.

— Это точно его машина, — сказал я. — И он там. В следующий раз, как остановимся…

Но теперь мы оказались на двойном перекрёстке с островком безопасности посередине, и видимость была чуть лучше; впереди машины сворачивали налево и направо, поток их стал плотней и распределился по нескольким полосам. Когда мы подъехали к едва светящимся знакам поворота, машина Джулиана скрылась, а мы оказались зажатыми между междугородним автобусом впереди и легковушками по бокам. Скорбно вопили клаксоны. Маршан засмеялся и хлопнул себя по колену.

— Думаю, тебе его не догнать, — сказал он шофёру; ответ был предсказуем. Они могли свернуть на любую из четырех дорог. Опять они ускользнули от нас.

Характерно, что через час туман снова рассеялся, и мы ехали к Лондону под прозрачным дождичком. Шофер увеличил скорость, чтобы попытаться догнать «роллс» Иокаса, если он поехал дальше по той же дороге — главной дороге на Лондон. Но как он ни старался, ничего похожего на «роллс» мы так и не увидели. Маршану моё разочарование показалось забавным, и я раз или два ловил на себе его взгляд, сопровождавшийся неприятной ухмылочкой. Когда мы вернулись на Маунтстрит, он напросился на приглашение зайти принять душ и выпить; внутри уже ждала куча посланий. Поздравления из офиса, вероятно по поводу невероятно успешного испытания военными маршановского устройства; записка от Пулли с обещанием заглянуть после обеда — нашли какието рисунки Карадока, выброшенные волнами на берег. Но самое удивительное, от чего у меня словно крылья выросли за спиной, это короткая записка от Бенедикты, одновременно разумная и очень нежная, в которой она обнадёживала меня, что скоро все закончится и мы вновь соединимся. Я позвонил Нэшу сообщить новость, но оказалось, он уже аиcourant.

— Да, у неё сейчас наступил тот прекрасный период, когда женщина полностью меняется, и выглядит она замечательно. Кстати, она уверена, что будет мальчик. Жёнщины обычно получают то, что хотят, вы это замечали?

Маршан принял душ, хотя, если бы не мокрые волосы, небрежно зачёсанные назад, вы бы вряд ли это сказали. Мы сошлись у камина, чтобы выпить по стаканчику, и он попросил позволить ему сыграть на рояле, прежде чем он уберётся восвояси. Он энергично отбарабанил несколько трудных прелюдий и фуг, очень уверенно, но без капли чувства, как дятел или сапожник за работой.