Мне плевать! - Ная Таль

– Мы у бабушки не ели. Ходили на мультик, кушали блинчики в кафе и попкохн. А потом она попхосила не хассказывать маме, – дочь косится на меня, а я еле сдерживаю своё возмущение.

– А ты мне расскажи, а не маме, – просит врач.

– Бабушка сказала, что мама плохая и не хазхешает нам видеться с папой. И мы пошли в гости к тёте Ксюше. А у неё были такие толстые червячки с хвостами. Я не ела. Мама не разрешает такое кушать. А Ника поела.

– Креветки? Это были креветки? – Я хватаю Настю за плечи, смотрю на неё и прижимаю к себе, настолько сильно, насколько могу. – Почему ты молчала? – Отчаяние проникает в меня со скоростью света, и мы обе захлёбываемся слезами.

– Я просто хотела к па-а-а-пе-е-е, – воет мне в грудь Настенька.

– Ты соскучилась по нему? – Она лишь кивает головой, а врач продолжает расспрашивать мою дочь. – А он не пришёл? – Теперь моя малышка просто воет на одной ноте.

– Я сейчас узнаю, что там с анализами, – женщина смотрит на часы, а потом с укором на меня, мол, что ж вы за люди такие. Дети из-за вас страдают, а вам всё равно. Лишь бы потешить своё эго и амбиции. – Уже должны быть готовы. Я скоро приду. Никуда не уходите.

Последнюю фразу она произносит так, словно пытается пригвоздить к полу нерадивую мамашку, которая собирается из больницы на танцульки, пока её ребёнок при смерти. И я даже не обижаюсь. Всё так. Это я виновата в том, что произошло. Алекс ушёл следом за врачом, провожать патрульных, а мы остались со старшей вдвоём.

– Мама, а почему бабушка сказала, что ты плохая?

– Не знаю, родная. Может, бабушка пошутила?

– Она сказала, что мы тепехь будем жить там, в той квахтихе, с новой мамой. Это пхавда? Ты нас бхосишь? – Моей маленькой хорошей девочке приходится взрослеть слишком быстро, а мне – сдирать с мясом розовые очки.

– В смысле с новой мамой? – Почти перехожу на ультразвук. Смотрю на дочку и понимаю, что я её пугаю.

– Ну, с той тётей. Пхавда она хугалась и говохила, чтобы бабушка убхала от неё спиногхызов. Кто это такие? Чудовища, которые ночью пхячутся в шкафу?

– Что-то типа того… Не слушай больше такую ерунду. У бабушки после долгого перелёта недосып и она рассказывает всякую чепуху, – обнимаю свою девчулю и зацеловываю сладкое личико. Главное, что они со мной. Мы вместе. Всё наладится. Андрей не хочет их себе забирать. Это инициатива его матери. И пусть думают, что хотят. После всего этого не видать им больше встреч с детьми. Надо узнать у Алекса, можно ли оградить хоть как-то девочек от общения с Комаровыми.

– Мам.

– Да, моя хорошая.

– Я тебя люблю.

– И я тебя люблю. Сильно.

– Мама, только не хугайся, – приехали. Что бывшая свекровь наговорила им, что дочь боится сказать мне лишнее слово? Один день. Один, мать его, день, а мозги промыла так, словно я – самое страшное животное в их жизни. – У Ники после попкохна животик заболел, и бабушка её каким-то чаем для животика поила.

– Что?

– Ну, она пакетики в кхужку с водой мочила, а потом заставила этот чай выпить. Ника не хотела. Бабушка её отхугала и заставила выпить.

– А ты? Ты пила?

– Нет.

– Побежали, – хватаю Настю за руку, и мы несёмся по коридорам искать хоть какого-нибудь врача.

– Я же просила вас никуда не ходить! – Прилетает мне в спину.

– Она пила какую-то траву! – Так же громко на развороте говорю я. – Настя расскажи! – И мы вместе повторяем всю историю для врача.

– А ты коробочку помнишь? – Спрашивает женщина.

– Да. Там цветочки желтые были. Маленькие.

– Ну, пойдем смотреть картинки. Потому что твоя сестрёнка отравилась. Это не аллергия. В желудке пусто. Сейчас она лежит под капельницей.

– Яся, – Алекс нагоняет нас. – Как она?

– А вы, папочка, почему не приехали вовремя? Дети по вам скучали. Разводятся, а про детей совсем не думают. Эгоисты!

– Он не папа. С их отцом мы разводимся, а это друг семьи, который помог нам доехать сюда – осекаю врача. Пока мы сидим в кабинете и смотрим картинки, я нормально рассказываю всю историю, и женщина смягчается. Все вместе мы находим похожую коробочку. Это, блин, чистотел! Я пытаюсь дозвониться до Аллы Валентиновны, но телефон по-прежнему выключен.

– Теперь мы хотя бы знаем, чем примерно она отравилась, но советую дозвониться и уточнить.

– Я не понимаю. Она же взрослый человек. Почему? – Искренне не понимаю, что побудило женщину преклонных лет такое сотворить.

– Вам нужно остаться с малышкой. Она побудет у нас дней пять-шесть. Отпустить вас домой я не могу, – я с тревогой смотрю на Настю.

– Милая, дядя Алекс отвезёт тебя к бабушке, – говорю и у самой сердце разрывается.

– Я хочу с тобой. Не хочу к бабушке, – начинает снова плакать моя девочка, и я реву вместе с ней.

– А можно? –с надеждой смотрю на врача. Совсем не помню, как её зовут. Она представлялась?