Операция «Караван» - Дмитрий Янковский

Алекс добрался почти до берега и сообщил, что ближе к скалам шельфовая промоина превращается в самый настоящий фарватер, возможно искусственный. На карте этого точно не было обозначено. Глубина, указанная Алексом, позволяла подойти вплотную к обрыву и упереться в него носом не то что на «Шпике», а на любом океанском лайнере. Без всякого риска сесть на мель.

Я ощутил, как вспотели ладони. Если есть фарватер, он не может вести в никуда. И картина, лично для меня, все более прояснялась. Я вот только верить в нее боялся.

«Проход широкий, — сообщил Алекс. — Больше 20 м.».

Я понял, что можно двигать вперед. Осторожно, но можно. Конечно, военные могли запросто завалить проход перед эвакуацией, но по фарватеру это мне пройти не мешало.

Я вывел показания сонара на одну из служебных областей экрана, и самым малым ходом повел «Шпика», казалось, прямо на скалы. Нервы тут же зашалили. Но я больше доверял не глазам, а сонару. Он показывал приличную глубину под килем, а радар не видел никаких препятствий.

«Проход длина 200 м., крутой изгиб на запад, — пришло от Алекса новое сообщение. — Еще 100 м. проход, дальше бухта. Тут корабли. На плаву».

Тут я уже не смог больше сдерживать нервного напряжения. Я закрыл лицо ладонями, откинулся на спинку кресла и попросил Ольгу остановить корабль. Я не мог ей доверить управление в узком проходе, но и сам пока не был в состоянии провести «Шпика» между скалами. Мне надо было успокоиться, хоть немного, но эмоции так и распирали меня. С одной стороны хотелось плясать от радости, а с другой, я ощущал себя как марафонец у финиша, то есть, окончательно обессиленным. Словно вся моя вопя, которая понадобилась мне на прохождение моего, полного опасностей и лишений, пути, кончилась в эту минуту.

А ведь это был именно путь с одного острова на другой! В детстве я покинул родной остров на «Принцессе Регине», и чудом выжил на этом корабле под ударами биотехов, а теперь передо мной снова остров, который может стать моим новым домом, и на этом острове тоже есть корабли. Круг замкнулся, но мало кто представлял, сколько мне сил потребовалось, чтобы его замкнуть.

Говорят, у каждого человека есть свой главный полудень, свой звездный час, ради которого были прожиты все дни до этого. И у меня сомнений не было, что это и есть мой главный полдень. А все, что случится после, будет только его последствиями. И даже если впереди меня ждет еще долгая жизнь, этот миг я никогда не забуду. А может так станется, что он станет отправной точкой новой эры для всего человечества. И может именно тут, на этом острове, воздвигнут когда-нибудь памятник. Мне и моей команде, мудрому Коче, а может и всем другим, кто пойдет по нашим стопам. Охотникам. А как их еще называть?

Я убрал ладони от лица. Часы на мониторе показывали ровно полдень. Но это уже не поразило меня. Это было нормально. Кровь постепенно перестала шуметь в ушах. Мне надо было вести корабль вперед, и теперь я был к этому в полной мере готов. И расправил плечи, и выдвинул рукоять акселератора на самый малый ход. «Шпик» послушно взбил воду винтами и лег на курс.

Потаенный Г-образный проход в скалах мы миновали без всякого труда. Я был готов к девяностоградусному повороту, а места для маневра было достаточно. Ровно в четверть первого «Шпик» уже пересекал акваторию таинственной, идеально круглой бухты, в которую с запада и впадала река. Диаметр гавани был не меньше двух километров, а по ее берегам… Трудно было глазам поверить, что располагалось по ее берегам. Доки, склады, морские краны, причалы… И у причалов три огромных корабля. Сразу видно — военных. Два, скорее всего, были эсминцами, по крайней мере, так я их себе представлял по описаниям в книгах, а третий выглядел более мирно, не ощеривался в пространство жерлами орудий и ракетных бортовых батарей. Скорее всего, это было судно технического обеспечения.

Я отдавал себе отчет, что все три корабля могли быть неисправными, иначе чего их бросили тут, когда покидали остров? Но хоть бы что с ними было, они все равно были на плаву, и в любом случае их ремонт отнимет куда меньше усилий и средств, чем постройка такой флотилии с нуля. И это был такой подарок судьбы, переоценить который было немыслимо.

Велев Ольге занять мое кресло и вести корабль к свободному пирсу, я не смог отказать себе в удовольствии выбраться на обшивку «Шпика». Он резал воду туповатым своим носом, а я купался в состоянии полного, беспредельного счастья, какое бывает лишь в детстве, когда лежишь спиной в траве и глядишь на проплывающие в небесах облака. По бортам с шипением бурлила вода.

Берег приближался, а вместе с ним все четче становилась видна колоссальная инфраструктура береговой базы, укрытой в глубине острова. Я даже помыслить не мог о таком. Мог только надеяться, как надеялся профессор Челенжер добраться до своего Затерянного Мира. А это был мой собственный Затерянный Мир, но я чувствовал себя не столько профессором, сколько лордом Рокстоном, только карабина на плече не хватало. Надо было, кстати, его прихватить. Я связался с Урманом и велел ему принести автоматические винтовки из складского отсека. Через пару минут он подал мне через люк двадцатизарядную «Экстру», и тоже выбрался на броню.

Алекс уже ждал нас, сидя в мокром скафандре на краю пирса. Забрало его шлема было поднято, а рот был растянут в улыбке, чуть ли не от уха до уха. Я соскочил к нему, на бетон причала.

— Кнехты не предусмотрел Альбинос на «Шпике», — сказал Алекс. — Как будем швартоваться?

— Все бы проблемы были такими, — улыбнулся я в ответ. — За край шлюза прихватим, в такой бухте шторма не страшны.

— Судя по ее форме, тут был взрыв. Может даже ядерный. Взрывали прямо в русле реки.

Может так, может нет, мне трудно было сказать, я ведь мало соображал в строительных технологиях, тем более такого масштаба. Но очевидно было, что бухта имеет искусственное происхождение, и что создали ее позже, чем напечатали виденную мной карту. В любом случае я не видел повода для беспокойства, даже если породу взрывали термоядерным фугасом. Раз не боялись радиации расквартированные тут военные, то и нам это место навредить не могло.

Хотя, если честно, в целом бухта производила странное впечатление. Нельзя сказать, что очень уж тягостное, но и радостным его назвать точно было нельзя. К примеру, я привык, что в бухтах Суматры вода голубая, или синяя, если глубоко, или зеленая, если много планктона. А тут она имела серый оттенок. Отчасти это можно было списать на облачность. Наверняка в ясный день тут иначе. Отчасти на опресненность воды в бухте, ведь в нее впадала река. Сочетание факторов, все понятно. Но веселее от этого не становилось. Каким-то мертвым все вокруг было. Не мертвым даже, а как будто убитым.

Кроме того, кругом царила совершенно ватная тишина. Было не просто тихо, а тихо, как в помещении, и уж точно тише, чем положено на природных ландшафтах. Не было слышно ни криков птиц, ни привычного шума прибоя, ни шуршания ветра. А плеск волн о сваи причала напоминал по характеру скорее плеск воды в тазике, настолько искусственно он звучал. Пару минут я не мог понять, что это мне напоминает, хотя я уже определенно испытывал похожее состояние. Потом понял.

Много лет назад мне пришлось подрабатывать, таская декорации в муниципальном театре. Там звуки тоже гасли, едва возникнув, они тонули во множестве поверхностей, в мягком занавесе, их без остатка поглощал зрительный зал, заставленный мягкими креслами, а от высокого потолка не откликалось ни малейшего эха. Мы этого эха в обычной жизни не замечаем, но оно есть, мы его воспринимаем, и оно в огромной степени формирует привычную нам звуковую картину. А убери его, как в театре, и тут же мозг начинает тревожиться, мол, что-то не то и как-то не так.

И вот тут, на причале, ощущение было точно как на театральной сцене, или в помещении, обитом ватой. Звуки рождались, убегали и не возвращались больше, словно над нами навис не свод неба, а холстина с нарисованными на ней облаками и солнцем. Причем собственных звуков это место не рождало вовсе — все было безжизненным, давно брошенным и пустым. И очень искусственным, не создающим ощущения открытого пространства, как декорации в павильоне.

Ближайшие к бухте складские четырехэтажные здания, собранные из тонких бетонных плит, тускло отсвечивали слепыми темными окнами, подъемные краны, давно неподвижные, тянули решетчатые стрелы ввысь, но гора прикрывала от западного ветра, делая его настолько слабым, что он не издавал ни единого звука в этих конструкциях. Ни в одном из наблюдаемых вокруг бухты объектов не было жизни. Так, наверное, выглядели древние вымершие города.

Ольга выбралась из шлюза, держа короткое ракетное ружье. Осмотрелась, прислушалась.

— У! — коротко выкрикнула она, словно пытаясь разогнать почти осязаемую тишину.