Змееборец - Наталья Игнатова

Оно бы ничего, люди приезжают, люди уезжают, места на Ямах Собаки много, шефанго – народ гостеприимный, так отчего бы людям не ездить? Все так. Однако чужеземцы создавали неудобство. Серьезное неудобство. Причем, проблема была вовсе не в гостях, а в самих хозяевах.

Задолго до того, как Йорик, уставший от собственной неприкаянности, нашел пристанище в колонии Ронбахт, шенирэ Анго по вопросам культуры одобрил предложенный ему на рассмотрение текст инструкции для туристов, желающих посетить Ямы Собаки.

Слово «шенирэ» принято было переводить на другие языки как «министр», хотя перевод был далек от точности. Но с зароллаша, как ни переводи, точно все равно не получится, так что сами шефанго не возражали. Министр, так министр, воля ваша.

А инструкция стала шедевром антирекламы. Над ее составлением работал целый коллектив из урожденных шефанго и шефанго человеческого происхождения, причем последним досталась львиная доля работы, поскольку только они и могли взглянуть на Ямы Собаки со стороны.

Насколько стало известно Йорику – уже десятки лет спустя, когда он сам стал не последним жителем Империи – тяжкая работа над инструкцией доставила составителям-людям немало веселья, в первую очередь от наблюдения за коллегами-шефанго, которые ужасались каждому пункту и изумленно спрашивали: неужели, мы действительно такие?

Смех смехом, а они действительно были такими. Они были шефанго. Ни убавить, ни прибавить. И каждый пункт в инструкции был правдой.

Тем туристам, кто обращался в агентства, с пожеланием посетить Ямы Собаки сначала советовали ограничить визит островом Фокс. Те, кто не внимал совету, получали в качестве подарка прекрасно оформленную брошюру, – изданную на бумаге, а не на кристалле, что изрядно увеличивало ее ценность, – а также рекомендацию внимательно прочесть брошюру и хорошо подумать. Была, говорят, идея ввести экзамен на знание всех пунктов инструкции, но ее отвергли как бессмысленную. Даже для учащихся средних школ не составило бы труда выучить и пересказать текст такого объема, что уж говорить о взрослых? Особенно о тех взрослых, которые были или считали себя знатоками культуры Ям Собаки, и, пожалуй, могли дописать к инструкции еще с десяток пунктов отсебятины.

Хотя, уж в чем в чем, а в дописывании она не нуждалась. И, судя по инструкции, ни у кого не было шансов пережить поездку.

Убивали за все. За неправильно произнесенное имя или прозвище. За неподходящий к ситуации поклон. За взгляд искоса, не сопровождаемый поворотом головы. За ответ даме, обращавшейся к кому-то другому. За употребление в отношении шефанго слова «дочь», вместо общепринятого на Ямах Собаки «сына». За замечания, сделанные детям-шефанго. За недостаточно почтительный отзыв об оружии. За непочтительность в отношении дарков. За отказ принять подарок. За желание оплатить услугу, не нуждающуюся в оплате.

Общий смысл инструкции сводился к нескольким рекомендациям. Во-первых, оказавшись на территории Ям Собаки, даже не пытайтесь говорить на зароллаше. Ошибка в интонациях может иметь роковые последствия. Во-вторых, ни на шаг не отходите от своего экскурсовода. В-третьих, не вступайте первым ни в какие разговоры с шефанго. В-четвертых, если с вами заговорили, сразу сообщите, что вы турист, только что приехали, и никого не хотите оскорбить своим невежеством.

А, в-пятых, если шефанго решил продолжить разговор, падайте на землю, закрывайте голову руками и не двигайтесь. Возможно, вас примут за мертвого и есть не станут.

Пожалуй, с точки зрения шефанго все это действительно было забавно. Упор в инструкции в первую очередь делался на знаменитые традиции общества Ям Собаки, а их даже сосчитать никто бы не взялся, не говоря уж о выполнении. Но сами-то шефанго вовсе не считали эти неписаные правила чем-то обязательным, и, усвоив часть из них еще в малосознательном детстве, о другой части вспоминали или забывали в зависимости от ситуации. Надо ли говорить, что никто, никогда не ожидал от чужеземцев точного следования местным правилам поведения? Каждое разумное существо, прежде всего, должно помнить обычаи своего племени, и последнее дело убивать гостя за то, что он по неведению обидел кого-то из хозяев. Так что туристам на Ямах Собаки не грозило ничего, или почти ничего. Это было правдой. Но правдой было и то, что шефанго не могли устоять перед убийством. Так мужчине трудно устоять перед красивой женщиной, соблазняющей его откровенно и недвусмысленно.

Откровенно и недвусмысленно.

Никто, даже сами шефанго, не могли сказать, какой из нарушенных обычаев они воспримут, как неприкрытое желание оскорбить. Как откровенный и недвусмысленный повод. Для убийства.

И они убивали.

Это случалось редко, но это случалось. И после первого же убийства Торанго заявил, что вина за все убийства, совершенные на Ямах Собаки, будет возлагаться на убитого. Только так. Потому что шефанго неукоснительно следуют второму закону[59], и ни при каких условиях не убьют того, кто не дал к тому повода.

Торанго даже в голову не пришло, что чужеземец может убить шефанго. Он был прав, но это что-то да говорило об их характере.

Тэнлие Нур

Что ты можешь сказать – металлический смехПочему мою маску уводит в оскал,Почему в этом мире, закрытом от всехМне встречается тот, кого я не искал?Кто встречает меня за глухой пустотой,Чужой или свой?

Стихи как всегда пришли разом, и Йорик, обжигаясь ими, как расплавленным металлом, придавал форму, облекал в слова то, что заплело душу, как раскаленная колючая проволока. Отделить от себя это, причиняющее боль, сдавившее так, что невозможно дышать. Отковать. Закалить. И взглянуть на волнистый узор из множества слоев слов и музыки.

Первые строфы молчали, но дальше музыка заявила о себе настойчивей, чем слова. И только послушное серебро струн под пальцами могло смягчить жгучую боль, принять в себя и отпустить на свободу.

Что мешало машину направить в виражИли просто рвануть в тяжкий сон, темный бред,Но я слышу: «привет, сразу видно, что наш».Я, себя перебив, выдал верный ответ.Этот путь протянулся рукой над огнем,Куда мы идем?

И придется ломать легковесный засов,Чтобы не было так, как неправильно быть.В этом деле для нас не написано слов,И нужны ли слова для того, чтобы пить?

Этот выход-пролом нам придется открыть,И как дальше быть?

Все понятно до горечи слез на губах,Но уже не свернуть, если крылья горят.В наши схемы не входит понятие «страх»,Это просто твой ветер послал тебя в ад,

И не гаснет свеча в одинокой руке.Нам плыть по реке.[60]

Он вслушался в отголосок музыки, привычно и придирчиво выверяя правильность. Новая песня не всегда… не всегда бывает сразу, от первого слова до последней ноты. Песню нужно шлифовать, оттачивать, доводить до совершенства, чтобы она проникала в душу ровно, как острый клинок, не оставляя рваных ран и уродливых шрамов.

Безболезненно – в самое сердце.

– В наши схемы не входит понятие «страх», – повторил Эльрик с кривоватой усмешкой. – Вот уж, правда. А еще нам ума недостает. Добрый вечер, командор.

Йорик заметил, как он вошел – вернулся с очередного занятия с Легендой, последнего на сегодня, поздно уже. Заметил, но был слишком занят, чтобы отреагировать. Поэтому только сейчас отложил гитару и встал, все еще не вполне вернувшийся к реальности, оттого слегка потерянный.

– Рейнен ие[61], – произнес он. – Думаешь, насчет ума стоит уточнять прямо в тексте?

– Думаю, в любых стихах должна быть какая-то недосказанность, – серьезно сказал Эльрик. – А можно еще раз, сначала? Я не все слышал.

– Можно и сначала. – Йорик вновь взял гитару, – я тоже слышал не все.

Эльрик слушал внимательно, застыв в неподвижности, подобно Дхису, закостеневшему поверх его рукава красивым резным браслетом. А Йорик чувствовал себя заклинателем змей. Песня удалась, получилась правильно с первого раза, и свидетельством тому зачарованная неподвижность шефанго, чуткого ко всему, нарушающему лайах. Да, лайах. Это слово нельзя перевести, но люди попытались. И решили, что слова «красота» и «правильность» будут самыми близкими по смыслу. Это не так, ну да ладно. Не все ли сейчас равно, кто, что и как переводил с зароллаша.

Все равно.

– Это песня о том, что мы не вернемся, – проговорил де Фокс, медленно, как будто неохотно выходя из оцепенения.