В поисках христиан и пряностей - Найджел Клифф

Офицеры приняли сторону Паулу, но да Гама уже принял решение. Его обязанность заключить договор с заморином и заручиться пряностями, которые станут доказательством того, что они открыли истинную Индию. Заморин может оскорбиться, если он пошлет кого-то вместо себя. Он, да Гама, никому не может объяснить, что говорить или делать в той или иной ситуации, какая может возникнуть. Он направляется в христианский город и не намерен там долго задерживаться. Он поклялся, что лучше умрет, чем не исполнит свой долг – или увидит, как кто-то другой стяжает славу.

На стороне Васко да Гамы была история, больше его брат не возражал.

На следующий день, 28 мая, да Гама застегнул золоченую перевязь и повесил на нее меч. Он закрепил золотые шпоры, надел жесткую квадратную шляпу, похожую на бирретас, какие носили священники, – так облачившись в церемониальное платье, он вышел из своей каюты, готовый представлять своего короля. Корабли он оставил на попечении Паулу; Николау Коэльо должен был каждый день ожидать возвращения посольства в тяжеловооруженной шлюпке настолько близко к берегу, насколько сочтет безопасным.

Да Гама выбрал в свою свиту 13 человек. Среди них были Диегу Диаш и Жуан да Са, клерки с «Сан-Габриэла» и «Сан-Рафаэла», и переводчик Фернан Мартинс. Включили также и Хрониста. Все были одеты в лучшее свое платье, шлюпки шли под яркими флагами, а трубы играли туш, пока матросы гребли к берегу.

Приветствовать командора вышел вали. Собралась толпа зевак, которые напирали, чтобы хоть мельком увидеть чужеземцев. «Прием был дружественным, – отметил Хронист, – словно люди были рады нас видеть, хотя на первый взгляд казались устрашающими, поскольку держали в руках обнаженные мечи» [366].

Чиновники подготовили для да Гамы паланкин, где он устроился на мягком сиденье. Шестеро дюжих индусов подхватили на плечи бамбуковые шесты, вали сел в собственный паланкин, и процессия двинулась по утоптанной, немощеной дороге в Каликут. Когда она достигла небольшого городка Каппад, возле которого поначалу бросили якорь португальские корабли, носильщики поставили паланкины перед красивым домом, где гостей ожидал местный сановник, знаками предложивший им войти и подкрепиться. Да Гама упорно отказывался от предлагаемых деликатесов, но его менее щепетильная свита с жаром принялась уплетать угощение, состоявшее из обильно сдобренной маслом вареной рыбы и экзотических фруктов. Несомненно, португальцы удивились коровьему навозу, размазанному по полу – отчасти для того, чтобы заградить дорогу муравьям, тропы которых тянулись повсюду. «Они ничего не могут уберечь от этих малых тварей; чтобы остановить их, шкафы здесь устанавливают на высоких ножках, а эти ножки ставят в чашки с водой, где муравьи, желая вскарабкаться к шкафу, тонут» [367], – писал один европейский путешественник.

После завтрака процессия продолжила путь. На некотором расстоянии от города она вышла к широкой реке, которая текла параллельно побережью и лишь потом сворачивала к океану. Индусы помогли гостям пересесть в две связанные между собой долбленые лодки, потом сами расселись в десяток других лодчонок. И опять любопытные туземцы рассматривали чужестранцев с поросших густым лесом берегов. Когда лодки вышли на середину реки, португальцы мельком увидели лабиринт серебристых заводей, тянувшихся в глубь материка, и крупные корабли, вытащенные на их берега.

Процессия сошла с лодок приблизительно в миле вверх по реке, и да Гама вернулся в свой паланкин. Местность кругом была разделена на большие сады, обнесенные стенами, за которыми едва-едва виднелись позади высоких деревьев большие дома. На дорогу выходили женщины с младенцами на руках, чтобы присоединиться ко все разрастающейся процессии.

Через несколько часов пути гости наконец очутились на окраине самого Каликута. К их глубокому удовлетворению, первым зданием, какое им встретилось, оказалась церковь.

Но выглядела эта церковь определенно странно.

Храмовый комплекс был старым и огромным, размером с европейский монастырь. Он был возведен из блоков красновато-коричневого латерита, покрыт черепичной крышей, и к нему вело крыльцо с треугольной крышей-пагодой. Перед входом стояла тонкая бронзовая колонна высотой с мачту корабля, увенчанная фигурой птицы, по всей видимости, петухом, рядом имелась вторая колонна – более массивная и высотой в человеческий рост. При входе по стенам висело семь небольших колоколов.

Да Гама и его люди вошли внутрь. Коридор привел их в большой зал, освещенный сотнями ламп, где пахло какими-то курениями. В середине располагалась маленькая сложенная из камня молельня, к бронзовой двери которой вели каменные ступени.

Чужеземцев встретила процессия священников, голых по пояс, если не считать трех нитей на груди на манер епитрахили дьякона. Четверо вошли в святая святых и указали на скрытую в темной нише статую.

– Мария! Мария! – как послышалось христианам, распевали они.

Индусы простерлись ниц на полу, чужеземцы тоже преклонили колени в поклонении Деве Марии.

Священники окропили гостей святой водой и поднесли им белое землистое вещество, которое, как записал Хронист, «христиане сей земли, по обыкновению, наносят на лоб, грудь, вокруг шеи и на предплечья» [368]. Да Гама дал себя окропить, но свою долю странного вещества передал одному из своих людей, – как впоследствии выяснилось, в его состав входил жертвенный пепел, – и знаками дал понять, что умастит себя им позднее.

Вознеся молитвы, путешественники огляделись по сторонам. Стены были увешаны разноцветными изображениями фигур, которых португальцы приняли за святых. Ведь хотя те могли похвалиться «зубами, на дюйм выступающими изо рта, и пятью или шестью руками» [369] и были безобразны как черти, это могла быть только какая-то экзотическая разновидность святых.

По окончании церемонии португальцы вышли, щурясь на яркий свет. Возле храма имелся громадный выложенный кирпичом пруд, до краев полный воды, в котором плавали цветы лотоса, – путешественники видели много таких водоемов вдоль дороги. Приостановившись погадать о его назначении, они затем последовали за своими хозяевами через большие ворота в сердце самого города.

Процессия остановилась, чтобы осмотреть еще одну древнюю церковь [370], рядом с которой располагался еще один прямоугольный пруд. К тому времени, когда Васко да Гама и его свита из нее вышли, узкие улочки, докуда хватало глаз, запрудили любопытные толпы, и чужеземцев поспешно провели в некий дом – ожидать, когда на помощь им придет брат губернатора. Наконец тот явился в сопровождении солдат, паливших из мушкетов, и полкового оркестра из барабанов, труб и волынок. Теперь свита путешественников, писал Хронист, составляла две тысячи солдат; согласно одному описанию, следом за процессией увязалось еще пять тысяч любопытных [371]. Индия оборачивалась неожиданно безумным и хаотичным местом.

Процессия снова двинулась ко дворцу, по дороге к ней присоединялись все новые любопытные, еще больше зрителей облепили крыши домов и высовывались из окон. Когда она наконец подошла ко дворцу заморина, море голов простиралось так далеко, что число зевак невозможно было определить. Но невзирая на толчею, португальцы были поражены почтением, с каким относились к командору – «более, чем выказывают в Испании королю» [372], записал Хронист.

До заката оставалось с час. На площади перед входом в широко раскинувшийся дворцовый корпус слуги раздавали кокосы и наливали питьевую воду из золоченых кувшинов, расставленных на столах под тенистыми деревьями. Навстречу гостям вышла еще одна приветственная процессия, члены которой присоединились к сановникам, окружившим командора. Шествие неспешно двинулось через огромные ворота, которые охраняли десять привратников с окованными серебром дубинками.

«Поверят ли в Португалии, с каким почетом нас тут принимают?» [373] – сказал своим людям да Гама; так толика удивления прорвалась через его обычную невозмутимость.

За воротами перед португальцами раскинулся обширный затененный внутренний двор [374], где среди цветочных клумб, садиков, прудиков с рыбами и фонтанов располагались конторы чиновников и жилые помещения. Пройдя последовательно через четверо ворот, путешественники попали во двор аудиенций, и там столпотворение было так велико, что церемонии и любезности остались позабыты. Португальцам пришлось проталкиваться вперед, «раздавая людям многие толчки» [375], а вокруг них орудовали палками носильщики.

Из последних дверей вышел сморщенный человечек, оказавшийся главным жрецом заморина. Обняв командора, он провел его к самому правителю. Двор мог вместить две-три тысячи человек, но столь многие жаждали попасть внутрь, что португальцам пришлось проталкиваться и протискиваться еще сильнее, а индийские стражники размахивали кинжалами и даже ранили нескольких человек. Когда голова процессии оказалась внутри, носильщики навалились на ворота, заложили их стальной перекладиной и поставили стражу.