Свитки Мертвого моря - Майкл Бейджент

«Иисус отвечал им: Не написано ли в законе вашем: „Я (в псалме имеется в виду Бог. – Прим. авт.) сказал: вы боги“? Если Он назвал богами тех, к которым было слово Божие, и не может нарушиться Писание, – Тому ли, Которого Отец освятил и послал в мир, вы говорите „богохульствуешь“…»

Павел же, напротив, как бы отодвигает Бога на второй план и впервые устанавливает почитание самого Иисуса, причем Иисус становится иудейским аналогом Адониса,[106] Аттиса,[107] Таммуза[108] и прочих умирающих и воскресающих божеств, которые были столь популярны на Среднем Востоке в ту эпоху. Чтобы иметь шансы соперничать с этими богами, Иисус должен был соответствовать представлениям о них, что называется, слово в слово, чудо в чудо. Именно в этот период с биографией Иисуса начали ассоциироваться многие чудесные моменты, в том числе и, по всей видимости, Его чудесное рождение от Девы и воскресение из мертвых. Эти детали, естественно, представляют собой изобретения самого Павла, диаметрально противоположные «чистому» учению, проповедниками которого выступали Иаков, брат Господень, и прочие члены Иерусалимской общины. Таким образом, неудивительно, что Иаков и его единомышленники были крайне удивлены узнав, что именно проповедует Павел.

И тем не менее Павел знал, что делал. Он прекрасно разбирался, причем на удивительно высоком даже по современным меркам уровне, в технике религиозной пропаганды.[109] Он понимал, что необходимо для того, чтобы превратить человека в бога, и осуществлял это куда более умело и последовательно, чем римляне, насаждавшие культы своих императоров. Павел, как он сам признавал, не претендовал на то, что повествует о реальном Иисусе – человеке, которого и Иаков, и Петр, и Андрей знали лично. Напротив, во втором послании к коринфянам (2 Кор. 11, 3–4) Павел прямо заявляет, что члены Иерусалимской общины проповедуют «другого Иисуса».[110] Их посланники, говорит он, называют себя «служителями правды»[111] – характерно кумранское выражение. Отныне они стали и по делам своим, и по учению открытыми соперниками Павла.

В соответствии с данными ему инструкциями Павел, по мнению большинства исследователей, ок. 48–49 гг. н.э. возвращается из Антиохии в Иерусалим и встречается с лидерами тамошней общины. Неудивительно, что вспыхивают новые споры. По свидетельству Книги Деяний, Иаков, стремясь сохранить мир в церкви, соглашается пойти на компромисс, чтобы облегчить «язычникам» возможность вступления в общину. Трудно поверить, но он соглашается закрыть глаза на нарушение некоторых положений Закона, оставаясь непреклонным в отношении соблюдения других.

Павел тоже вынужден идти на уступки лидерам общины. На этом этапе он также нуждается в ее поддержке – не с тем, чтобы придать легитимный характер его проповеди, а с тем, чтобы легитимизировать и тем самым обеспечить выживание общин (церквей), основанных им за пределами Палестины. Он предпринимает новое миссионерское путешествие, уча и проповедуя, а затем, по свидетельству Книги Деяний (Деян. 18, 21),[112] вновь возвращается в Иерусалим. Большинство его посланий относятся именно к этому периоду – между 50 и 58 г. н.э. Из его посланий со всей очевидностью следует, что к тому времени он практически полностью устранился и от связей с лидерами Иерусалимской общины, и от их строгостей в соблюдении Закона. В своем миссионерском послании к галатам, созданном ок. 57 г. н.э., Павел с грустью говорит: «…в знаменитых чем-либо, какими бы они ни были когда-либо, для меня нет ничего особенного…» (Гал. 2,6). Его богословские взгляды также коренным образом отличаются от воззрений ревнителей Закона. В том же послании к галатам (Гал. 2, 16) он постулирует, что «человек оправдывается только верою в Иисуса Христа, и мы уверовали во Христа Иисуса, чтобы оправдаться верою во Христа, а не делами закона, ибо делами закона не оправдается никакая плоть». В другом послании, послании к филиппийцам (Флп. 3, 9), он высказывается вполне определенно: «И найтись в Нем не своею праведностью, которая от закона, но с тою, которая чрез веру во Христа, с праведностью от Бога по вере». Это уже откровенно провокационные и вызывающие саморазоблачительные признания ренегата-отступника. Таким образом, «христианство», которое впоследствии будут связывать прежде всего с именем Павла, порвало со своими корнями и стало проповедовать не личность Самого Иисуса, а образ Иисуса в представлении Павла.

В 58 г. н.э. Павел вновь отправляется в Иерусалим вопреки просьбам его сторонников, которые из опасений перед иерархами Иерусалимской общины буквально умоляли его не ходить и не рисковать собой. Тем не менее Павел вновь встречается с Иаковом и другими лидерами общины. Используя типично кумранские выражения, они выказывают свою озабоченность, – которую, кстати сказать, разделяют и другие «ревнители Закона», – что Павел в своих проповедях, обращенных к евреям зарубежья, побуждает их пренебречь соблюдением Моисеева Закона.[113] Это, разумеется, было вполне справедливое обвинение, как следует из посланий самого Павла. Книга Деяний умалчивает о реакции Павла на подобные обвинения. Однако возникает впечатление, что, оправдываясь и отрицая обвинения в свой адрес, он попросту лгал. И когда ему предложили пройти обряд очищения в течение семи дней и тем самым продемонстрировать несправедливость обвинений против него и свою приверженность Закону, Павел с готовностью согласился.

Однако всего через несколько дней он вновь подвергся нападкам со стороны тех «ревнителей Закона», которые отличались куда меньшей сдержанностью, чем Иаков. Когда Павел находился в Храме, он был атакован толпой поборников благочестия. Они восклицали: «Мужи Израилевы, помогите! этот человек всех повсюду учит против народа и Закона и места сего» (Деян. 21, 28). Вспыхнули волнения; Павла выволокли из Храма, и его жизнь была в опасности. В решающий момент его невольно спас римский офицер, который, услышав о беспорядках, явился к Храму с отрядом солдат. Павел был арестован и закован в цепи по первоначальному подозрению, будто он является лидером сикариев – террористовбоевиков из числа зилотов.

В этом месте повествование становится запутанным, так что можно заподозрить, что какая-то часть его была отредактирована или даже опущена. По свидетельству дошедшего до нас текста, Павел, когда римские воины взяли его под арест, протестовал, заявляя, что он –еврей из Тарса, и просил позволить ему обратиться к толпе, которая буквально только что едва не линчевала его. И римский офицер, «тысяченачальник полка» (Деян. 21, 31), как ни странно, позволил ему сделать это. Обращаясь к иудеям, Павел стал ссылаться на то, что учился у фарисеев, в частности у Гамалиила (знаменитого мудреца и учителя той эпохи), на свою первоначальную враждебность к «ранней церкви», свою трагическую роль в мученической смерти Стефана и, наконец, свое уверование. Все эти доводы или, возможно, какая-то часть их (какая именно – судить трудно) вызвали в толпе новый приступ ярости. «Истреби от земли такого! ибо ему не должно жить!» (Деян. 22, 22) – кричали они.

Не обращая внимания на эти призывы, римляне привели Павла в «крепость» (Деян. 22, 24), по всей вероятности – крепость Антония, служившую военной и административной резиденцией римских оккупантов. Там они намеревались устроить ему допрос и приказали бичевать его (Деян. 22, 24), чтобы выпытать правду. Правду о чем? О том, почему Павел навлек на себя столь яростную враждебность. Однако Павел уже со всей ясностью публично заявил о своей позиции. Видимо, в его речи присутствовали некие элементы, которые по причинам, которые трудно понять из текста Книги Деяний, показались римлянам подозрительными и даже опасными. Как бы то ни было, по римским законам было запрещено подвергать бичеванию человека, имевшего официальные права римского гражданства. Павел же, как уроженец Тарса и выходец из богатой семьи, такие права, безусловно, имел. Таким образом, он сумел избежать телесного наказания, однако остался в темнице.

Тем временем группа воинственно настроенных евреев, числом около сорока человек или даже более, вступила в тайный сговор. Они условились, что не будут ни пить, ни есть, пока им не удастся убить Павла (Деян. 23, 12–13). Подобную свирепую ненависть, если не сказать – готовность к мести, трудно ожидать от «рядовых» фарисеев и саддукеев. Те, кто пылали ненавистью к Павлу, явно были «ревнителями Закона». Но единственными страстными ревнителями Закона во всей Палестине в то время были те самые таинственные сектанты, священные тексты которых много веков спустя были обнаружены в Кумране. Так, например, Эйзенман обратил внимание на один фрагмент так называемого Дамасского документа, который предусматривал, что «если человек, поклявшись всем сердцем и душой следовать Моисееву Закону, совершит беззаконие, для него должно требовать возмездия».