Повелитель бурь - Андрей Воронин

Большой «лендровер» уверенно двинулся вперед сквозь пелену дождя, как океанский лайнер сквозь шторм. Под колесами зашипела вода. Когда колеса попадали в лужи, она ударяла в днище с точно таким же звуком, какой бывает, когда встречная волна бьется о дно идущей на большой скорости моторной лодки.

«Да, — подумал Становой, — хорошо бы сейчас на рыбалку!»

Подумал и удивился: господи, ну какая сейчас может быть рыбалка? Того и гляди, самого подденут на крючок, подсекут и возьмут за жабры — попался, который кусался!

Ситуация и впрямь внушала определенные опасения, если не сказать страх. Да, именно страх, а что такого? В страхе нет ничего постыдного, страх — это просто проявление предусмотрительно заложенного в нас матерью природой инстинкта самосохранения, без которого все мы давным-давно вымерли бы, как динозавры. Не боятся только полные идиоты — в прямом, клиническом смысле этого слова, — да еще, пожалуй, коматозники, которым бояться, по большому счету, нечего.

М-да, подумал Максим Юрьевич, поганое это дело — быть вылепленным из одного теста, скажем, с Димочкой Вострецовым. Помня об этом, уважать себя бывает затруднительно. Как все-таки хорошо, что этот жирный слизняк ничего не знает. Молодец я, что ничего ему не сказал. И не скажу, потому что это себе дороже…

Проезжая мимо Лубянки, Максим Юрьевич притормозил и остановился у бордюра, не выключая двигатель. Громоздкое желто-серое здание тускло сияло всеми своими окнами — господа чекисты по случаю пасмурной погоды вовсю жгли электричество. Где-то там, за одним из этих окон, сидел в своем кабинете генерал-майор Потапчук, старательно плетя липкую паутину для Максима Юрьевича. Воображение у Станового сегодня что-то разыгралось, и он вдруг представил себе Потапчука, который, по-старушечьи оттопырив нижнюю губу и сдвинув на кончик носа очки, позвякивая спицами, вяжет мелкоячеистую рыбачью сеть. Максим Юрьевич усмехнулся и привычным усилием воли погасил картинку, будто выключил телевизор.

Он закурил и немного съехал на сиденье, приняв расслабленную позу человека, которому не о чем беспокоиться. Лучше всего ему думалось именно в машине, и особенно в такую вот мерзопакостную погоду, когда хороший хозяин собаку на улицу не выгонит. Низкие темные тучи и струящаяся по стеклам вода создавали приятный контраст с мягким сухим теплом автомобильного салона, где слышался тихий убаюкивающий рокот мощного двигателя, мерно постукивали «дворники» и уютно светилась приборная панель, Страшно было подумать, что всего этого можно в одночасье лишиться, и из-за чего — из-за просчетов стареющего заики, не прочитавшего за всю свою жизнь и нескольких книжек!

Потапчук… Сильный противник… У него под черепом, кроме следа от фуражки, сохранилась парочка извилин, с ним можно потягаться, но реальной угрозы он все равно не представляет, потому что ему мешали, мешают и будут мешать коллеги, обстоятельства, законы, а в конечном счете, государство — то самое, на благо которого, как ему кажется, он работает.

Потапчук — белая ворона. Он один из тех редкостных чудаков, которые свято исповедуют эту бредовую идею, что, дескать, лучше оставить на свободе пятерых виноватых, чем по ошибке шлепнуть одного невиновного. Люди для него — не просто дешевый, расходный материал, наподобие гвоздей, шурупов или патронов для пистолета. Словом, уважаемый Федор Филиппович никогда не отдаст приказ на ликвидацию, пока не убедится, что исключена возможность ошибки. А убедиться в этом ему будет очень непросто. Догадаться-то легко — после всего, что наворотил Удодыч там, в горах, это задачка для дошкольника. Фактов у Потапчука сколько угодно, но факты — вещь скользкая. Интерпретировать факты, которыми располагает Потапчук, можно как бог на душу положит: хочешь — так, а хочешь — этак. Прямых, неопровержимых улик против Максима Станового быть не может, а то, что в разгар событий он все время крутился где-то поблизости от их центра — ну так ведь он выполнял свои прямые обязанности. Если за это подсылать к людям киллеров, тогда нужно перестрелять всех до единого спасателей, которые в тот момент находились в районе катастрофы…

Конечно, расслабляться рано. Потапчук — дядька добросовестный, и сейчас, пока Максим Становой сидит в машине и уговаривает себя, что бояться нечего, его серые мышата в погонах без устали роют яму чересчур удачливому полковнику МЧС. Днем и ночью трудятся, копают, не щадя зубов и лапок, копошатся вокруг: ревизуют счета, анализируют доклады, сверяют места и даты, ищут и не могут найти брешь в линии защиты… И если дать им вдоволь времени, они ее обязательно найдут, потому что следы остаются всегда. Им ведь много не надо! Потапчуку вовсе не обязательно собирать тома уголовного дела и препираться в суде с хитроумным адвокатом, способным доказать, что черное — это белое, и наоборот. Похоже, в этом деле Потапчук назначил самого себя и прокурором, и адвокатом, и судьей. Как только ему станет ясно, что Становой — именно тот человек, которого он ищет, на сцену сразу же выйдет палач. Скорее всего, все будет обставлено как несчастный случай — уж чего-чего, а специалистов такого профиля в спецслужбах всего мира всегда хватало.

Единственное, о чем Становой сейчас по-настоящему жалел, так это о том, что, поддавшись на уговоры Удодыча, разрешил ему попытаться устранить Потапчука, Конечно, это было очень заманчиво и ничуть не зазорно — на войне как на войне, — но проклятый прапорщик опять сплоховал, наняв для исполнения работы какого-то наркомана. Вполне возможно, этот парень когда-то и впрямь служил в спецназе, но с тех пор утекло слишком много воды. Из чисто спортивного интереса Максим Юрьевич наведался в морг и осмотрел тело этого, с позволения сказать, киллера. Зрелище было впечатляющее. И это притом, что чертов подонок, по идее, имел преимущество внезапности! Да, если он и был когда-то профессионалом, то столкнуться ему пришлось с настоящим мастером!

Стрелял, конечно, не Потапчук — он был слишком стар для таких упражнений. Скорее всего, киллера свалил этот его таинственный приятель, инженер Корнеев, наделенный отвратительной способностью вечно оказываться там, где в нем меньше всего нуждались. С этим фальшивым инженером следовало как можно скорее разобраться — если не для пользы дела, то хотя бы из принципа. Максим Юрьевич уже успел навести справки и выяснил, что в Рязани действительно живет некий инженер Корнеев, паспортные данные которого полностью совпадали с теми, которые указал странный знакомец генерала Потапчука. Но дело было не в нем, а в том, что неудачное покушение убедило генерала в правильности избранного пути. Логика была проста: раз его пытались убить, значит, он находился в двух шагах от разгадки.

Эх, Удодыч, Удодыч…

Что ж, подумал Становой, свой клок шерсти я с этого дела поимел. Видимо, пришло время искать другое занятие. В конце концов, какую область искусства ни возьми, повсюду одним из главных признаков настоящего таланта служит чувство меры. Ни при каких обстоятельствах нельзя зарываться, утрачивать это самое чувство.

Нет, подумал он, идея себя исчерпала, а значит, хватит плыть по течению. Пора обзаводиться новой идеей, пока старая не рухнула и не похоронила меня под обломками. Только сначала необходимо привести в порядок все свои дела. Терпеть не могу, когда прошлое, о котором ты давно забыл, вдруг хватает тебя за ноги и, как оживший утопленник, тянет на дно.

Необходимо увидеться с генералом Потапчуком — посидеть, выпить по рюмашке, вспомнить былые деньки. Может быть, все-таки удастся как-то договориться с этим старым псом…

С этой мыслью он тепло улыбнулся большому дому на Лубянке, включил указатель поворота, выжал сцепление и осторожно отчалил от бровки тротуара, держа путь к ресторану, где была назначена встреча с Вострецовым.

ГЛАВА 12

— Может быть, чаю? — предложила Вера Николаевна.

Ее широкое простоватое лицо выражало истинно русское радушие пополам с легкой растерянностью. Наблюдать за нею было одно удовольствие: по доброте душевной впустив в дом вымокшего до нитки незнакомца, она теперь не знала, что с ним делать. Столбом торчать в дверях гостиной, где расположился приезжий, было как-то неловко, а оставить гостя одного казалось боязно: а ну как что-нибудь сопрет? Поминай его потом, как звали! Что с того, что в доме, кроме старенького телевизора, взять нечего? Нынче пошли такие времена, такие люди, что выносят все подчистую — говорят, даже обои со стен срывают, доллары припрятанные ищут.

Гость в раздумье взялся за кончик носа, пряча в ладонь улыбку: он оценил дипломатические способности Веры Николаевны. Нужно было отдать должное найденному ею компромиссу: вроде бы, и заботу проявила, и без присмотра постороннего человека не оставила.

— Чаек — это зд-дорово, — сказал гость, одним легким движением поднимаясь из старого, продавленного кресла. — В самый раз по такой п-погоде.