Бремя удачи - Оксана Демченко

– Почему ты никогда не делал мне предложение? – поинтересовалась Геро, пока ее несли на кухню и устраивали у стола.

– Я знаю ответ.

– Но я его не знаю!

– Отчего же. Ты просто не желаешь знать, тебе нравится свобода. Сейчас, обычное дело, ты видишь то, что тебе угодно, и слышишь то, что приятно уху. Вопрос требуется всего лишь как повод издеваться над глупым, послушным Големом.

– Ну…

Гюнтер вздохнул, наполнил бокалы и осмотрел суфле и франконские шоколадные конфеты, вредные с точки зрения работы желудка и общего тонуса кошелька. На чьи деньги куплено, не стоит и сомневаться… Желание выгнать наглейшую из студенток университета даже не трепыхнулось, давно и надежно задушенное. Голем мрачно уставился в пол. Быть посмешищем? Не он первый, не он последний. Цветок из вазы вполне годится. Встать на одно колено и ублажать это чудовище, от общения с которым нет и капли пользы – только огорчение и осознание своего несовершенства. Им, герром Бримом, можно управлять. Без магии. Потому что к пси-внушению он исключительно устойчив.

– Геро, согласна ли ты…

– Знаешь, ты прав, – почти виновато хмыкнула девушка. – Не согласна. Я вдруг подумала: сейчас ты мне сообщишь о руке и сердце. Все, что следует, о твоих руках я и так знаю. А сердце… Оно есть?

– Скорее всего да.

– Вот-вот, логика снова поперла, – нахмурилась Геро.

Быстро отпила два глотка вина. Сладкого франгосского, хранимого специально для нее. Тот самый сорт, тот самый год. Все точно и безошибочно. И все не то. Девушка посмотрела сверху вниз на своего ценного рыцаря, способного решать проблемы и помогать без всякой платы.

– Между прочим, я кое-что знаю. И мне кажется, это тебе будет полезно. Я – и вдруг приношу пользу. – Она рассмеялась и сползла со стула на пол, ткнула Голема пальцем в живот. – Помнишь, мы с тобой искали сведения о джиннах? Год назад, когда в Ликре разразился скандал и ты вдруг сам явился и попросил пояснить о голосе и тонких деталях соединения компонентов пси со стихийной акустикой.

Голем коротко кивнул. В очередной раз попытался понять: почему ему не противно ощущать себя игрушкой этой бездарной магички, возомнившей себя жрицей? Потому, что она все делает от души и без умысла. Так от этого еще больнее. Потому, что ничего серьезного и не может возникнуть. У него есть цель и дело жизни. Увы, даже такое безупречное и основательное рассуждение не помогает, как помогало обычно, в иных случаях… Потому, что сам он никогда не будет похож на Геро и не станет хотя бы созвучен ее настроению: безразличным к завтрашнему дню, склонным верить в случайности, складывающиеся нехудшим образом, в то, что самый длинный и темный тоннель выводит к свету. Без карты, лампы и веревки, без опыта пребывания под землей – все равно выводит…

Гюнтер попробовал улыбнуться и, как всегда, выделил из темно-бронзовых волос длинную прядь, стал ее процеживать сквозь пальцы, удивляясь тому, что у волос-то есть характер. Упругие они, сворачиваются в кольца и не желают выпрямляться. Геро потянулась к уху, обдавая запахом своих новых духов, таких же терпко-горьковатых, как и все прежние.

– Я на вокзале три дня назад слышала необычного джинна, – мягким, пробуждающим мурашки шепотом сообщила она.

Гюнтер замер. Упрямая прядь выскользнула из ладони.

– Три дня назад. Почему ты не сказала сразу?

– Меня еще не отчислили, – дернула плечом Геро, – и я была не особенно трезва, мы праздновали день рождения. Если я подумаю, то вспомню чей. Погоди.

– Неважно. Что с вокзалом и джинном?

– А, да это я так, удивить тебя хотела, – рассмеялась Геро. – Глупости. Я встречала двоих студентов из Аттики, по обмену. Они опоздали к началу учебного года…

– Знаю, поезд через Мюнтель, Ганза, прибытие в семнадцать тридцать пять, – быстро кивнул Гюнтер.

– Я их встретила и побежала купить конфет, пока эти недотепы возились с багажом. Было солнечно, душа пела, и я вздумала проверить одно созвучие. У вокзалов тоже есть история, я решила считать след. – Геро округлила губы и выдохнула звук, низкий, вибрирующий, волнующий душу и действительно порождающий порыв эмоций и воспоминаний. Насмешливо проследила, как моргает Гюнтер, пытаясь вернуть пошатнувшуюся трезвость рассудка. – Тот звук был сильнее – место людное, петь не запрещено. Прошлое в ответ промолчало, зато он вроде бы на миг обозначился. Не такой, как остальные. Он услышал и закрылся, эхо не пришло. Понимаешь? Откликнуться мог бы, если верить нашим изысканиям и домыслам, только джинн, но заметить и закрыться – это совсем странный джинн. Сильный или, наоборот, бездарный. Он сперва проявился, а затем сгинул, как тень.

– Как небольшая прореха в общей картине, – задумался Гюнтер.

– Именно. Год назад мы искали и ожидали совсем иного. Не знаю даже, с чего я взяла, что это был джинн. Я спела еще раз, и все было полноценно и равномерно. Какой-то дурак полицейский подошел и потребовал прекратить шум. Ну, потом он мне и купил конфеты, – подмигнула Геро. – Глупости. Ты же знаешь, во мне магии маловато. Меня давно бы надо отчислить.

– Тогда ты уедешь, – признал Гюнтер.

– Этой осенью мне сделали сорок семь предложений, – прищурилась Геро. – Твое – в десятке лучших. Но ты прав, я уеду. Не люблю зиму, не люблю патриотов с оловянными глазами и этот ваш порядок, везде и всюду, по поводу и без.

Гюнтер поцеловал бронзовые волосы на макушке. Обнял узкие плечи и задумался. Нелепое существо, более всего похожее на бабочку-однодневку. Красивое, неглупое, желающее создавать вокруг себя праздник и бессильное противостоять зиме.

– Уезжай. Геро, завтра утром я отведу тебя к фон Нардлиху. В Ликре зимы холодные, зато шубы теплые. И порядка у них куда меньше, тебе понравится.

– Голем! – возмущенно вспыхнула девушка, ударила кулачком в живот и попыталась вывернуться.

– Сегодня не отпущу, – сразу предупредил Гюнтер. – Завтра куплю билет и посажу на поезд. Визы для студентов обмена не требуются, к тому же у Аттики с Ликрой наилучшие отношения и твой паспорт все решает.

– Ты железяка бездушная! Ты…

– Я делаю все необходимое, чтобы ты не оказалась на моем пути к цели, – ровным голосом сообщил Голем. – Еще вина?

– Да. Сволочь ты. Много вина. Что я, трезвая, буду делать тут целую ночь? Ты же скучный. Ты слышал? Ты скучный и смеяться не умеешь, ты ругаться не в состоянии, ты даже злиться себе не позволяешь. Ты тварь клыкастая в строгом ошейнике!

Стилет впился в предплечье, Гюнтер сжал зубы и с легким недоумением осмотрел узкое жало лезвия, торчащее из-под рукава рубашки, мокнущего пятном крови. О том, что для женщин Аттики ношение оружия – традиция, а тем более для знатных женщин, он, само собой, читал и помнил. При всей нищете рода Геро имя ее предков было не самым безвестным. И обращению с оружием вздорную девицу учили усердно. Это немного успокаивало. Гюнтер пошевелил рукой, пытаясь сообразить, как бы поудобнее достать стилет, поскольку удар нанесен со спины и рукоять расположена неудобно. Помощи ждать не приходится: сама Геро уже убежала с кухни и рыдает в комнате, швыряется вещами и шумит на родном наречии, упоминая немало слов, знать которые при ее происхождении не полагается.