Та, что будет моей - Агата Лель

это скрутил его сзади и рывком оттащил от валяющегося словно мешок с дерьмом Валентина. На адреналине замахнулся и на того, третьего за спиной, он вообще был готов положить сейчас любого, но не тут-то было: самозванец хорошо знал, что делает, и однозначно был покрепче Валентина и даже самого Вишневского.

— Артур, хорош. Слышишь? Прекращай. Ты ж его убьешь.

Тяжело дыша, Вишневский обернулся и увидел, что это Градов.

— Ты что… здесь… забыл?

— А ты думал, я позволю, чтобы ты потом сидел за какого-то мудака? Ты ж сам мне адрес назвал. Пятнадцать минут и мы здесь. Служебные мигалки — вещь.

Валентина уже поднимали с пола два крепких ОМОНовца. Признаться, выглядел тот далеко не лучшим образом, но удовлетворения Вишневский не ощутил, вот если бы тот совсем не смог встать — да.

— Так что тут у вас произошло вообще? — задал вопрос майор, но Вишневскому было уже не до него: кое-как вытерев рукавом кровь под носом, быстро метнулся к складу — Валюша сидела на одной из коробок и плакала, а увидев Артура, неуклюже спрыгнула на пол и бросилась к нему на руки.

— Вот видишь, я же говорил, что скоро приду, — Артур обнял дочь, ощущая, как колотиться сердце. Он уже отомстил соседу за каждую ее слезинку, но этого казалось мало, хотелось вернуться и добить ублюдка.

— Я испугалась. Это плохая игра!

— Но мы в ней все равно победили, как договаривались.

— А в чем у тебя щеки?

— Это… варенье, — Артур шмыгнул наверняка сломанным носом. — Вишневое.

Заплаканное лицо расплылось в улыбке:

— Ты что, Карлсон, который живет на крыше?

— Ну, что-то типа того.

— А я не люблю варенье.

— Да я тоже, — Артур тоже не смог смог не улыбнуться.

Валюша обняла его за шею руками, а ногами за талию, повиснув словно маленькая обезьянка. И это было настолько необычное беспрецедентное ощущение. Осторожное, словно поступь хищной кошки в полной темноте, но в то же время мощное, словно сокрушающее цунами.

Он аккуратно погладил девочку ладонью по спине, вдруг осознав, что быть отцом — не страшно.

— А почему ты назвала меня так?

— Как?

— Ты назвала меня папой. Это тебе мама рассказала?

— Нет, дядя Валя. Он сказал: сейчас за тобой придет твой папка, мажор недоделанный.

Долбаный ты Валя.

— Мне нравится, что ты мой папа, — улыбнулась она, и провела крошечной ладошкой по его растрепанным после драки волосам. — Ты хороший. А что такое мажор недоделанный?

Надо его все-таки добить.

Но добить не вышло: бравые парни Градова уже оттащили соседа в служебную машину. На завтра идиоту выкатят обвинение по нескольким статьям, но это Вишневского сейчас совсем не волновало.

Отыскав на полу потерянную в драке игрушку, бережно отряхнул и отдал дочери.

— Поехали к твоей маме? Она волнуется.

— А где она? Дома?

— Нет, в больнице.

Валюша кивнула и доверчиво вложила ладошку в руку приобретенного отца.

Время на часах приближалось к полуночи, день подходил к концу… день остальных людей, но не Вишневского.

Часть 31

* * *

В приемном покое в этот час было пустынно: Артур сидел прислонившись спиной к стене, ощущая себя до смерти уставшим и разбитым. Причем разбитым в прямом смысле — досталось ему тоже неплохо, но от рентгена и обработки ссадин он отмахнулся, просто смыв в больничной душевой с лица уже засохшую кровь.

Аглае накладывали швы и после делали МРТ, из-за чего в кабинет его не пустили, как бы он того не просил. "Нет, исключено!". Поэтому, смирившись, он сидел и ждал, когда появится возможность ее увидеть.

Отговаривали, конечно, сказали прийти утром, но разве он когда-либо отличался послушанием?

Валюшу тоже осмотрели и, убедив взволнованного новорожденного отца, что с ней все в абсолютном порядке, положили девочку спать в пустующей, оплаченной Вишневским, палате.

Это не день, а какой-то чертов ад, столько событий навалилось. Кажется, такого количества негатива не было за всю его жизнь. Впрочем, хорошее, на удивление, во всем этом водовороте случившегося было тоже — он окончательно осознал, что для него самое важное и нужное. Осознал через внутренние протесты, несогласие, споры. Через врожденное упрямство и броню наращенного годами цинизма.

Две девочки, что находились сейчас за дверями практически соседних палат, имели гораздо бо́льшее значение, чем все, что он нажил и что возвышал прежде.

Вот уж действительно через тернии к звездам.

Когда они ехали с Валюшей в больницу, позвонила Инна Алексеевна и спросила, ждать ли его домой, на что он коротко бросил, что Аглаю едва не убили, что самому прилично досталось и что нет, домой его не ждать. О Джессике он даже не вспомнил, поэтому вопросов о ней не задал.

Из палаты вышел уставший врач, стягивая по пути медицинскую маску, Артур тут же подскочил с места, явно не собираясь отпускать доктора на заслуженный отдых. И плевать, что время почти два часа ночи.

— Как она?

— Относительно в порядке. Совершенно точно сотрясение мозга и рассечение затылка, швы мы наложили. Более точно все расскажет результат МРТ, но это уже утром. Впрочем, думаю, что ничего страшного оно не выявит, — и смерил Артура оценивающим взглядом. — Вам бы тоже осмотр не помешал — переносица скорее всего сломана. И, кажется, в двух местах.

— Плевать. Я могу к ней зайти? На минуту.

— Ей дали снотворное, нежелательно.

— На минуту же, сказал, — не слишком вежливо обогнув доктора дошел до кабинета и открыл дверь.

Увиденная картина еще долго будет стоять перед глазами — это он знал точно: Аглая лежала посередине кровати с подъемным механизмом, накрытая до груди одеялом.

Какая же она бледная… Лишь разметавшиеся по подушке ярко-рыжие волосы вносили в стерильность картины вызывающе яркие краски.

Вишневский тихо подошел ближе и, опустившись на край кровати, взял девушку за бледную руку: Аглая открыла глаза и повернула